нашёл в нём ничего, что могло бы быть применимо к смертной казни. Они спросили, вообще ничего? Я говорю, ну да, он... Высказывал все, то есть они мне сказали, что вот свидетели, которые говорят, что вот высказывался так вот о храме, что он его разрушит, что он говорил, что не обязательно соблюдать закон Моисея о субботе, он оскорбил веру. Я сказала, хорошо. За это, за оскорбление религии, любой, у нас было, между прочим, много религий, потому что, как я уже сказала, много национального государства. Было множество всяких религиозных течений. Так вот был закон. что за оскорбление богов любых, за оскорбление религии нужно было наказание кнутом обычно 40 ударов кнутом Такой был закон. Раз он его нарушил и об этом и есть свидетели, то он должен понести ответственно кем бы он там не был. В следующий раз, как подумал я, будет следить за своим языком. И я сказала, я его накажу по закону. об оскорблении религии, 40-ка удары в нюкнуто. Ну и уже махнул рукой, чтобы его вывели, и отвели к Палачу. Там был Палач, который бил. уже махнул рукой, забирайте, и суд на сегодня закончен. Я уже предпушала, что поеду в свою резиденцию, буду там отдыхать. Ну и хотела обо всём этом, что он мне сказал, ещё подумать. И вдруг я... Услышал? Нет. От священников? Нет. Это несправедливое наказание, 40 ударов в кнутом. Я похлопала глазами. Что вы хотите? Спросил я. Они сказали, мы хотим, чтобы ты его распял вместе с другими преступниками. Я как распял? Вообще, это положено по нашим законам только разбойникам, убийцам, насильникам, тем, кто занимался, ну вот как это по-вашему сказать, насиловал женщин, детей, убивал, отравлял, то есть либо убивал из-за... там денег, либо кто занимался отравлением. Были такие отравители. А я им говорю, он же наоборот лечил, он же кого-то убил. Он кого-то изнасиловал или что? Они говорят, нет. Но он хотел поднять бунт, у нас есть доказательства. А за попытку поднять бунт тоже следовала смертная казнь на кресте, у нас был такой обычный. Я им сказал, я не нашёл доказательств бунта. Они сказали, как я нашёл. Прям первосвященник вышел, мы же тебе предоставили, святитель. которые говорили, что он говорил против кесаря, что... Я говорю, что он говорил против кесаря? Что он? Перед царём небесным вообще никто. Самый главный царь – это царь небесный. А ведь под царём небесным он понимал себя. Это они мне так сказали. Но он же сам говорит, я царь небесный. И тут же говорит, перед царём небесный кессарь вообще никто. И поэтому он так готовил бунт. И я так слушала, я понимала их, конечно, логику, размышления. И я так удивилась, я говорю, вы так рьяно защищаете императора от бунта, что... Хотя вы сами принадлежите этому народу. И у меня закрадывается подозрение, что это вы делаете не для того, чтобы этот бунт не получился, а просто чтобы с помощью вот этих обвинений просто устранить своего соперника, потому что люди идут к нему, а не к вам. Они сказали, считай как хочешь, что твоя обязанность выполнить пожелания нас, Синдриона, как представителей власти именно синагоги, потому что он совершил религиозное преступление. Мы как священники, это все подтверждаем. Ты же не знаешь наш закон? он себя сделал Богом, а раз он себя сделал Богом, то по законам иудаизма он вообще может всё что угодно сказать вот сегодня не сказал, там идите против императора а завтра скажет, и его как Бога вы услышите Откуда ты знаешь, что ему завтра придёт голубь, тем более после этих 40 ударов? Ты думаешь, он их воспримет как справедливое наказание? Да нет, он будет злиться, гнев затаит, обиду. И откуда ты знаешь, что он не поведёт завтра с собой, пользуясь таким влиянием, а его влияние увеличивает? они мне в козыре Откуда ты знаешь, что завтра или через месяц или через год он всё-таки не поднимет восстание, уже пользуясь своим увеличившимся влиянием, потому что он сейчас, пока его не поднимает, у него очень недостаточно последов, но они растут. И потом он, если он останется в живых, он поведет войска против Римля, против римских. войск и тогда ты будешь ответить. Мы его к тебе приводили в самом начале, а ты отказался его казнить. И сказал, что он просто какой-то один из пророков, которых множество. Мы же к тебе множество не приводили. Нам виднее. Я сказал им, вы пытаетесь сейчас манипулировать. Я сказал, что я его накажу и отпущу. Я не нашел в нём ничего достойного смерти. И сказали, дело твое, но мы будем вынуждены сообщить об этом твое решении императору, о том, что ты покрываешь преступника. И мы приведем все доказательства, и мы уверены, что и все свидетели напишут как свои подписи. И будут еще расследовать, не связаны ли ты с ней. То есть как пригрозит. Я сказала, ну... Давайте мы тогда спросим у народа, если вы так хотите. Вы знаете, что сегодня обычая по вашему празднику отпускать преступника одного. Если он призывал кого-то к чему-то плохому, то народу это, конечно, известно. Давайте спросим, кого они выберут. Показывает, что это был его предложение. И было назначено уже трое в смертной кайте. Все трое людей были знакомы друг другу. Они были, можно сказать, разбойники с большой дороги, которые нападали и на тех, кто ехал по дороге, на караваны, и влазили в дома, пытали, например, детей, чтобы мама нашла и отдала деньги. Пытали огнем. Он сейчас показывает, как зажигали огонь и прижигали им тело. На глазах у матерей. И все уже доказательства были собраны, был суд, я их приговорила лично к этой казни. И я бы уверена, что если я предложу выбрать, кому сохранить жрец, то выберет, конечно же, Ешуа, потому что он никого не убивал. Я знала, что его народ очень любит. Поэтому я сказала, хорошо, я вас выслушаю. Пусть теперь свое мнение скажет народ. И они согласились. Я у них еще спросил, то есть если сейчас народ выберет оставить жизнь Ишуа и отпустить его, вы будете согласны? Они сказали, да, мы последуем воле народа, потому что мы призваны как раз помогать, ну вот как служить народу. что помогать ему служить Богу. Если народ выберет его отпустить, мы согласимся. И ничего императору, конечно же,
