Таким образом, мы можем сказать, что текущая война — это война евреев и торговцев, мобилизовавших вооружённые силы и героический потенциал демократических наций на защиту своих интересов. Конечно, и иные факторы также вносят свой вклад. Но бесспорно, что Англия является типичным примером такого феномена, который далеко не нов, и, по правде говоря, представляет собой явление инверсии. Если говорить конкретнее, в Англии монархия и дворянство продолжают существовать и поныне, а до вчерашнего дня существовал и военный класс с бесспорным наследием присутствия характера, хладнокровия и презрения к опасности. Но центром Британской империи является не этот элемент, а скорее еврей и иудаизированный ариец. Выродившиеся остатки «цивилизации воинов» служат «цивилизации торговцев», хотя в нормальных условиях подчинение должно быть обратным. Только осознав этот факт, можно чётко увидеть тёмные и гибельные силы в той расе, с которой сегодня сражается Италия: и именно действием этих сил объясняется упадок способности англичан сражаться, невозможность истинного героизма и храбрости. Ведь даже «мифические» предпосылки войны 1914–1918 гг. уже не действуют, как мы только что указали выше.
Теперь мы подходим к заключительному пункту — прояснению смысла нашей войны и нашего героизма на основе общих доктрин и исторических взглядов, изложенных выше. Рискуя получить ярлык безнадёжных утопистов, мы никогда не устанем повторять, что наше новое принятие арийских и римских символов должно повлечь за собой также и принятие традиционных духовных концепций, присущих изначальным цивилизациям, развивавшихся под этими символами.
Мы говорили о высшей арийской концепции войны и героизма как аскетизма, катарсиса, преодоления пут человеческого «я», и, в конечном итоге, обретения бессмертия. Теперь мы отметим, что высшее включает в себя низшее — это значит в нашем случае, что опыт войны в высшем понимании не должен трактоваться как своего рода смутный мистический импульс, но как развитие, интеграция и преобразование всего, что может быть пережито на войне или что можно ожидать от войны с любой подчиненной и обусловленной точки зрения. Развивая тему, можно сказать, что неизбежная необходимость восстановить социальную справедливость на международной арене и восстать против гегемонии наций, воплощающих «цивилизацию торговцев», может стать непосредственной причиной войны. Но тот, кто сражается на войне ради этих основ, может найти в ней также возможность одновременно познать высший опыт, то есть сражаться и быть героем, став не солдатом, а воином как человеком, сражающимся и любящим сражаться не столько ради материальных завоеваний, сколько во имя своего короля и своей традиции. И за пределами этого уровня в следующей фазе та же самая война может стать средством к постижению войны в высшем смысле как аскетизма и «пути Бога», кульминации общего смысла жизни, о котором сказано: vita est militia super terram. Всё это связывается воедино, и можно лишь добавить, что такой импульс и способность к самопожертвованию гораздо более сильны в том, кто осознаёт высший смысл войны по сравнению с тем, кто остановился на одном из подчинённых смыслов. И даже на этом мирском уровне земной закон может слиться с законом божественным, когда самые трагичные свершения во имя величия нации исполняются в таком действии, чьим высшим смыслом является преодоление пут человеческого, презрение к мелочному существованию обывателей, напряжение, которое в величайших кульминациях жизни означает выбор чего-то большего, чем жизнь.
Если такова идея «священной войны» как материальной и в то же время духовной борьбы, присущая арийским народам, то дальнейшее, более подробное рассмотрение арийского Рима поможет избежать некоторых «романтических» искажений, которым подверглась эта концепция в более поздний период у некоторых народов, прежде всего нордических. Мы имеем в виду так называемый «трагический героизм», любовь к сражению ради него самого, которая среди нордических народов принимает титаническую, «нибелунговскую» и фаустовскую форму. В той степени, в которой это не просто литература, она, несомненно, содержит отблески арийской духовности; но, тем не менее эта форма опустилась до уровня, соответствующего цивилизации воинов, поскольку высший уровень изначальной духовности, бывший не столько героическим, сколько «солярным» и «олимпийским», не сохранился. Римская концепция не знает таких искажений. Ни внешне, ни внутренне война не может быть последним словом; она скорее является средством завоевания силы столь же умиротворённой, сколь совершенной и неосязаемой. Выше мистицизма войны, как в высшей арийской концепции, так и в римской, находится мистицизм победы. Солдаты Фабия приносили не романтическую клятву победить или умереть, а вернуться победителями — что они и делали. В римской церемонии триумфа, которая, как мы уже говорили в другой статье, носила скорее религиозный, нежели военный характер, личность победителя состояла в тесных отношениях с Юпитером, арийским богом космического порядка и закона. Настоящая идея Pax Romana[21] имеет ярко выраженные «олимпийские» черты. Чтобы осознать это, нужно просто ознакомиться с писателями века Августа, и прежде всего с Вергилием. Здесь мы найдём не отрицание духовного напряжения войны, но её плодородную и светлую кульминацию — как таковая она знаменует преодоление войны как самодостаточного явления и мрачно–трагического действа.
Таковы фундаментальные элементы, характеризующие высшую арийскую концепцию сражения. В важности их восстановления сегодня не будет сомневаться никто, кто считает текущий конфликт не просто «частным» делом определённых наций, но предназначением, призванным уничтожить запутанные и насильственно установленные положения, привести к новому общему порядку, поистине достойному имени «римской духовности».
АРИЙСКАЯ ДОКТРИНА БОРЬБЫ И ПОБЕДЫ
Согласно известному критику западной цивилизации, характерными чертами заката современного Запада являются, во-первых, патологическое развитие действия ради самого действия, а во-вторых, презрение к ценности познания и созерцания.
Этот критик не подразумевает под познанием рационализм, интеллектуализм или пустые игры писателей; не понимает он под созерцанием и бегство от мира, отречение от него или превратно понятое монашеское уединение. Напротив, познание и созерцание предстают здесь наиболее естественными и подходящими для человека формами причастности к сверхъестественной, сверхчеловеческой и сверхрациональной реальности. Несмотря на это пояснение, в основе вышеописанной концепции содержится неприемлемое для нас положение. А именно, фактически молчаливо предполагается, что всякое действие в материальном мире ограничивает, и что высший, духовный мир достижим только иными, не связанными с действием, средствами.[22]
В этой идее легко прослеживается влияние определенной жизненной установки, полностью чуждой духу арийской расы, даже если она уже настолько прочно укоренилась в мышлении христианского Запада, что в той же форме прослеживается в имперской концепции Данте. Древние арийцы не противопоставляли действие и созерцание — это были лишь разные пути к одинаковой духовной реализации. Иначе говоря, они полагали, что человек способен преодолеть свою личную обусловленность и стать причастным к сверхъестественной реальности при помощи как созерцания, так и действия.
Отталкиваясь от этой идеи, необходимо иначе оценить характер прогрессирующего упадка западной цивилизации. Традиция действия характерна для арийцев Запада; однако, она претерпела последовательный упадок. Современный Запад знает и почитает исключительно секуляризованное и материализованное действие, лишенное любых форм взаимодействия с трансцендентным — профаническое действие, которое фатальным образом выродилось в лихорадочную одержимость действием ради действия, которое производит простые механические эффекты, обусловленные текущим моментом. Такому выродившемуся действию в современном мире уже соответствуют не аскетические и подлинно созерцательные ценности, но лишь некая беспорядочная культура и бесцветная, условная вера. Такова наша точка зрения на ситуацию, сложившуюся сегодня.
Если основной идеей всего сегодняшнего движения обновления является «возврат к истокам», то в качестве наиважнейшей задачи необходимо рассматривать сознательное возвращение к осознанию примордиальной арийской концепции действия. Эта концепция должна оказать преобразующее воздействие и пробудить в новом расовосознательном человеке дремлющие жизненные силы. Мы хотели бы здесь совершить общий экскурс в мир мышления древних арийцев с целью вновь извлечь на свет некоторые фундаментальные элементы нашей общей традиции, уделив особое внимание арийскому пониманию сражения, войны и победы.
