Но это была всего-навсего стая дельфинов. Они немного покружили вокруг лодки, словно предлагая человеку поиграть с ними, и, поблескивая спинами на солнце, скрылись вдали. Север снова был один.
— Мне очень больно, лодка, — сказал он. — Так больно, что сердце вот-вот разорвется.
«Но я не хочу терять сознание. Без него, конечно, легче, но я хочу прочувствовать каждую минуту жизни. Их осталось не так много, чтобы впадать в забытье».
Он попробовал устроиться поудобнее. В конце концов ему удалось положить раненую руку так, что боль стала чуть меньше. Север отдохнул, потом сделал несколько маленьких глотков воды. В голове немного прояснилось.
— Ну вот, — сказал он, — теперь я не провалюсь в этот чертов туман. По крайней мере, сейчас…
Он посмотрел на лазурное море, на преломленные в голубой глубине солнечные лучи, на мерное движение сверкающих на солнце волн и почувствовал, как к глазам подступают слезы.
— Море… Только море. Безмолвное, беспощадное, величественное, чарующее, грозное… Но все же только море… Мир так велик, а я больше ничего не смогу увидеть. Раньше мне не давала его увидеть моя пустая жизнь, теперь не даст смерть. Как же они похожи! Я был мертв тридцать лет. Потом прожил за несколько дней полную жизнь, и теперь, когда едва научился, как жить, — снова уходить в ничто. Жаль.
«Другие не живут и дня. Они мертвы от рождения до последнего дня на земле, — подумал он. — Так что не стоит жаловаться. Незнакомец и старый рыбак подарили мне несколько дней настоящей жизни. Она была наполнена до краев. Я осознавал, чувствовал каждый ее миг. Не стоит жаловаться. Это был великий подарок — возможность познать самого себя».
Он слабо улыбнулся. Сожаления больше не было. Осталась лишь легкая грусть. Потом к горлу подкатила тошнота, в глазах потемнело, и Север снова провалился в серый туман. Но теперь даже там он чувствовал боль.
Туман не исчез, когда Север снова пришел в себя. Сначала он не мог понять, где реальность, а где продолжение забытья. Лишь когда пошевелился, пронзившая тело боль сказала ему, что он в сознании.
Туман был настолько плотным, что почти скрывал нос лодки. Свет заходящего солнца едва пробивался сквозь мглу. Не было слышно привычного шепота ветра и моря. Севера окутала неестественная тишина. Лишь скрип дерева и тихие всплески, когда волна ударялась о борт лодки, нарушали ее. Но эти звуки были настолько отчетливыми, что слышать их было невыносимо.
Двигалась лодка или стояла на месте, Север не мог понять. Замерло все вокруг. Лишь туман был живым существом в этом мертвом мире. Его сырые ладони тянулись к человеку, осторожно дотрагивались до лица. Впереди белесые лоскуты, переплетаясь между собой, принимали причудливые очертания, которые тут же таяли, расплывались… Чтобы сразу явить новый, еще более немыслимый образ.
Север поежился. Им овладело тоскливое предчувствие. Не туман угнетал его. Разве может робеть перед туманом человек, стоящий пред лицом вечности? Но из сырой мглы на него надвигалось что-то жуткое, стоящее по ту сторону жизни и смерти, находящееся за пределами понимания и реальности… Оно приближалось так же не умолимо, как шторм, как акула, но там Север, по крайней мере, знал, с чем ему приходится иметь дело. И мог бороться. Но это…
Мурашки пробежали у него по коже.
«Может, так человек чувствует приближающуюся смерть? Ведь она и есть самое непостижимое в этом мире», — подумал он.
Он почувствовал, как чья-то прохладная ладонь коснулась его сердца, а потом тихонько сдавила его. Человек почти перестал дышать и застыл, пытаясь слиться с лодкой в одно целое. Секунда растянулась, превратившись в вечность, и, встав на дыбы, образовала перпендикулярную плоскость, в которой живет только он, а весь остальной мир где-то там, в другом времени и пространстве, в другой бесконечности. А в этой секунде-вечности только он и нос лодки, тающий в тумане. И еще нечто, медленно идущее ему навстречу. Север чувствовал, как тонко-тонко вибрирует эта растянувшаяся секунда, словно кто-то слишком сильно натянул струну, и она вот-вот лопнет с резким, бьющим наотмашь по нервам звоном…
Он даже вскрикнул, когда нос лодки ударился обо что-то твердое. Это что-то прошло впритирку с бортом и когда приблизилось к Северу, он понял, что столкнулся с другой лодкой. Вернее, этот предмет когда-то был лодкой. Сейчас это был просто кусок потемневшего дерева, наполовину притопленный, сплошь покрытый водорослями, истерзанный волнами и ветрами. Север, превозмогая слабость и боль, притянул лодку ближе, так, чтобы два суденышка встали борт к борту.
В лодке, почти скрытый водой, опутанный водорослями, лежал скелет человека. Вокруг него сновали маленькие пестрые рыбки.
Север нервно сглотнул. Он ожидал всего, чего угодно, только не этого. Он смотрел на останки и не мог отвести взгляд. Черные провалы глазниц гипнотизировали его. Притягивали, не хотели отпускать. Северу казалось, что они могут сказать ему что-то очень важное. Не словами, нет. Как-то иначе. И хотя сам понимал нелепость этой мысли, он продолжал всматриваться в выбеленный солнцем и морской водой череп.
Две лодки качались рядом друг с другом, время от времени легко сталкиваясь бортами, словно разговаривали на доступном им языке.
А Север все смотрел и смотрел на то, что когда-то было человеком. Может, простым рыбаком, а может, таким же человеком дороги, слишком поздно нашедшим себя. Или потерпевшим кораблекрушение моряком, так и не доплывшим до суши…
— Кто ты? — хрипло спросил он. — Как оказался здесь? Что убило тебя?..
«Жаль, что он не может ответить. Я так долго мог разговаривать только с лодкой и с самим собой.
Как хорошо было бы поговорить с человеком перед смертью… Рассказать ему о том, что со мной произошло. Как я сражался с акулой. И как ее победил. Как меня чуть не убил шторм… И про чайку. И про то, что теперь я смог бы жить по-настоящему, но уже не успею… Если бы я мог обо всем этом рассказать!.. Вот тогда умирать было бы легко».
Он тяжело вздохнул. Туман не рассеивался.
— Ты тоже не смог никому рассказать о своих последних днях, — после долгого молчания сказал Север. — Жаль. Наверняка твой рассказ был бы интересным… И печальным. Я бы его послушал и погрустил бы вместе с тобой. Но ты меня сильно опередил. Знаешь, одиночество — хороший учитель, но очень плохой исповедник. Умирать в одиночестве и безвестности не очень-то приятно… Хотя зачем я тебе это говорю. Ты все знаешь лучше меня.
Север опустил голову. Больше всего ему хотелось услышать сейчас человеческий голос. И чтобы ему сказали что-нибудь хорошее. Простые добрые слова. Или хотя бы «прощай».
«Жена и сын так и не узнают, что со мной случилось. Правда, особенно меня это почему-то не огорчает. Все это слишком далеко. Дом, семья, прошлая жизнь. Расстояние до этого уже не измерить ни милями, ни днями. Кажется, что прошла вечность».
— А у тебя была семья? — Он посмотрел на скелет. — Наверное, была… Человеку нельзя одному. Брать можно только до поры до времени. Рано или поздно нужно начинать отдавать. Если ты не совсем пустышка. Я успел отдать немного… Да и отдавать, собственно, было нечего. Что у меня было, кроме лени, сомнений и глупых мечтаний?.. А сейчас поздно. Я не успею никому ничего отдать.
В горле у него пересохло. Разговаривать было тяжело, но еще хуже было молчать и слушать, как плещутся между лодками волны. Север поднес ко рту флягу. В рот упало лишь несколько капель.
— Ну, вот и все, — сказал он. — Теперь уже совсем скоро… Тебе было страшно умирать? Самую малость, да? Больше сожаления, что не успел пожить так, как научился жить здесь. Но все-таки научился. Пожалуй, один миг полного прозрения стоит десятков лет жизни вслепую. Если бы только было не так больно…
Он уже сам не понимал, с кем разговаривает. Мысли путались. Опять начала кровоточить рука. Ног он больше не чувствовал.
— Знаешь, что я вынес из всего этого? То, что я и есть целый мир. Тот незнакомец был прав. Это знание стоит того, чтобы ради него побороться. И действительно, получить его можно лишь через большие испытания… Или большую любовь. Правда, с этим мне не повезло. Но и то и другое требует мужества. Принять свою жизнь и не бежать от борьбы — вот, что для этого нужно. Это я знаю точно. Малодушному не место в этом мире силы.
Он замолчал. Долго лежал, глядя в туман и собирая остатки сил. Раз он потерял сознание, но совсем ненадолго. Когда он очнулся, лодка со скелетом по-прежнему покачивалась рядом.
— Пора прощаться. Я могу умереть в любую минуту. Не хотелось бы уйти не простившись, — снова заговорил он. — Извини, но я ничего не могу сделать для тебя. Рассказать о тебе людям не успею. Я бы привел в порядок твою лодку, но на это у меня нет сил. Поэтому просто скажу тебе — прощай. Кем бы ты ни был, пусть море будет ласково с тобой. Ты проиграл свою битву. Но это неважно. Главное — ты вступил в нее. А значит, заслужил, чтобы мир был добр к тебе. Прощай!
