Ознакомительная версия.
Вы можете использовать сказки дервишей, чтобы поражать людей, если они хотят быть пораженными, или если получаете что-либо от этого обмана, и многие люди действительно так и делают.
Кроме того, слушатели могут неправильно их использовать, если упорствуют в том, чтобы они их впечатляли, или в циничном к ним отношении. К тому же они почти всегда содержат в себе структуры и непосредственные значения, которые могут быть аналогиями; и они могут снова и снова повторяться в действительных событиях, и, когда они циклически повторяются, это делает их верными буквально.
В: Нельзя ли привести пример рассказа, который вы можете вспомнить не только как традиционный и представляющий образец, но и как действительно происшедший?
КОРОЛЬ И ДРОВОСЕК
О: Вот один, хорошо известный среди афганцев и приписываемый в наши дни Ахмаду Шаху, первому королю современного Афганистана:
Ахмад Шах был королем, получившим венец из рук некоего всеми уважаемого дервиша. С того времени он часто надевал мантию дервиша и странствовал среди своих подданных, стремясь улучшить свое правление.
Однажды, переодетый, он посетил дровосека, жившего в лесной хижине. «Что бы ты делал, если бы не смог продавать свои дрова?» — спросил он. «Уважаемый дервиш, — сказал дровосек. — Я уповал бы на Бога и что-нибудь нашел бы».
На следующий день король объявил, что ни один дровосек не будет допущен в город, и спустя день или два снова посетил, переодетый, этого человека.
«Как ты живешь теперь, когда король стал так странно относиться к дровосекам?» — спросил он.
«Что ж, теперь я делаю кожаные ремни и продаю их в лавки. Уповаю на Бога, и на еду мне хватает».
Король покинул его и спустя некоторое время издал указ, запрещающий продавать в лавках изделия из кожи.
Когда Ахмад Шах снова посетил своего бедного дровосека-изготовителя кожаных ремней, он сказал: «Как идут твои дела теперь, когда Судьба, кажется, преследует тебя и оборвала твою новую карьеру?»
«Господин, — сказал тот. — Уповаю на Бога и работаю носильщиком на базаре. Все хорошо, и на еду мне хватает».
Тогда, по приказу Ахмада Шаха, все базарные носильщики были призваны в Дворцовую Гвардию, без какой-либо платы и даже без места для ночлега.
Той же ночью король в дервишском плаще пошел навестить своего друга и обнаружил его в хижине, что-то кушающего и стругающего дерево.
«Что ты делаешь?» — спросил король. «Меня забрали в королевскую гвардию, но без пиши и ночлега, — сказал человек, — поэтому я заложил меч, который мне вручили, купил еды, и вот делаю поддельный меч, пока мое будущее не прояснится».
Король вернулся во дворец.
На следующее утро командир гвардии вызвал дровосека и приказал ему обезглавить узника. Они вместе отправились к месту казни, где, согласно обычаю, ожидал король. Дровосек не узнал короля в его короне и королевской мантии, но сказав: «Уповаю на Бога», вытащил свой деревянный меч в ожидании приказа ударить. Узник произнес: «Во имя Бога, пусть этот меч откажется рубить — ибо я невиновен"» Дровосек уронил свой меч на землю. После расследования обвиняемый был, в конце концов, признан невиновным. Ахмад Шах был так изумлен, что сделал этого человека великим визирем. С того времени Афганские короли всегда употребляли перед своим именем Аl Mutawakkil ala Allah" — тот, кто уповает на Бога.
ЭМОЦИОНАЛЬНОЕ ЖАЖДАНИЕ
Люди, которые интересуются чудесным, либо будут «поглощать» чудесные сказки из-за эмоциональной жажды, либо смогут позволить им действовать как альтернативным способам мышления, чтобы развить ту часть ума, которая говорит: «стереотипные реакции сковывают».
Эмоциональные реакции, точно так же, как и автоматические, являются частью вторичного «я» и не представляют восприятия истины.
Сирри аль-Сакати, умерший в 867 году христианской эры, сказал:
«Истинная мудрость — это непривязанность к себе и преданность Истине».
Эффективная деятельность в противовес непрерывной
непрерывная деятельность, ярлыки, обусловленное чувство важности или прогресса, достижение на поверхностном плане менее значительных целей — все это имеет тенденцию быть плотью и кровью многих человеческих систем, члены которых ожидают от них гораздо больше того, что они могут дать.
Поскольку они удовлетворяют социальные нужды, удерживают людей занятыми и снимают напряжения, считается, что они являются не именно этим, а чем-то более высокого порядка.
С другой стороны, метод обучения и учеба, которая прерывна, не пользуются методом кнута и пряника, работают с теми, с кем могут, когда и где могут, что и есть суфийский путь, кажутся детям автоматизма чем-то менее обещающим, менее интересным, менее притягательным.
Он был бы менее важным и, пожалуй, менее интересным, если бы существовала альтернатива. Иначе говоря, если бы была возможность достичь проницательности, знания себя, реализации, просветления, высшего сознания и т. п. через механические организации. В таком случае не было бы нужды в суфийской системе: она была бы неуместной и неэффективной.
Но они не являются альтернативой. И только когда это понято, люди могут приблизиться к суфийской учебе и получить от нее пользу. До этого они всегда жаждут следующего:
· системы, которая будет открыта им, если только они выдержат неразбериху суфиев;
· самим быть способными выжать порядок из того, что, как они неосознанно считают, является хаотическим состоянием суфийского плана;
· или чего-нибудь, к чему они могут перейти, и что может напоминать им суфийскую учебу, но предлагает того рода стимулы, которые они жаждут.
Это не новая проблема. Но формулировать ее надо постоянно. Если она учтена, может начаться реальное учение, свободное от смирительной рубашки и шор поверхностной деятельности.
Но как это делается, откуда мы начинаем?
Это делается посредством закрепления этой идеи в уме с той же, по меньшей мере, прочностью, что и фантазии, которые противостоят ей и выдают себя за действительность; мы начинаем, убедившись, что впитали это утверждение, а не просто жадно его проглотили и просим следующую порцию привлекательных новинок.
ЛЮДИ КАК ДЕМОНЫ
Вспоминайте, что сказал Руми, и вы увидите, как люди сковывают себя своими желаниями, которые не есть то же самое, что их потенциальные возможности:
Люди — демоны, и страсти — их цепь,
Тащит она их в цеха и поля.
Тревоги и страхи ее составляют.
Не считайте свободными создания:
Тянет она их в борьбу и погоню
Тянет их в море и недра земли.
Способность приходит прежде мнения
В: Некоторые люди говорят, что они могут учиться по книгам, другие — что в книгах нет ничего стоящего, третьи — что они еще не нашли нужных книг. Что вы скажете по этому поводу?
О: Лучшее, что я могу сделать, это повторить старую историю, рассказанную одним суфием. Он описал, как одно время искал книги и не находил, затем он их нашел и думал, что в них есть все; потом он решил, что в них нет ничего. В конце концов, но только после прохождения через все эти стадии — а они именно стадии — он понял, какие же книги были полезны ему и в чем в действительности была их польза.
Ошибкой была его позиция принимать или отвергать книги до того, как он обрел способность изучать материал должным образом. Он составлял мнения, не продвинувшись сначала в развитии обычных способностей, и просил то, из чего был не в состоянии извлекать пользу.
Ему следовало бы иметь вначале больше здравого смысла.
Руми говорит о людях, которые полагаются на письменное слово, что иногда они не более чем ослы, груженные книгами. Почему люди всегда интересуются — являются ли книги чем-либо хорошим, не интересуясь — в состоянии ли сами они извлечь пользу из этих книг?
Когда меня впервые учили этому, мне дали следующее высказывание, так что, вызывая его в памяти, я мог снова почувствовать поверхностность дискуссий о книгах, которые ведутся в столь многих кругах:
«Преждевременная самостоятельность — дочь самонадеянности».
Если вы запишете вопрос и посмотрите на него, вы, я думаю (и надеюсь), тотчас увидите, что это вопрос не об учении суфиев, а о книгах. Этот человек концентрируется на идее о книгах, а не на идеях, что в книгах.
Освященная жадность
Суфийская учеба с одной стороны труднее, а с другой легче, чем иные формы учебы, предполагающие саморазвитие человека.
Она труднее, например, потому что многие из подходов и образцов поведения, необходимые для суфийской учебы, не привились в обычной культуре; они не были нужны обществу для формирования и поддержания себя на некотором уровне.
С другой стороны, ко многим суфийским образцам приблизиться легче, потому что мы уже имеем аналоги образцов мышления и правил поведения, пройденные культурой для установления и поддержания себя: основа уже есть.
Ознакомительная версия.
