«Сверхчеловек не принадлежит исключительно историческому будущему. Если сверхчеловек может существовать на земле, он должен существовать и в прошлом и в настоящем. Но он не остается в жизни: он появляется и уходит. Точно так же, как зерно пшеницы, становясь растением, покидает сферу жизни зерна; как желудь, становясь дубом, покидает жизнь желудей; как гусеница, становясь куколкой, умирает для гусениц, а становясь бабочкой, покидает сферу наблюдения куколок — точно так же сверхчеловек покидает сферу наблюдения других людей, уходит из их исторической жизни. Обычный человек не в состоянии видеть сверхчеловека или знать о его существовании, как гусеницы не знают о существовании бабочки. Этот факт чрезвычайно труден для понимания, но он естественно психологически неизбежен. Высший тип ни в коем случае не может находиться под властью низшего типа или быть объектом его наблюдения, в то время как низший тип может находиться под властью и под наблюдением высшего типа. С этой точки зрения наша жизнь и история могут иметь определенную цель и смысл, которые мы не в силах понять. Этот смысл, эта цель — сверхчеловек. Все остальное существует для единственной цели — чтобы из массы человечества, ползающего по земле, время от времени возникал и вырастал сверхчеловек, — а затем покидал массы и становился недоступным и невидимым для них».
В своих ранних работах Успенский рассматривает мир четырех измерений, считая его достаточным для объяснения всех феноменов. После долгого путешествия «в поисках чудесного» (он побывал в Индии, на Цейлоне, в Персии и Египте) Успенский знакомится с Гурджиевым. В 1930 году на Западе выходит его самая значительная работа — «Новая модель Вселенной». В ней философ горячо убеждает читателя в том, что мир шестимерен: три измерения — это пространство, и еще три — время. Успенский вплотную подходит к идее множественности «параллельных» миров и даже пытается зримо описать ветвящийся фрактал шестимерной Вселенной: «Фигура трехмерного времени предстает в виде сложной структуры, которая состоит из лучей, исходящих из каждого мгновения времени: каждый из них содержит внутри себя собственное время и испускает в каждой точке новые лучи…».
До 1930 года в книгах и лекциях Успенского не было ни шестимерности, ни рассуждений о природе сверхчеловека. Две ноТзые идеи могли быть следствием личного знакомства Успенского и Бартини. Писатель покидает Россию в 1920 году — за три года до приезда туда «красного барона». В этот период встреча двух учеников Гурджиева представляется весьма вероятной.
«Обычный человек не в состоянии видеть сверхчеловека или знать о его существовании», — пишет Успенский. А знает ли о себе сам сверхчеловек? Его рождение должно быть похоже на десантирование в тыл противника: ревущая тьма. рывок, тишина, удар… Первые минуты о задании не помнят: нужно собрать парашют, закопать, сориентироваться и уйти как можно дальше oт места приземления, не забывая при этом посыпать махоркой следы. Только потом в памяти всплывают явки, пароли, легенды — основная и запасная. Такая же задержка необходима при схождении Игрока в земной мир. Особенно опасна память о предыдущих существованиях, — это знание обязательно проступит в поведении малыша, испугает родных, насторожит учителей, оттолкнет товарищей. Только богатство и знатность семьи могут уберечь ребенка от лишних контактов, — на то время, пока тактичный и ничему не удивляющийся домашний наставник подготовит Игрока к раскрытию его тайных способностей. Именно такая обстановка была создана для автобиографического героя «Цепи».
«Сосредоточив, очистив и прояснив свое сознание, устранив из него все нечистое, приготовив его к работе, сделав его непоколебимым и неизменным, я направил его к распознаванию воспоминаний о своих прежних существованиях, — говорит Будда Гаутама в „Маджджхиманикайя“. — Я вызвал в сознании мои различные существования в прошлом — одно рождение, второе, третье, стотысячное, великое множество рождений в эпоху распада мира, в эпоху его восстановления, и в новую эпоху распада, и в новую эпоху восстановления. Я вспомнил, какое имя я носил в каждом из них, к какому принадлежал роду, к какому сословию, какой вел образ жизни, какие наслаждения и страдания испытывал и каков был конец каждой из моих жизней. Покинув одну из них, я рождался где-нибудь в другом месте».
Можно предположить, что люди, поместившие Роберто в семью Орожди, имели возможность следить за его развитием. Тайная опека должна была продолжаться и в Будапеште. У нас есть основания полагать, что один из членов таинственного сообщества — человек необыкновенного педагогического таланта — стал преподавать физику в той гимназии, где учился его подопечный. Существование такого наблюдателя косвенно подтверждает эпизод, произошедший в туполевской шараге. В 1939 году туда привезли венгра Карла Сциларда. Оказалось, что в детстве Бартини сидел за одной партой с его братом Лео. Уехав в Германию, а затем в США, Лео Сцилард стал известным физиком, — именно он доказал практическую осуществимость цепной реакции при делении ядер урана. Поразительных успехов добились и другие однокашники Бартини: Эдуард Теллер стал «отцом водородной бомбы», Эуген Вигнер разрабатывал первый в мире ядерный реактор, Деннис Габор открыл голографию, Янош фон Нейман создал первые ЭВМ.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. «БОГИ, БОГИ МОИ!..»
— Неужели одно слово может столько всего значить! — задумчиво сказала Алиса.
— Когда я даю слову много работы, — сказал Шалтай-Болтай, — я всегда плачу ему сверхурочные.
Л.Кэрролл, «Алиса в Зазеркалье».-
1. «В БЕЛОМ ВЕНЧИКЕ ИЗ РОЗ…»
Устами своего героя Булгаков предостерегает читателей:
«Вы судите по костюму? Никогда не делайте этого, драгоценнейший страж! Вы можете ошибиться и притом весьма крупно». Так и оказалось: в булгаковскую Москву явился герой, удивительно похожий на Иешуа. При этом столица СССР описана с поразительной точностью, а таинственный иностранец некоторыми чертами походит на реального человека — барона ди Бартини. Может быть, в Москве тридцатых годов происходило нечто важное, имеющее самое прямое отношение к Иисусу из Назарета?
Две тысячи двадцать шесть лет назад поэт Вергилий предсказал скорое рождение чудесного ребенка, который приведет человечество к Золотому Веку. Буддисты ожидали Майтрейю, персы — Спасителя-Саошианта, индуисты — новое воплощение милосердного Вишну, иудеи — Мессию, могущественного царя-священника. Наконец, в маленьком галилеиском селении Назарет посвященная Богу девственница услышала обещание: «Ты родишь Сына и наречешь Ему имя Иисус. Он будет велик и наречется Сыном Всевышнего, и даст Ему Господь престол Давида, отца Его; и будет царствовать над домом Иакова вовеки, и царству Его не будет конца». «Дана мне всякая власть на небе и на земле», — говорил Своим ученикам Спаситель. Но Иисус знал — не мог не знать! — что и через две тысячи лет мир будет далек от Его заповедей. Зачем же Он приходил?
«— Эти добрые люди, — заговорил арестант и, торопливо прибавив: — игемон, — продолжил: — ничему не учились и все перепутали, что я говорил. Я вообще начинаю опасаться, что путаница эта будет продолжаться очень долгое время». А в одной из ранних рукописей Булгаков указывает точный срок — тысяча девятьсот лет. Не его ли роман должен положить конец «путанице»?
Есть факт. который не станет оспаривать даже атеист: то, что мы называем Историей, пустилось с места в карьер после рождения Иисуса. Инновационный взрыв. Сначала западному отряду человечества внушили, что надо спешить: каждому дается одна попытка, после чего избранные прямиком попадают в рай. Реформация довершила дело: успех в мирских делах был осознан христианами-протестантами как знак избранничества и прямая помощь Всевышнего. С невероятной быстротой люди обследовали, поделили, оборудовали доставшуюся им планету. И двинулись дальше… «Земля — колыбель человечества. Но нельзя же всю жизнь жить в колыбели!» — сказал глухой пророк из Калуги.
Три года потратил Магеллан, чтобы обогнуть земной шар. восемьдесят дней потребовалось герою Жюля Верна, сто восемь минут — Гагарину. По закону неубывания энтропии любая замкнутая система стремится к простоте и покою. Если она усложняется или ускоряет свое движение — налицо информационно-энергетическая подпитка извне. Иначе говоря — вмешательство… Вектор этих сил хорошо заметен на примере России. Первая мировая война и последовавший за ней небывалый социальный эксперимент поставил бывшую крестьянскую страну в положение осажденной крепости. Всего за два десятилетия родилась новая сверхдержава, — и это потребовало от людей небывалого напряжения сил и ограничения свободы. В тот год, когда на ракетных стендах заполыхали первые струи огня, треть населения голодала. Крестьян снова прикрепляли к земле. Инженера Цандера соседи считали помешанным, но каждый из них отдавал свои кровные Осоавиахиму, — а, значит, и Цандеру. Позднее ракетные дела стали субсидировать военные — опять-таки деньгами здравомыслящих граждан. То же самое происходило в других странах. Одну цель ловко подменили другой, и в невероятно короткий срок земляне сделали то, на что потребовались бы многие столетия мирной жизни: человек ступил на Луну и послал автоматические зонды на Марс и Венеру. Один аппарат уже покинул Солнечную систему. Крестовые походы, войны, революции и контрреволюции, массовые репрессии, научные открытия и технологические перевороты — все это совершалось ради того. чтобы вытолкнуть нас из тесной и прописанной колыбели.
