Ознакомительная версия.
Карлос Кастанеда этого не сделал. И потому, наверное, многие искатели неосознанно испытывают досаду — им недостаточно предложенного пути, пропуска в мир подлинной и нескончаемой Тайны: религиозное сознание требует Бога с Его благосклонностью и любовью, с Его законами, рецептами н охранительными молитвами, «магическое» сознание жаждет иерархии, тайных орденов, ритуалов и власти над силами, чтобы непрерывно подтверждать свою исключительность; а сознание мистика жаждет слияния с Абсолютом. В учении дона Хуана ничего этого нет. "Человек знания" не видит оснований для подобного сочинительства, а потому выбирает единственное, в чем уверен, — свободу.
Конечно, такой Путь устраивает немногих. В отличие от религии или традиционных "духовных учений" он вовсе не ставит перед собой цель достижения психологического комфорта. Самоутешение или самообман, экзальтация или мирные мечтания, даже психотерапия в виде "обретения смысла" или организация коллективного «убежища» в среде духовных единомышленников — все это если и возможно в рамках дон-хуановского пути, то где-то на периферии, на «привалах», где допустимо снизить общее напряжение и помечтать па досуге.
Вообще же, учение дона Хуана ближе всего к исследовательской дисциплине, к изыскательской работе ученого, где все состоит из бесконечной череды экспериментов и разрешения рискованных задач, а теоретическая часть — совокупность рабочих гипотез, проверяемых самым строгим и беспристрастным способом.
Техники и методы, которые мы постарались осветить в этой книге, предназначены только для того, чтобы начать исследование. Здесь нет и следа догматизма — все подвергается сомнению, осмысляется вновь и вновь, пересматривается в самых широких масштабах. Читатели Кастанеды, конечно, заметили из рассказов дона Хуана, что история "магии нагуаля" достаточно драматична, не лишена ошибок и заблуждений, трагических коллизий и разочарований, даже подлинных революций, следующих за неожиданными открытиями, опровергающими идеи древних исследователей. Такой динамизм познания отнюдь не свойственен мистическим традициям, с какими мы прежде встречались. Зато он совершенно естественен в истории науки, превыше всего поставившей объективную истину и тем самым порвавшей с религиозностью любого вида.
Итак, мы имеем дело с живым знанием. Как и все подлинно живое, оно не имеет конца. Тайна, с которой нас познакомил Карлос Кастанеда, очаровывает именно своей неподдельностью, ненадуманностью — она манит жизнью, свободным дыханием, непредсказуемой игрой сил, на которые не нацепишь ярлык, не побрызгаешь святой водой, не умаслишь хвалебными песнопениями в храме. Путь, который не знает конца, и Тайна — без границ и ответов. Только чистая радость восприятия, радость встречи с Непостижимым, готовым бескорыстно предъявить себя во всем блеске раскрывшемуся, свободному сознанию.
Если вы хотите искать подлинную Реальность, вам прежде всего потребуется дерзость. Дерзость подвергать сомнению все мифы, когда-либо сотворенные человеком. Вам потребуется мужество, чтобы отказаться от всех и всяческих утешений, от всех упований и надежд, от диктатуры массового сознания с его нетерпимостью к духовному диссидентству и его назойливостью моральных стереотипов, от идей мессианства и всеобщего спасения. С одной стороны, вам придется выкинуть из головы всю «достоверную» чепуху материализма, непререкаемость «очевидных» фактов о веществе, пространстве и времени, а с другой — позабыть популярные нынче легенды о карме, колесе перевоплощений, о «планах» бытия с его витальными, ментальными, астральными и еще бог знает какими прослойками, про чакры и ту энергию, что их «раскрывает» с дивной последовательностью. Кроме того, вам придется махнуть рукой на все эти бесчисленные Братства (как посюсторонние, так и потусторонние), на «темных» и «светлых», а также на их мифическую войну, которая ведется с переменным успехом. Все это оставьте ревнивым блюстителям общечеловеческого тоналя — Абсолютное Добро, Абсолютное Зло, ангелов и бесов, сатанистов и экзорцистов. Позабудьте про Космический Разум и геенну огненную. Пусть фантомы блуждают в своем фантастическом мире — им радостно там быть, они восхищены высоким смыслом, размахом помыслов, масштабами борьбы…
Если же вас покоробило оттого, что в общий список отвергаемого попали полюбившиеся вам образы или идеи, если вы в смятении и уже испытываете неприязнь к оголившейся плоти Непостижимого, сущего вне человека, — просто примите эту книгу как набор домыслов и допущений. Куда проще (а главное, безопасней!) дрейфовать в потоке обыденных восприятий, верить в незыблемость удобных и разделяемых смыслов и вести душеспасительные беседы о добродетели, правильном воспитании и самосовершенствовании… В таком случае вы можете быть абсолютно спокойны — до самой смерти Реальность не тронет вас, поскольку ей нет до вас никакого дела, не вспугнет вашего самодовольства и не восхитит своими немыслимыми чудесами.
К чему донкихотствовать и скакать на краю бездны?
В конце концов, тайна Карлоса Кастанеды — это тайна "одинокой птицы", чудом совершившей побег из стаи. О ней легко забыть, куда легче, чем о миллионах маленьких, но крайне срочных и серьезных дел, об этой сосредоточенной возне с солидным названием "социальная жизнь человечества". Что же касается дона Хуана, то он вовсе слился со сверкающей голубизной прекрасных, но уж больно непонятных просторов. Он словно порыв ветра — шепнул о своем и улетел навсегда.
И это правда. Ведь он и есть свобода — ничем не замутненное скольжение непостижимого в Непостижимом. Забыть его очень просто.
Только в сердце — тихая, совсем неприметная печаль. Отчего?
Я всегда был один — это право стрелы…
Но мы станем, как сон, и тогда сны станут светлы.
… Пусть охота, летящая вслед, растает, как тень.
Мы прожили ночь — так посмотрим, как выглядит день.
Б. Г.
Думаю, нет ничего удивительного в том, что Кастанеда сильно изменился после тех опытов, что над ним произвел дон Хуан. Писатель Р. Суханик, встречавшийся с ним несколько раз, постоянно отмечает кастанедовские трансформации:
"Кастанеда, когда я впервые встретил его два года назад (1974), заметно отличался от того, каким он является теперь, и происходящие с ним изменения отражают течение событий в его книгах. В тот вечер он показался мне этаким Кандидом, склонным к шизофрении. И действительно: своего рода шизофрения явилась ключом к его книгам, начиная с первой — с ее экспериментальным репортажем и попыткой абстрактного и объективного анализа, добавленного в конце. Его лицо, которое сильно смахивало на индейское, казалось расщепленным на две половинки, а его глаза словно бы смотрели в разные стороны. Он производил впечатление человека, который удерживал свою целостность с огромным усилием.
Он не был удивлен сходством между моим романом и своим репортажем, несмотря на то, что главным источником романа были мои сны. Он сказал, что имеется некий общий фонд такого знания, к которому разные люди могут «подключаться» по-своему, и что один из этих путей заключен в сновидениях. По-видимому, он имел в виду что-то вроде юнговского расового наследия.
… В следующий раз я увидел Кастанеду много месяцев спустя. Я был сильно впечатлен переменой в его манере поведения. Он был гораздо более собранным, более воодушевленным и бодрым, более сильным, и в нем ничего не осталось от Кандида. Отвечая на вопросы, он рассказывают о своих приятелях, учениках магии, как об общительных, практичных, земных людях, и я подумал: насколько это описание подходит самому Кастанеде!
Знать Кастанеду — значит, быть уверенным в достоверности его книг: он сам во многом является продуктом той дисциплины, которую описывает.
Он явно обладал силой и прочно стоял ногами на Земле (возможно, Земля и давала ему силы)…
Мне еще много раз хотелось свидеться с Кастанедой, но во время преподавательской работы в университете тот становился все более неуловим. С одной стороны, вокруг него постоянно толпились студенты, но все же мне кажется, что тут не обошлось без умышленного "стирания личной истории" по указанию дона Хуана…
Его стало трудно локализовать. Он заявлял, что должен быть в одном месте, а потом загадочно объявлялся в каком-то другом. Вы полагали, что встретите его здесь, а наталкивались на него в противоположном районе.
Однажды я собрался с ним на совместный ленч, но коллеги и приятели Кастанеды уверили меня, что он сейчас в Мексике. А когда час назад один из них встретил Карлоса в лифте, то решил, что у него галлюцинация…
Наилучший способ встретиться с ним — положиться на случай. Именно так вышло последний раз, несколько недель тому назад. Я натолкнулся на него в небольшой кофейне в Лос-Анджелесе, и хотя мы оба сейчас не преподаем, побеседовать не получилось. Он заявил, что это не место для разговоров, а потом добавил, пристально глядя мне в глаза: "Я нахожусь в Мексике." И еще раз, как бы уточняя: "Я — в Мексике." Потом, видимо, решив, что без объяснений все же не обойтись, сказал: "Я путешествую туда и обратно очень быстро. Неплохо бы нам вступить в контакт при следующей встрече, когда мы оба будем в Лос-Анджелесе. Надо бы поговорить."
Ознакомительная версия.
