«Это необыкновенное и совершенное оружие никогда не должно применяться тобой против людей… — Получал наставление Арджуна, герой Махабхараты, древнеиндийского эпоса. — Если какой-нибудь нечеловеческий враг нападет на тебя, о, герой, то для поражения его применяй в сражении это оружие…»
Тогда мы решили пройти по всей панораме истории, затронуть многие ее события и не упустить из виду этих нечеловеческих существ. И было написано так:
«…Многие вопросы встанут перед нами и поведут нас все глубже в толщу потусторонней, таинственной стороны жизни. Но главный вопрос всего нашего исследования, это тот, к которому мы начинаем прикасаться в данный момент. Все факты и умозаключения… так или иначе будут посвящены ему. И вопрос этот, скорее, психологический. Он касается именно этих «мифических» существ. И каждого из нас он будет спрашивать не о том, существуют ли они, достаточно ли доказательств их пребывания рядом с нами, а о том — ХОТИМ ли мы замечать, видеть их присутствие.
Вопрос этот чрезвычайно важный, как и сама его тема. Непосредственно связанный с нашей духовной, религиозной жизнью, он, тем не менее, остается в величайшем небрежении, не принимаясь в расчет ни в знании, ни в практической жизни. Так, как если бы не только непонятен и туманен был он сам, но и туманен, неопределенен ответ на него. Странность эта действительно означает, что, уделяя, как нам кажется, самое большое внимание религии, мы отворачиваемся, отмахиваемся от того, что может составлять ее суть…»
И в самом деле, мы вроде бы придаем такое значение религии, но не задумываемся над тем, как, каким образом духовный мир может соприкасаться с нашей жизнью, входить в нее. Как будто духовное, религиозное живет только в пределах храмов, как будто нет ничего духовного, религиозного во всей остальной вселенной. А еще мы часто говорим о божественном, высшем, духовном, но тут же оглядываемся на авторитет науки, которая не разрешает нам думать об этом. И мы, общество в целом, оказываемся между двух мировоззрений, не зная, какому мировоззрению отдать предпочтение, и не имея на самом деле никакого мировоззрения, ни того, ни другого, ни религиозного, ни научного. Если символизировать общество в виде одного человека, то этот человек не знает, во что ему верить, чему верить, каким фактам, какому опыту — прошлому или современному. Он теряется в догадках и его сознание раздваивается в сомнениях. А в раздвоение это вклиниваются многие и многие внушения, которые идут со стороны. Со стороны существ, в существовании которых человек сомневается.
В Евангелии Учитель говорит об умении отличать Правую руку от Левой, о том, что практично и полезно для нашего понимания жизни уметь различать эти два пути, чтобы по незнанию или по неосмотрительности не свернуть на путь Зла.
Апостол Павел говорит о битве: «Наша брань… против начальств, против сил, против правителей тьмы мира сего». Наверное, он подразумевал под этим не государственных чиновников, а нечто другое. «Правителей тьмы». Но что для нас значат эти слова Посвященных? Если священное писание для нас является авторитетом, то, может быть, стоит признать за этими словами что-то реальное, существенное, важное? В понимании апостола тьма мира сего имеет иерархическое устройство, в ней начальства и силы. В ней подчинение разных степеней знания и могущества друг другу. И «тьму» эту он относит не ко всей вселенной, а только к нашему миру, он говорит совершенно конкретно о тьме мира сего. И говорит о битве с ее иерархией. С иерархией тьмы нашего мира. Это вроде бы подводит нас к мысли о важности понимания подлинного Добра и подлинного Зла, о важности их различения, но наше научное мировоззрение останавливает эту мысль, переводя эти понятия в разряд отвлеченностей. Наука говорит: какое значение могут иметь добро и зло в сравнении со здоровой генетической наследственностью, в сравнении с мировым балансом биржевых цен на нефть, в сравнении с правильными стратегиями экономического и социального развития? Наука не нуждается в понятиях добра и зла, вообще ей не хочется иметь дело с духовными, «отвлеченными», вопросами, с духовными реальностями и законами.
Кому же приходится иметь дело с ними? Ведь эта реальность — как будто такая сказочная, но на самом деле сверхреальная — рядом с человеком, и не может он вовсе не обращать на нее внимания, вовсе не изучать ее. Может и не хочет официальная наука признавать наукой уфологию, потому что уфология подбирает с пола все отверженные официальной наукой факты и открытия? Потому что не стесняется рассматривать проявления духовной реальности и не краснеет от стыда за свое отступничество от общепризнанных догм, от запретов на «нездоровые» темы и вопросы.
В архивах уфологии мы встретили как раз яркие и мощные свидетельства о темной стороне духовной реальности. Но не странно ли, что мы не встречали противоположную, противоборствующую сторону?
В древней истории видели Посвященных, ученых и магов, таких, как, например, Аполлоний Тианский. Позднее видели настоящую войну на истребление, которую вела иерархия экзотерического жречества против братств Посвященных — тамплиеров, розенкрейцеров, алхимиков, масонов. Видели, как к папе римскому пришел парламентер от противоборствующей стороны и заставил отменить смертную казнь оклеветанного и опозоренного в глазах толпы масона Александра Калиостро. Видели, как преданные соратники иезуитов Дантес, Гагарин, Нессельроде плели интриги вокруг масона Александра Пушкина. Современникам эти казни и трагедии представлялись именно в том свете, в каком их преподносили обществу сами палачи, — как справедливые казни еретиков, как нелепые любовные приключения. Только сейчас мы можем оценить те события и понять их благодаря многолетним исследованиям историков, раскопавших некоторые их «случайные» подробности и «мельчайшие» детали. О том, что происходит с нами в данный момент, мы можем судить очень ограниченно. Много чего просто засекречено, много чего просто не изучено. И приходится о многом строить предположения по косвенным признакам. Впрочем, косвенные не означает несущественные. Они бывают очень даже доказательными.
По истории прошедших столетий видно, что противостояние, Битва протекает прямо в гуще событий, даже можно сказать, что она складывает события истории. Битва происходит прямо в человеческом мире и в человеке. Даже в старину редки были наблюдения сражений между «кораблями богов» — «летающими тарелками», как мы их сейчас называем. Это было исключением, когда человек видел такие проявления Битвы. Человек не должен был видеть это, чтобы не забыть о сражении, которое происходит рядом с ним. Если следовать логике, то понятно, что темной силе проще и удобнее в сражении прикрываться человеком, прятаться за человека. Тогда для другой, противоположной, силы сражение становится неизмеримо труднее, потому что сам человек встает на сторону Зла — в интригах, в факельных шествиях, в войнах за расовую или религиозную идею, за какую-нибудь правдоподобную ложь. Но, в то же время, именно сам человек вступает в эту же Битву с другой стороны, и тогда зажигается в сердце человечества огонь настоящего подвига, в величайшем трагизме войн достигаются величайшие высоты человеческого духа. И высота подвига не определяется тогда даже мировоззрением человека, не определяется ни религиозностью, ни атеистичностью. Когда в крайнем напряжении столкновения отстаивается сама человечность и ее право на существование, для героя остается слышен только голос его человеческого сердца.
А когда война, столкновение животных инстинктов и героизма, прекращается, ум снова возвращается к будничным поискам истины, и кажется тогда, что уже нет насущной необходимости разбираться в том, где Добро, а где Зло. Кажется даже, что и битвы-то самой уже нет и никогда не будет. < Мальцев С. А., 2003 >
Но вот в обычные будни странно, неожиданно и непонятно откуда входит напоминание об этом противоборстве. Замечается противостояние, которое может составлять сущность любых войн и быть их причиной:
«…На остановке было пусто, только два или три рыбака. Когда через пару мгновений автобус открыл дверь, вошло уже человек восемь. Откуда они взялись? Ведь только что никого не было! Пятеро из вошедших выглядели «как-то не так». Мужчины совершенно одинаково одеты: коричневый плащ, коричневый костюм, коричневый галстук, бежевая рубашка, замшевая кепка. «Докторские» бородки обрамляли их худощавые, совершенно бесстрастные лица — ни намека на эмоции. Только глаза светились удивительной силой, так, словно вошедшие знали и понимали намного больше сидящих в автобусе людей. Была в этой группе и женщина, очень похожая на своих спутников, и тоже в коричневом…
