Ознакомительная версия.
– Да ну? – монах усмехнулся. – То же самое, что мы готовим каждый день.
– Тогда что со мной? – и я вытер со лба холодный пот.
– Твое восприятие изменилось, теперь ты в состоянии уловить то, чего ранее не замечал. Тот поток, которым ты являешься, очистился от грубых аффектов, и они теперь вызывают у тебя реакцию вроде аллергической. Я нарочно повел тебя на рынок, ведь где еще столь откровенно правят бал жадность, зависть и злоба?
– И так будет со мной всегда? – спросил я, чувствуя, как от ужаса холодею еще сильнее.
Как я вернусь в Паттайю, где рынок на каждой улочке, как буду общаться с приятелями, многие из которых только и думают о деньгах, а отличным развлечением считают вечер с проститутками в баре? Как пойду работать, не важно, на себя или на кого-то другого?
– Если ты сбежишь от меня сейчас, то конечно, – ответил брат Пон с улыбкой. – Только ведь ты не собираешься этого делать?
Я помотал головой.
– Тогда пойдем. У меня и в самом деле есть тут дела.
Сравнительно свежий ветер с реки и тот факт, что на набережной никого не было, позволили мне немного прийти в себя. Люди объявятся здесь вечером, когда солнце зайдет, и из многочисленных кафе вытащат столы с жаровнями, чтобы можно было готовить речную рыбу на глазах у клиентов.
И все равно я еле шел, с трудом перебирая ногами.
– Те же древние мудрецы пытались выяснить, как по обстоятельствам нынешнего воплощения можно судить о предыдущих, – продолжал рассказывать брат Пон. – Убийство, например, влечет за собой короткую жизнь, воровство проявляет себя бедностью, тот, кому сейчас изменила супруга, в прошлом сам не отличался верностью, лжец непременно столкнется с обманом, бывшего пустослова в этой жизни никто не будет слушать, а хаму придется выслушать много неприятного в свой адрес.
– Это так и есть? – спросил я. – Это правда?
Монах пожал плечами:
– Древние выдумали много интересного и полезного, но порой заносило и их. Кстати, мы пришли.
Целью нашей прогулки оказался небольшой ват на набережной: обшарпанные маленькие строения, золоченая статуя сидящего Будды, развешенные на веревках желтые одеяния монахов.
– Посидишь тут, – сказал брат Пон, подводя меня к могучему дереву, обвязанному разноцветными лентами.
Я уселся наземь, скрестив ноги, а монах ушел.
И почти тут же мне вновь стало нехорошо, слабость обрушилась на плечи, кишки, хоть и опустевшие, вновь свела судорога. Поле зрения заволокла багровая пелена, в ушах возник назойливый комариный звон, предвестник скорого обморока.
Но я сжал зубы покрепче и зашептал «это не я».
На сердитые голоса я поначалу не обратил внимания, но затем они стали громче, и я все же повернул голову. Брат Пон и незнакомый пожилой монах в очках обнаружились на ступенях вата, и если мой наставник выглядел, как обычно, спокойным, то его собеседник размахивал руками и почти кричал.
От удивления я даже забыл о своих проблемах.
Брат Пон сделал примиряющий жест, но в ответ получил целую серию упреков. Позади монаха в очках появились трое помоложе, и их мрачные лица выражали готовность присоединиться к дискуссии.
Ого, кажется, нас готовы выпроваживать силой!
Нет, я видел, конечно, как набрасываются друг на друга с кулаками представители разных конфессий, делящих между собой храм Гроба Господня в Иерусалиме, но так ведь христиане некогда и еретиков жгли, и в крестовые походы ходили, а в буддизме ничего подобного не было.
Собравшись с силами, я уцепился за дерево, под которым сидел, и попытался встать. Это мне удалось, но перед глазами все померкло, а колени задрожали так, что едва не начали биться друг о друга.
– Тихо, аккуратно, – брат Пон оказался рядом, придержал меня за пояс. – Куда ты?
– Помогать… вам… а то вдруг… – выдавил я.
– Ну нет, – он рассмеялся. – Правильные монахи не всегда одобряют неправильных. Только вот принцип ахимсы, ненасилия, никто из них не нарушит.
И мы пошли к воротам в ограде вата и дальше по набережной в сторону рынка.
– Твой труд был не напрасен, – продолжал говорить брат Пон, и я цеплялся за его голос, как за веревку, чтобы не выпасть из реальности. – В тебе возникли ростки пустоты. Соприкасаясь с хаотичной полнотой обычных людей, они…
Но тут я, несмотря на все усилия, не выдержал и потерял сознание.
Неприятные ощущения сгинули без следа, стоило мне оказаться за пределами Нонгкхая. Куда сложнее оказалось избавиться от воспоминаний о том, что происходило со мной во время визита в город.
Третий день меня мучил стыд, что я, взрослый крепкий мужик, опозорился, упав в обморок посреди города.
Брат Пон наверняка замечал, что со мной творится, но на эту тему не заговаривал. Вообще не вспоминал, что мы куда-то ездили, словно и не было никакого путешествия в Нонгкхай.
Но любопытство во мне оказалось сильнее стыда.
– А что вы не поделили с тем монахом? – осведомился я, выбрав момент, когда и я, и брат Пон оказались ничем не заняты, что случалось очень нечасто. – Он был вне себя…
Он улыбнулся таким образом, что я понял – ответа не будет.
– Но если верить тому, что вы мне рассказывали о карме, то в прошлой жизни вы были заядлым спорщиком, – продолжал я. – За что и стали жертвой поношений. Ведь так? Вы помните свои воплощения?
Брат Пон глянул на меня, прищурившись.
– Ты же понимаешь, что слово «свои» в данном случае – лишь условность? – проговорил он. – Это как бильярдные шары, передающие энергию удара друг другу… Разве тот, что под номером «пять» и в данный момент покоится, принадлежит номеру «восемь», что катится по сукну?
– Да, понимаю. Но ведь знание о прошлых жизнях может оказаться полезным! Поможет разобраться в себе, в тех проблемах, с которыми я сталкиваюсь в этой, осознать их причины!
– Ты думаешь? – сказал брат Пон с сомнением. – Представь, что тебя ранили. Обмазанная ядом пуля вошла, скажем, в бок, и нужна срочная операция, чтобы ее извлечь и спасти тебе жизнь… Но ты останавливаешь мою руку, руку врача, и требуешь, чтобы тебе сначала рассказали о том, кто тебя ранил, из какой страны он родом, какого роста, какого цвета у него глаза и волосы… Затем ты хочешь узнать, сколько у него родственников, чем они занимаются, где проживают… Еще тебе интересно, из какого ружья была выпущена пуля, на каком заводе и когда его изготовили, сколь велика была партия… И ты не даешь мне делать операцию, пока я не расскажу тебе, из какого дерева приклад у ружья, и где оно росло, и когда было срублено… а яд тем временем расползается по организму, и шансов на успех все меньше и меньше…
– Но ведь мне ничего не угрожает, – попытался вмешаться я.
– Да ну? – брат Пон вытаращил глаза и рявкнул во всю глотку: – Ну а смерть?! Показать тебе ее еще разок?!
Я вздрогнул, ощутил на затылке леденящее дуновение.
Не выдержал, оглянулся и краем глаза обнаружил прямо у себя за спиной нечто извивающееся, скользящее – будто позади лопаток свивала и развивала кольца огромная призрачная змея. Я почти различил зубы, каждый в капельках яда, погремушку на хвосте, рисунок на чешуе.
Меня словно окатило ледяной водой, захотелось вскочить и побежать куда глаза глядят.
– Ну вот, ты сам себе все показал, – заявил брат Пон. – Даже лишнего, пожалуй.
Он щелкнул пальцами, жуткое видение исчезло, и страх разжал холодные объятия.
– От нее не убежишь, – продолжил монах. – Даже на истребителе не улететь. Постоянно рядом, на расстоянии вытянутой руки, и всегда готова нанести удар… хлоп, и все, ты уже плаваешь крокодилом в Ганге или наслаждаешься в небесных обителях, и тебе не до какой-то там свободы, ведь в первом случае у тебя нет ума, чтобы о ней задуматься, а во втором все слишком хорошо… Как сказал один из древних: шанс обрести человеческое воплощение примерно такой же, как на то, что черепаха, всплывшая из глубин океана, попадет головой в деревянный ящик, выброшенный кем-то с борта корабля. Так что глупо использовать эту жизнь на то, чтобы ковыряться в тех, что давно закончились, исчерпали себя.
– Но…
– Да, я слышал твои аргументы, – брат Пон не дал мне вставить и слова. – Многообразные тысячи воплощений, блики на гребнях волн, что колеблемы ветром привязанностей, невообразимо длинная предыстория того потока восприятия, которым ты в конечном итоге являешься… Не имеет ни малейшего значения! Вообще никакого!
– Почему? – искренне удивился я.
– А потому, что мы можем без труда наблюдать ее итог, воплощенный в твоем теперешнем состоянии. Ты нынешний – это и есть главное последствие того, что на Западе привыкли называть «прошлыми жизнями», и все, что нужно тебе для борьбы за свободу, находится под рукой. Твои эмоции и мысли, тело и жизненные обстоятельства, уровень осознавания – вот материал, с которым можно эффективно работать. Те бездны падения, в которых ты, возможно побывал, искуплены тяжкими страданиями, что, вполне вероятно, были пройдены тобой… Радость уравновесило печалью, славу и успех – безвестностью. Белая карма пожрала большую часть черной, иначе бы ты просто со мной не встретился.
Ознакомительная версия.
