"Ты чего? — обиделась Жанна. — Ты не рад?"
А он ей: "Я тебя люблю". Впервые такое сказал. В смысле, не только Жанне, а вообще. Кто из нормальных людей теперь говорит "Я тебя люблю"? Одни уроды. А он сказал.
Тут кино и закончилось. Волшебный Фонарь погас, светящийся шар растаял. К чему понадобилось все это реалити-шоу, Жан так и не понял. Но задумываться не стал, потому что теперь, когда слепящее сияние угасло, окружающий мир стал виден лучше.
Зрелище было не сказать чтоб разнообразное. Со всех сторон белый, чистый песок. Впереди, как раз там, где раньше находился Шар, довольно высокая дюна. Жан почувствовал, что должен на нее взобраться. Во-первых, оттуда наверняка откроется более обширный вид. А во-вторых… Во-вторых, просто должен, и все.
Идти вверх по песку было трудно, и с каждым шагом все трудней. Жан вспомнил, что много раз уже испытал это. Во сне. Оказывается, снилось ему именно это восхождение на Дюну.
Когда до вершины оставалось уже близко, откуда — то снизу и сзади донесся голос. Он был совсем слабый, еле слышный.
— Эй, погоди! Я с тобой!
Жан остановился и обернулся.
Куда идти, вперед или назад?
Картина третья
Жанна
Бедная Жанна. Она не скоро поняла, что муж больше не дышит. Трясла неподвижное тело, поднимала тяжелую голову, то целовала ее, то била по щекам. Короче, была не в себе.
От удушливого дыма раздирал кашель. Текло из глаз, из носа. В метре от места, где лежал Жан, на стене темнело и переливалось огромное пятно, медленно сползавшее вниз. Будто кто-то выплеснул на обои целый таз вишневой наливки.
Вскоре вокруг появились еще люди. Они кричали, суетились, о чем-то спрашивали. Жанна не обращала внимания. Когда ее хотели поднять, яростно оттолкнула чужие руки. Когда накинули на плечи белый халат, сбросила.
— Ostav evo, on myortvy, — сказал кто-то.
Тогда она прижала ухо к окровавленной рубашке Жана. Ничего не услышала. Но это, может, потому, что вокруг все шумели.
Вспомнила, как видела в кино массаж сердца. Села на Жана сверху, стала давить ладонями на грудную клетку. Вверх-вниз, вверх-вниз. А еще есть искусственное дыхание! Прижалась к его теплым губам, начала дуть.
Все это было очень похоже на занятие любовью: она голая, сидит сверху, и губы в губы. Только Жан не двигается.
— Не is dead, understand? — сказал тот же голос.
Она распрямилась, яростно замотала головой, чтобы вытрясти из нее этот кошмар.
Удалось. Она мягко повалилась на бок. Кошмар закончился. Стало тихо и спокойно.
Жанна почувствовала, что поднимается в воздух, одновременно кружась, но не быстро, а плавно, словно листок дерева, который сорвался с ветки. Только он не падает на землю, а поднимается в небо.
Нет, я как пар над плитой, который засасывает в вытяжку, подумала Жанна. Вот я уже в воздуховоде, и все поднимаюсь, поднимаюсь…
Ей было хорошо и нисколько не страшно. Куда она летит, значения не имело. Главное, что там был Жан, это она знала наверняка.
Внизу валялись две тряпичные куклы, Жан и Жанна. Он на спине, она на боку. Пускай валяются. Они больше не нужны. Двое людей в белом зачем-то оттаскивали тряпичную Жанну в сторону, что-то с ней делали. Плевать.
— Эй, погоди! — закричала Жанна, задрав голову кверху, где белел какой-то просвет. — Я с тобой! Я сейчас!
Но легкость уходила. С каждым мгновением подниматься становилось все тяжелее. До края воздуховода оставалось всего ничего, но преодолеть это расстояние не получалось.
— Жан, помоги! Помоги, я упаду! — в панике позвала она.
Ну наконец-то!
В круге света показалась голова Жана.
— Что ты здесь делаешь? — испуганно спросил он. — Тебе тут нельзя! Возвращайся!
Она рассердилась.
— Ты что, сдурел? Куда это я без тебя вернусь? Держи меня, идиот!
Он протянул руку, Жанна хотела ухватиться, но пальцы прошли сквозь его кисть и сомкнулись.
— Мне некуда возвращаться. Сама видишь, — грустно сказал Жан. — Прощай.
— Я тебе дам «прощай»! Держи крепче! Сделай что-нибудь! Ты же обещал, что мы всегда будем вместе!
Но благодатная сила больше не держала Жанну. Она ухнула вниз, в черноту, а Жан и белый круг стали стремительно уменьшаться и удаляться.
— А-а-а-а!
Со стоном Жанна открыла глаза, увидела над собой два незнакомых лица, мужское и женское.
— Ochnulas, — произнес мужчина.
Ныла голова, в носу щекотало от дыма, тело было тяжелым и неуклюжим.
Врач сказал еще что-то, по-английски.
Чтобы не слышать его и не видеть, Жанна повернула голову.
На полу валялись какие-то обломки, тряпки. Нелепым углом торчал столик, лишившийся двух ножек. Там, под ним, лежало нечто малопонятное.
Жанна поморгала, чтобы сбросить с ресниц слезинки.
Из-под сломанного стола на нее пялилась оторванная бульдожья голова. Зубастая пасть судорожно подергивалась, будто беззвучно лаяла.
Это было уже чересчур.
Жанна с облегчением лишилась чувств, но в чудесную вытяжку больше не попала. Обморок был неглубоким.
Картина четвертая
Кузя
А Кузя в это время и в самом деле заходился лаем. Только не беззвучно, а очень даже громко. Был он совершенно цел, превосходно себя чувствовал и находился вовсе не на захламленном полу, а во Дворе, очень похожем на тот, куда Хозяин водил его гулять каждое утро и каждый вечер. Выглядел Двор, правда, не совсем так, но для собаки видимое не столь существенно, главное — запахи. Запахи же были какие надо, те самые. Волнующие ароматы мусорных баков, печальный тон гнилой листвы, наглая приправа бензина и самое интересное — признаки присутствия других собак.
Во Двор Кузя попал так.
Нестерпимый ужас, который заставил его облаять черного человека, источавшего Запах Смерти, взорвался не только огненным облаком, но и невыносимой болью. Правда, боль была очень короткой, не дольше мгновения. Потом она прошла, а вместе с нею прошло все остальное. Не осталось ничего, совсем. Ни звука, ни изображения. Даже запахов.
Сколько Кузя ни раздувал ноздри, вокруг ничем не пахло. Такого с рыжим боксером никогда еще не случалось. Это было непредставимо!
Только и Беззапашье длилось недолго. Откуда-то сверху потянуло незнакомым, но весьма интригующим ароматом, учуяв который, Кузя аж заскулил от нетерпения. Он попробовал прыгнуть, хоть и не надеялся, что достанет. Аромат доносился с значительного расстояния, он был довольно слабым.
Однако прыжок получился отменным. Кузе впервые удалось скакнуть так пружинисто, так высоко и с такой легкостью. Лапы оттолкнули его от поверхности, подкинули к самому потолку, который снова стал различим сквозь пелену дыма.
Голова беспрепятственно прошла сквозь потолочную панель. Перебирая лапами, боксер влетел в тесное черное пространство, где Аромат многократно усилился.
Летать оказалось здорово и очень просто. Кузя удивился, что не делал этого раньше, а лишь гонялся как дурак с лаем за голубями. Сейчас бы он этих глупых неповоротливых птиц растрепал как от нечего делать. Воробья, может, и не настиг бы, но голубя влегкую.
Летучий пес возносился все выше и выше. Этому подъему не было конца. Усталости Кузя не чувствовал, но одиночество и темнота начинали его нервировать.
Внезапно он со всей несомненностью почувствовал нечто невообразимо жуткое. Хозяина здесь нет. Его вообще никогда больше не будет.
В отчаянии Кузя завыл и в ту же секунду увидел наверху белую точку, почти сразу же превратившуюся в маленький белый кружок, в большое белое пятно, в круглый кусок белесого неба.
Хозяин наверняка там!
Несобаческим усилием пес рванулся к свету, прорвал своей лобастой башкой какую-то невидимую пленку и выпрыгнул прямо на асфальт Двора.
Завертелся на месте, принюхиваясь и на всякий случай предостерегающе рыча.
Мусорные баки, бензин, листва. Другие собаки!
Он залаял. Тут же подоспели и они, здешние старожилы.
Собак было две, они приближались к Кузе с разных сторон.
Слева развалисто рысил косматый сенбернар, от которого весело пахло игрой, незлой силой, защитой.
Справа несся приземистый черный питбуль. От него дохнуло такой бешеной ненавистью, таким ужасом, что Кузя присел на задние лапы и заскулил. Он всегда боялся питбулей, потому что на втором году жизни один такой вот урод ни за что ни про что разорвал ему губу и прокусил ухо. Хуже питбулей только матерые крысиные самцы, но те хоть первыми не нападают.
Если б не сенбернар, плохи были бы Кузины дела. Черный кобель уже подскочил, оскалив хищную пасть. Но сенбернар при всей своей неповоротливости поспел вовремя. Перехватил питбуля на лету зубами за шею, отшвырнул в сторону.
Похоже было, что старожилы Двора между собой не ладят.