И вот другими путями люди опять приходят к соображениям об урегулировании механических достижений. Это уже будет не вопль против машин, не невежественное ворчание против усовершенствований, но зов о правильной соизмеримости. Ведь столько бывших невидимок стало видимками, и зато многие узренные давно видения сделались невидимками.
Грубое обращение с невидимыми энергиями может вызвать бесчисленные бедствия. Сколько же истинного знания нужно, чтобы все миллионы безработных нашли бы полезное и радостное применение, как заповедано Жизнью.
Если шапка-невидимка может что-то скрыть, то Дух человеческий может открыть Истину во всем ее великолепии.
Особенно трудно бывает людям переменять условия быта. Невольно вспоминается древняя поговорка, что «старую мебель не следует передвигать». Но пословица мудро определяет, что не следует передвигать нечто старое. Значит, всякие трудности относительны лишь нашему сознанию. Действительно, очень часто люди говорят о трудностях, создав их в своем воображении и утвердив их предубежденным сознанием.
Городской житель, обуянный условностями городского комфорта, считает, что жизнь в шатрах или в юртах будет самым ужасным существованием. Если он с таким предрассудком попадает в условия степной жизни, то, конечно, он сам же и надстроит всякие ужасы. Если же он придет во всякие условия с представлением о том, что люди живут везде и условия жизни создают они сами, то и все миражи ужасов рассеются. Недаром дети, пока они еще не заразились условными суевериями, так стремятся к передвижению, к познаванию и легко приспособляются ко всевозможным условиям.
Кто знает – может быть, все переселения народов, созданные последствиями великой войны, не что иное, как урок-испытание для обновления и расширения сознания? Вспоминаю, как одна просветленная, высокодуховная женщина когда-то ужасалась, что неужели ей придется пробыть всю жизнь в благополучных городских условиях? Действительно, если представить себе, что все обитатели Земли дошли до маленького благополучия, то ведь в этой маленькой ограниченности будет заключаться великая опасность омертвления. И вот великий перст указал народам опять постранствовать, опять встряхнуться для восприятия обновленно углубленных строительств.
За все эти годы всякому, видевшему многих людей, приходилось убеждаться в существовании двух определенных типов. Одни выплывали даже среди неимоверных опасностей. И не только выплывали, но и приносили посильную пользу окружающим. Несмотря на семейные и всякие имущественные положения, они оставались и бодрыми, и светлыми, и дружелюбными. Другой же тип, даже и при посторонней помощи, все же шел книзу. Не мог примириться с изменением условий и наименований. Не только считал себя несчастным, но и вносил то же серое, скучное несчастье среди окружающих.
Всякое передвижение для этих людей было уже каким-то наказанием Свыше. Они не только не познавали новые местные условия, но погрязали лишь в неосновательных осуждениях всего, для них непонятного. Одним из главных утешений для них оставалось взаимоосуждение и взаимоумаление, точно бы, умаляя кого-то, они надеялись тем возвыситься сами. Вместо того чтобы научиться приспособиться, понять, сострадать и продвигаться, они предпочитали медленно погружаться на дно, как в старой украинской пословице: «Не трать, куме, силы напрасно, опускайся прямо на дно».
Такие явления, как мы видели за эти годы, не относились к какой-либо одной народности. Они были чисто международным явлением, из которого живые духом могли научаться в жизни преимуществам действенного оптимизма и ужасам невежественного пессимизма. Конечно, эти два основных типа человечества, один – ведущий, преуспевающий, одухотворенный, а другой – омертвленный, невежественный, погрязающий, были всегда. Но годы особого мирового смущения лишь выявили их с особою четкостью.
Опытные воспитатели всегда понимали, что детей нельзя отрывать от природы, ибо лишь в ней они сохранят подвижность, находчивость и решимость. Мудрый врач всегда советовал горожанам держаться ближе к земле, и последствия таких мудрых жизненных советов мы видели часто. Всякие «соколы», скауты, «разведчики», «костряки» и другие здоровые сообщества, выводящие горожан в природу, явились одним из самых здоровых явлений последних лет. Все, что призывало к дружественному костру, у которого все должно было быть сделано самим, все это укрепляло дух. И не только все должно было быть сделано самим, но и все должно было быть обдумано в какой-то новой, а может быть, и лучшей мере.
Изобретательность должна быть упражняема. Кто знает, мог ли бы образоваться такой великан изобретательности, как Эдисон, если бы он оказался в маленьком городском благополучии? Каждый из нас видел много примеров, когда даже более или менее способные люди были заедаемы обстановкой пошлого благополучия. Помню, как один выдающийся педагог, выпуская в жизнь своих питомцев, говорил некоторым из них: «Жалею, что родители ваши богаты, как бы вы не попали в золотую клетку». А другим он говорил: «Не отягощает металл крылья ваши. Летите высоко и далеко».
Как бы в оправдание этих советов, вдруг затряслись условные ценности. Даже такое прибежище, как земельные бумаги, и те оказались как бы в землетрясении. Некий житель во время землетрясения, выбегая из дома, жаловался: «Вот тебе и недвижимость!»
Много таких максимумов предлагает сама жизнь. Одни, предназначенные для ужаса, ими ужасаются, а другие разумно принимают вещи так, как они есть. Одни увлекаются неразумно миражами, а другие отлично разбираются, где мираж, а где действительность. Но ведь для того, чтобы разобраться в миражах и иллюзиях, нужно, прежде всего, видеть эти миражи. Вспоминается индусская притча о семи слепых, описывавших слона, каждый от своего понимания. Так же точно никакими словами вы не расскажете впечатление миража тому, кто его не видел. Но в городе миражи незримы. Чтобы увидать их, нужно побывать в пустыне и там на месте научиться отличать действительность от иллюзий.
Убежденные горожане очень трудно разбираются в истинных впечатлениях. Помню, как один из членов экспедиции, впервые оказавшийся в пустынных условиях, решил отправиться из стана к прекрасному миражному озеру. Все мои убеждения о том, что это озеро не существует, не повели ни к чему. Заблуждавшийся путник вызвал двух провожатых и ко всеобщему изумлению сказал, что через час он уже будет у этого озера и что он верит своим глазам больше, нежели нашим убеждениям. Через несколько часов бедняга усталый вернулся обратно и сердито отказывался далее обсуждать предмет о несуществующем озере.
А ведь нужно было видеть, с каким самомнением он критиковал наш распорядок, когда мы остановились у жалкого колодца, вместо того, чтобы пройти еще час до прекрасного, окруженного деревьями, озера!
Вопрос о миражах всегда очень поучителен. Отучить от миражной самомнительности может лишь истинный опыт, а опыт жизни лучше всего дается в природе.
Но нельзя выйти в природу, лишь теоретически решив о полезности такого опыта. Толку от такого рассудочного решения будет мало. Надо природу понимать. Надо войти в нее, как бы сотрудником ее, не осудительно, но восхищенно.
Все помнят прекрасную легенду о Фалунском руднике, так картинно пересказанную Гофманом. Властительница рудника сурово обходится с рудокопом, который не от любви к самому делу, а из других, личных побуждений приходит отнять скрытое сокровище.
Голоса природы звучат для тех, кто вступает в нее с открытым сердцем, доброжелательно. Антей прикасался к земле для наполнения силою, для обновления мощи духа. Конечно, не в опьянении он падал на землю, но сознательно он прикасался к земле, и тогда она сообщала ему здоровое обновление. Антей назывался могучим великаном. Не от целебных ли прикосновений к земле он получил навсегда это мощное наименование? И разве могли ему казаться тяжкими трудностями те смущения, которые обуревают в закрытых подвалах, под сводами и в тесных стенах?
Вероятно, Антею такие условные трудности казались бы даже просто непонятными. И, таким образом, от природы «легкие» трудности делаются не парадоксом, но настоящим определением. «Нагружайте полней, когда иду в сад прекрасный». Разве это не есть точное указание о том, где и как преображаются трудности.
Когда волхвы устремляли взоры свои в бездонное небо, тогда они видели руководящие звезды. Если бы они не смотрели вглубь небосклона, то они бы и не увидали звезду. Благословен тот, кто в свое время вооружил их знанием наблюдений над законами природы и тем пробудил их зоркость, тем насторожил их и сделал вестниками чудными.
О каких же трудностях можно сокрушаться, когда бодрствует звезда руководящая? Тот, кто сказал «Благословенны препятствия, вами мы растем», тот знал и руководящую звезду.
