— Звонят из больницы, — сказала она. — Одна из медсестер, которые ухаживают за Эбеном, просит вас к телефону. Она говорит, что это очень срочно.
Майкл взял трубку.
— Приходите немедленно, — услышал он. — Эбен умирает.
Как пастор, Майкл не раз оказывался в такой ситуации. Священники не реже докторов видят смерть и горе родственников умершего. Тем не менее, услышав о моей близкой смерти, он испытал сильное потрясение и тут же позвонил жене Пейдж, чтобы она помолилась за меня и за него, прося Бога дать ему силы перенести эту утрату. Затем он сел в машину и под холодным ливнем, смаргивая слезы, чтобы различить дорогу, поехал в больницу.
Войдя в мою палату, он застал ее в том же виде, как в свой последний визит. У моей кровати сидела Филлис и держала меня за руку. Было ее дежурство. Моя грудь с помощью дыхательного аппарата поднималась и опускалась двенадцать раз в минуту. Медсестра тихо обходила аппаратуру, окружавшую кровать, и записывала показания.
Вошла еще одна сестра. Майкл спросил, не она ли звонила его помощнице.
— Нет, — ответила сестра. — Я провела здесь все утро, его состояние не ухудшилось с ночи. Не знаю, кто вам звонил.
К одиннадцати часам в палате собрались Холли, мама, Филлис и Бетси. Майкл предложил помолиться. Все, включая двух медсестер, взявшись за руки, образовали кольцо вокруг кровати, и Майкл начал горячо молиться за мое выздоровление.
— Господи, верни нам Эбена. Я знаю, Ты это можешь.
Мы так и не узнали, кто звонил Майклу. Но кто бы это ни был, он сделал доброе дело. Ибо молитвы, идущие ко мне из земного мира, который я покинул, наконец стали доходить.
Глава 18. Забыть и вспомнить
Мое сознание становилось все шире, словно воспринимало всю Вселенную. Вам приходилось слушать музыку по радиоприемнику в сопровождении атмосферных шумов и потрескиваний? Вы привыкли к этому, считая, что иначе и быть не может. Но вот кто-то настроил приемник на нужную волну, и та же самая пьеса вдруг приобрела изумительно отчетливое и полное звучание. Вас поражает, как же вы раньше не замечали помех.
Такова приспособляемость человеческого организма. Мне не раз доводилось объяснять пациентам, что ощущение дискомфорта ослабнет, когда их мозг и весь организм привыкнут к новой ситуации. Если нечто происходит достаточно долго, то мозг привыкает игнорировать это или просто воспринимать как нормальное.
Но наше ограниченное земное сознание далеко от нормального, и первое подтверждение этому я получил, проникнув в самое сердце Средоточия. Отсутствие у меня памяти о земном прошлом не делало меня незначительным ничтожеством. Я осознавал и помнил, кем я был там. Я был гражданином Вселенной, потрясенным ее бесконечностью и сложностью и ведомым только любовью.
Каким-то сверхъестественным образом мои открытия за пределами физической жизни повторяли уроки, усвоенные мной годом раньше благодаря объединению со своей родной семьей. В конечном счете ни один человек не является сиротой. Все мы находимся в таком же положении, в каком был я. То есть у каждого из нас есть другая семья, создания, которые следят за нами и заботятся о нас, создания, о которых мы на время забыли, но которые, если мы им откроемся, всегда готовы направлять нас в нашей жизни на Земле. Нет человека, который был бы нелюбим. Каждого из нас глубоко знает и любит Создатель, неустанно пекущийся о нас. Это знание не должно и дальше оставаться тайной.
Глава 19. Негде спрятаться
К пятнице, за полные четверо суток, в мой организм трижды вводились антибиотики, но он по-прежнему не проявлял положительной реакции. Отовсюду съехались наши родственники и друзья, а те, кто не смог приехать, устраивали общие молитвы в церквях своих приходов. Сестра моей жены Пегги и ее ближайшая подруга Сильвия приехали в пятницу днем. Холли встретила их, стараясь держаться бодро. Бетси и Филлис продолжали надеяться, но даже им с каждым часом все труднее было верить в благополучный исход. Бетси начала сомневаться в правильности своего запрета на негативные разговоры в палате.
— Как ты думаешь, если бы мы оказались на месте Эбена, он бы сделал это для нас? — спросила у нее в то утро Филлис после очередной бессонной ночи.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, стал бы он проводить с нами круглые сутки, ночуя в палате?
У Бетси нашелся замечательный и простой ответ в виде встречного вопроса:
— А ты могла бы в такой ситуации оставаться дома?
Сестры согласились, что, случись такое с ними, я сразу примчался бы на помощь, хотя меня трудно представить сидящим на одном месте на протяжении многих часов.
— Нам не казалось это обременительным, мы просто не могли оставить тебя одного, — призналась мне потом Филлис.
Сильвию больше всего потряс вид моих рук и ног, которые начали скрючиваться, подобно листьям дерева, погибающего от засухи. Для жертв инсульта и комы это нормальное явление, так как мышцы без нагрузки постепенно сокращаются и усыхают. Но для родных и близких это ужасающее зрелище. Глядя на меня, Сильвия уговаривала себя верить своему внутреннему голосу, но даже ей это давалось все труднее.
Холли, не переставая, винила себя (если бы она раньше поднялась ко мне в спальню, если бы она сделала то или это!), и окружающие старались отвлечь ее от тягостных дум.
Теперь уже все понимали, что, если даже я приду в себя, это никак нельзя будет назвать выздоровлением. Понадобится месяца три реабилитации, у меня будут хронические проблемы с речью (если я вообще смогу разговаривать), и всю оставшуюся жизнь мне придется пользоваться услугами медсестры и няни. И все это — в лучшем случае! Но даже этот мрачный сценарий был уже из области фантазии. Мои шансы на выздоровление стремительно уменьшались.
Бонду подробно не рассказывали о моем состоянии. Но в пятницу, приехав в больницу после школы, он случайно услышал, как один из докторов объяснял Холли то, что она и так понимала: «Настало время признать горькую правду, надеяться практически не на что».
Вечером Бонд отказался уходить от меня. Обычно в палате разрешалось одновременно находиться только двум посетителям, чтобы доктора и медсестры могли делать свою работу. В шесть часов Холли мягко напомнила сыну, что пора ехать домой. Но Бонд не поднялся со стула, стоящего как раз под рисунком, где он изобразил сражение между лейкоцитами и войском Е. coli.
— Он же все равно не знает, что я здесь, — умоляюще сказал Бонд. — Почему мне нельзя остаться?
Вечером у меня дежурило по одному человеку, так что Бонду разрешили задержаться.
Но на следующее утро, в субботу, когда Холли заглянула в его комнату, чтобы разбудить, он в первый раз за всю неделю сказал, что не хочет ехать в больницу.
— Почему?
— Потому что я боюсь, — ответил Бонд.
Это было признание, высказанное вслух за всех.
Холли немного посидела в кухне, потом снова поднялась к сыну и спросила, действительно ли он не хочет навестить папу.
Бонд долго молчал, глядя на нее.
— Ладно, поедем, — наконец согласился он.
Суббота прошла в непрерывных разговорах родственников с врачами. Это было жалкой попыткой сохранить надежду, хотя ее оставалось еще меньше, чем накануне.
Поздно вечером в субботу, отвезя мать в гостиничный номер, Филлис остановила машину у нашего дома. Было совершенно темно, свет в комнатах был уже погашен, и она едва разбирала дорогу. Дождь шел уже шестой день начиная со дня моей болезни. Такой продолжительный дождь не характерен для горной Вирджинии; обычно в ноябре здесь стоит холодная, но солнечная погода, какая и была в прошлую субботу, накануне моего приступа. Теперь та суббота казалась невероятно далекой, а дождь — вечным. Когда только он прекратится?
Филлис отперла дверь и включила свет. С первого дня моей болезни к нам постоянно заходили друзья и соседи, приносили еду и продукты. Но к концу недели напряженная тревога уступила место мрачной безнадежности. Друзья тоже понимали, что надежды на мое выздоровление почти не осталось.
Филлис хотела разжечь камин, но на душе было так тяжело, что она отказалась от этой затеи. Внезапно она почувствовала невероятную усталость, легла на диван в кабинете и сразу провалилась в сон.
Через полчаса вернулись Сильвия и Пегги и, увидев спящую в кабинете Филлис, тихо прошли мимо на цыпочках. В какой-то момент, спустившись вниз, Сильвия увидела, что кто-то оставил открытой дверцу холодильника. На полу образовалась лужица, и многие продукты уже оттаяли, в том числе прекрасные свиные отбивные.
Сильвия сообщила об этом Пегги, и они решили не дать пропасть продуктам. Вызвали родственников и несколько друзей и принялись за работу. Пегги сбегала в магазин за закусками, и в результате получился отличный ужин. Вскоре к ним присоединились Бонд, Бетси с дочерью Кейт и мужем Робби. Все, не сговариваясь, избегали затрагивать волнующую тему: что я — отсутствующий почетный гость — скорее всего, никогда не вернусь в свой дом.
