Обществу не нужны индивидуальности, ему нужна эффективность. Поэтому чем более человечным становится человек, тем менее он полезен для общества — и тем более опасен. Структура нашей цивилизации и, фактически, всех прошлых цивилизаций призвана сделать из человеческого существа автомат. Послушный, эффективный и неопасный. А изобретательный, пытливый, любознательный, ищущий что-то новое и всегда стремящийся исследовать неизвестное ум неизбежно создает беспокойство. Социально-бюрократический аппарат не может чувствовать себя с ним в безопасности.
Как только ребенок рождается, общество начинает убивать его индивидуальность. К семи годам его индивидуальность полностью уничтожена. Только по случайному недосмотру социально-бюрократического аппарата человек может стать индивидуальностью. Но это редкость.
Все виды социальных институтов являются средством уничтожения индивидуальности и превращения человека в машину. Все наши университеты — это фабрики по уничтожению спонтанности, по уничтожению искры, по уничтожению духа и превращению человека в автомат. Только превратив людей в автоматы, общество чувствует себя спокойно. На них можно положиться. Общество знает, что они могут сделать, что они будут делать, — автоматы предсказуемы. Мы можем предсказать мужа, жену, врача, адвоката, ученого. Мы знаем, кто они, и как они будут себя вести; мы можем быть в них уверены. Но с живым, спонтанным человеком невозможно чувствовать себя спокойно, потому что мы не знаем, как он себя поведет, — он непредсказуем.
Непредсказуемость всегда источник небезопасности. Жена не может чувствовать себя спокойно с непредсказуемым мужем. Непредсказуемый, он неуправляем; им невозможно манипулировать. Никто не чувствует себя спокойно с непредсказуемым человеком, — даже отец с непредсказуемым сыном.
Но только непредсказуемый человек может быть счастливым, может переживать счастье как никто другой. Жизнь сама по себе непредсказуема, неуправляема. Жизнь как таковая всегда движется к неизвестному мгновение за мгновением. Жизнь — это дверь в неизвестное, ни больше, ни меньше.
Если вы открыты — как открыта сама жизнь, то вы непременно живете в каждом из своих измерений: физическом, интеллектуальном, эмоциональном, духовном. Тогда вы живете тотально: нет раздвоения, нет разделения. Ваша энергия течет, как будто из одной комнаты в другую, и затем в следующую. Ваша энергия не встречает преград; она не удерживается в каком-то одном канале, она подобна текущей реке. Тогда вы всегда свежи и расслаблены. Каждый раз, возвращаясь к определенной деятельности, вы приступаете к ней с новизной, свежестью, которая возможна только в результате отдыха в противоположном измерении.
Проблема, насколько я понимаю, заключается не в чрезмерной интеллектуальной работе, а в недостатке или отсутствии активности в других измерениях, особенно в эмоциональном. Рассудок уравновешивается эмоциями. Если вы можете решать логические задачи, но не можете плакать, у вас неизбежно возникнут проблемы. Если вы можете спорить, но не можете смеяться, вас ожидают неприятности.
Но всякий раз, когда появляется человек, жизнь которого подобна текущей реке, его трудно понять, потому что он живет вне любых структур, вне категорий.
Есть одна история дзэн…
Умер известный монах, великий учитель. Хотя он был известен благодаря его главному ученику. Тысячи людей пришли отдать дань уважения умершему и, к своему удивлению, увидели главного ученика рыдающим. Они были озадачены — человек, свободный от привязанностей, не должен плакать, тем более тот, кто всегда говорил, что дух не умирает! Кто-то подошел к нему и спросил:
— Почему ты плачешь?
Ученик ответил:
— Я не могу все время жить с «почему?». Бывают моменты, когда нет никаких «почему?». Я плачу, вот и все.
Но люди все равно настаивали:
— Ты всегда говорил, что душа бессмертна. Почему же ты плачешь?
Ученик монаха отвечал:
— Я по-прежнему утверждаю, что душа бессмертна. Но это не мешает мне плакать.
Это кажется нелогичным — если душа бессмертна, то зачем плакать? Но ученик монаха сказал:
— Душа сама плачет, и я не могу ничего с этим поделать. Что бы ни приходило ко мне, я един с этим. Слезы приходят, и я с ними един.
Позицию монаха невозможно понять интеллектом. Можно понять человека, если он считает, что душа смертна, — и поэтому плачет. Если человек верит, что душа бессмертна, и не плачет, это тоже понятно, все в порядке. Душа бессмертна: кого оплакивать? Никто не умер. Но главный ученик сказал, что душа бессмертна, и все-таки плакал. Не было никаких «почему?», слезы просто текли.
Люди спросили:
— Ты оплакиваешь тело?
Монах ответил:
— Да, должно быть, я оплакиваю тело. Тело тоже было таким красивым, и я его больше никогда не увижу. Я оплакиваю тело.
— Но ведь ты же духовный человек, — воскликнули люди. И спор продолжался. Они обвиняли его в том, что он сбивает их с толку.
— Я и сам сбит с толку, — сказал, он. — Такова жизнь! Душа важна, но важны также и мои слезы. Жизнь такова — она так противоречива. Она существует в противоречиях. Я и сам сбит с толку, но меня это не смущает, меня не смущают эти противоречия, поэтому я расслаблен. Вы видите мои слезы, вы видите, что я плачу, но я спокоен. Я расслаблен. Я чувствую блаженство.
Не отвергайте противоположную часть. Чем чаще вы используете логику, тем активнее обращайтесь к иррациональному, чтобы уравновесить то и другое. Как только внутри вас все уравновешено, вы становитесь невесомым. Вы чувствуете себя свободным. Вес одного измерения компенсируется весом другого — достигнуто равновесие. Вы свободны. Иначе вы будете чувствовать тяжесть, которая будет увеличиваться, давить на вас и превратится в груз. В конце концов наступит момент, когда внутри вас не останется ничего, кроме груза. Вас больше не будет, будет ощущаться только груз; это единственная реальность, которую вы будете осознавать. И груз будет с вами двадцать четыре часа в сутки, вы не сможете даже представить себе, что значит быть без него.
От груза не свободен никто, но один груз может быть уравновешен другим грузом на противоположном полюсе. Когда грузы уравновешены, тяжесть исчезает. Ум, не обремененный тяжестью, это, на самом деле, не ум без груза; скорее, это ум с уравновешенными грузами.
Я за то, чтобы интеллект и иррациональное существовали одновременно. Я советую поддерживать между ними постоянный баланс. Как только вы почувствуете тяжесть, знайте, что баланс нарушен, и вам пора взяться за его восстановление. Тогда добавьте недостающий вес туда, где он нужен. Если интеллект стал слишком тяжел, делайте что-нибудь иррациональное. Медитируйте!
Медитация не связана с рассудком; она иррациональна. Так что, когда кто-нибудь просит меня объяснить, что такое медитация, я в затруднении, потому что понять медитацию в принципе невозможно. Она никак не связана с логикой, рассудком, аргументами и пониманием. Единственный способ ее узнать — это пригласить ее.
Есть люди, которые изучали медитацию всю свою жизнь, но так ничего и не поняли. Это невозможно. Кришнамурти говорит о понимании и приравнивает понимание к медитации, как будто медитация — это нечто, что нужно понять. Скорее, понимание должно быть уравновешено медитацией, потому что медитация является противоположным полюсом для понимания, и как только вы попытаетесь не понимать медитацию, она к вам придет.
Если вы будете пытаться понять медитацию, вы никогда с ней не встретитесь. Некоторые люди говорят, что отлично понимают Кришнамурти. Интеллектуально его можно понять, потому что за понимание отвечает интеллект. Но он говорит, что интеллектуального понимания недостаточно, и, тем не менее, приравнивает понимание к медитации.
Когда интеллектуального понимания недостаточно, поможет только иррациональный прыжок. На самом деле, не-интеллектуального понимания вообще не бывает. Когда вы идете в медитацию, это больше похоже на чувствование, чем на понимание: медитация переживается, ее невозможно понимать.
Философия и наука — это интеллектуальные процессы; религия и искусство — эмоциональные процессы. Философия должна быть уравновешена религией, а наука должна быть уравновешена искусством. Иначе возникает однобокий, перевернутый вверх дном мир, в котором все больны.
Я не встречал ни одного человека, который был бы спокоен, — каждого беспокоит то или это. Не важно, что именно, важно лишь то, что каждый обеспокоен. Все обеспокоены! Должно быть, что-то неправильно в самой концепции человечества; что-то неверно в самой структуре нашего общества. Люди с психическими расстройствами наглядно демонстрируют то, что происходит в обществе в целом.
