Ознакомительная версия.
Мария отвела меня в мою комнату на втором этаже, показала, где что находится, и сказала, что я могу выходить на прогулку во двор, но за ворота меня не выпустят. Она хорошо говорила по-польски, но в речи ее присутствовал акцент.
Признаться, меня немного расстроило то, что меня держат под охраной, пусть и весьма деликатной. «Значит, мне не доверяют», — подумал я.
В шкафу, который стоял в моей комнате, я нашел все необходимое из одежды и новые ботинки. Все было идеально подобрано по размеру. Я очень обрадовался, потому что моя одежда, взятая из магазина в Гуре, изрядно обтрепалась за время путешествия, а я привык выглядеть аккуратно.
В доме не было других жильцов, кроме меня. Я провел там пять дней, не считая дня приезда. На следующий день мы с Войцеховским поехали в Управление НКВД. По дороге у меня была возможность осмотреть Минск. «Это теперь мой дом», — подумал я, глядя в окно. Затем я подумал о родных — где они, что с ними, жив ли отец? Очень хотелось надеяться на лучшее, на то, что я еще смогу когда-нибудь увидеть родных. «Надежда — это еврейское счастье», — говорили у нас в Гуре.
В Управлении НКВД я приготовился к очередной демонстрации моих способностей, но ошибся. Весь день разные люди в разных кабинетах задавали мне практически одни и те же вопросы, касавшиеся моей биографии. Несомненно, это была проверка — спрашивать об одном и том же и сравнивать ответы.
Иногда я пытался отвечать на вопросы по-русски, Войцеховский, если было надо, поправлял меня. Последним в тот день со мной встретился нарком Цанава[35]. Встреча наша была короткой. Цанаве хотелось посмотреть на меня, прежде чем докладывать в Москву.
Отношение ко мне с его стороны было неприязненным, хотя он и старался этого не показывать.
Мне не составило труда за время нашей беседы разобраться в причинах. В первую очередь Цанава был антисемитом. Кроме того, он опасался неприятных для себя последствий. Ему хотелось угодить своему начальнику Лаврентию Берия (самого Цанаву тоже звали Лаврентием), но он не понимал, какое мнение обо мне придется Берия по душе.
Назвать меня шарлатаном? Или признать, что я на самом деле обладаю способностями к телепатии? «Лучше было бы расстрелять тебя по-тихому», — думал Цанава, разглядывая меня. Я порадовался, что моя судьба не зависит от этого неприятного, жестокого человека.
Внешность у Цанавы тоже была неприятной — колючие глаза, взгляд исподлобья, чванливо выпяченная губа. Внешность человека не всегда соответствует его характеру. Так, например, мой брат Берл был далеко не красавцем, но у него была добрая душа. А граф фон Хелльдорф излучал обаяние, но при этом был негодяем из негодяев.
«Мы еще с вами увидимся», — сказал Цанава на прощание. При этом он искренне желал никогда больше меня не видеть…»
Из рапорта В. Мессинга в НКВД БССР[36]:
«Во-первых, сразу хочу поправить вашего офицера в том, что касается моего участия в проверке беженцев и перебежчиков, доставленных из Бреста, Августова и Гродно. Вовсе я не вызвался добровольно помочь «компетентным органам», поскольку и сам пока являюсь беженцем, человеком без документов и определенного места жительства, не привыкшим к реалиям жизни в СССР.
Разумеется, это вовсе не значит, что я отказываюсь помочь советской власти. Напротив, я готов оказать всяческую помощь и поддержку своими скромными силами.
Устроить, если можно так выразиться, ментальную проверку беженцев предложил лейтенант Войцеховский. Я, конечно, согласился.
Безусловно, никакими утвержденными методиками я не пользовался, ибо таковых не существует. Моя задача заключалась в том, чтобы прослушать мысли беженцев и определить степень их враждебности к СССР. То есть рядовой беженец, как правило, рад тому, что оказался в Советском Союзе, поскольку тем самым уберегся от преследований и возможной гибели. Конечно же, людей беспокоит содержание, питание, будущее трудоустройство, языковая проблема, но это как раз нормально.
Однако, как показывает практика того же НКВД, в среде беженцев оказываются и агенты Абвера, и диверсанты. Мои скромные способности не позволили бы определить, кто есть кто, но я бы смог выявить подозрительных субъектов, а уже следователи докончат начатое мною.
Проверку обставили, как опрос перед обедом: беженцы, продвигаясь в очереди в столовую, отвечали на несколько вопросов дежурного, задерживаясь у его столика буквально на несколько секунд. Этого времени мне вполне хватало, чтобы понять, о чем думает человек и что он скрывает.
Тревогу и страх испытывало большинство, однако у троих человек эти понятные эмоции были выражены резче и четче — я бы сказал, что эта троица боялась разоблачения.
Хотя, надо признать, они умело скрывали свои чувства и обладали существенной закалкой. Представились они как Мачей Колодзейский, Казимеж Пестшиньский и Энджей Дуда[37].
Чтобы легче было понять, почему именно этих людей я выделил из толпы, расскажу немного о ходе проверки.
Беженец, который проходил перед Энджеем Дудой (звали его, по-моему, Влодзимеж), размышлял о том, где ему взять свежего молока для дочери, а вот Энджей постоянно повторял про себя имя своего командира, настраивая себя на «выполнение задания». Мелькали воспоминания о разведшколе, о «куче рейхсмарок», о фольварке на завоеванных землях…
В общем, лично у меня не оставалось ни малейших сомнений в том, что Дуда никакой не беженец, а шпион-диверсант, хоть и начинающий.
Казимеж Пестшиньский отличался, прежде всего, лютой ненавистью ко всему советскому. Он просительно, угодливо даже улыбался, кланялся, но мысли его были тяжелы, как свинец — этот человек был готов убивать направо и налево.
Сперва я решил, что он один из тех, кого советская власть лишила капиталов или «родового гнезда», но нет. Казимеж всегда занимал невысокие места в обществе и польской армии — был он из крестьян, а служил в звании капрала.
При этом было заметно, как сознание Пестшиньского справляется с совестью — ведь Польша была завоевана Германией, а Казимеж, получается, верно служит немцам. Но этот человек постоянно убеждал себя, что «герман» наведет порядок, что «герман» оценит его верность, и так далее.
Что же касается Мачея Колодзейского, то им оказался чистокровный немец по имени Дитрих Цимссен. Польский он знал на «четыре с плюсом» — акцент был заметен.
Этот человек был спокойнее описанной парочки и гораздо опаснее их — опытный разведчик. Однако для меня его секреты не существовали, и лишь самому Цимссену казалось, что его голова — надежный сейф. Я «открыл» его без ключа.
После проверки я обо всем доложил лейтенанту Войцеховскому, а он уже передал дальше. Что с выявленными мною врагами СССР случилось дальше, я не знаю — их арестовали в тот же день и куда-то увезли».
Выписка из приказа наркома НКВД БССР № 0016/ «С» Минск,
9 октября 1939 г.
«Для служебного пользования
1. Утвердить штатное расписание рабочей группы, откомандированных в центральный аппарат Управления по делам интернированных и военнопленных из АН СССР и Главнауки Нарком-просвещения в кол-ве 16 чел.
В дальнейшем группу именовать «Пророк».
2. Руководителем группы назначить Орбели Леона Абгаровича. Предоставить ему право самостоятельно подбирать и представлять к назначению в штат в рамках установленных лимитов любых специалистов, необходимых для работы.
Собственный персонал группы тов. Орбели может назначать самостоятельно внутренними приказами.
3. В распоряжение группы выделить один автомобиль из гаража НКВД и спец/дачу в п. Ратомка Минского р-на.
4. Закрепить к группе уполномоченного тов. Войцеховского Томаша Исаковича.
5. Прикомандированных ученых содержать под присягой в штатах специального аппарата НКВД с ежедневным содержанием.
6. Финотделу центрального аппарата произвести все необходимые расчеты для закупки инвентаря, спец. оборудования, литературы, в т. ч. по командировкам по прямому представлению тов. Орбели.
Нарком внутренних дел БССР Цанава»
Совершенно секретно!
НКВД БССР
Управление по делам военнопленных и интернированных
Научно-экспертное отделение Минск, ул. Советская, 8/11.
Дата: 13 октября 1939 года Тема: дело В. Г. Мессинга, беженца Содержание: протокол заседания научной комиссии Присутствовали: Л. Орбели, председатель комиссии, академик, проф., д-р мед. наук; В. Мясищев, д-р мед. наук, проф., директор Ленинградского НИИ им. Бехтерева; Е. Шевалев, проф.; С. Рубинштейн, проф., академик; В. Гиляровский, проф., д-р мед. наук, и др.
Ознакомительная версия.
