Ознакомительная версия.
Но он неравнодушен к Европе, несмотря ни на что.
– Флоринда и я часто ездим туда, особенно в Италию, – с довольной улыбкой признался он.
В конце концов, один из его дедушек был итальянцем.
– Вы ездите в какой-то определенный город?
– Нам очень нравится Рим. Приезжая туда, мы всегда навещаем Феллини, который является нашим другом. Я говорю ему: «В твоем возрасте тебе бы пора оставить страсти, не растрачивай свою энергию, интересуйся другими вопросами». Но он не воспринимает мои слова всерьез, говорит, что он не сможет жить, если он не влюблен.
– Вы встречаетесь всегда только в Риме?
– Нет, мы видимся и в Лос-Анджелесе. Однажды он пришел ко мне с одним римским юношей, потому что путешествие было для него скучным и он хотел, как он выразился, наслаждаться во время путешествия красотой.
– Вы говорите с ним по-итальянски? – спросила я его, вспомнив его замечание о том, что он учился в Милане.
– Мой итальянский очень скуден, – признался он. – Я им недостаточно владею, чтобы чувствовать тонкости языка. С Феллини мы говорим по-английски.
Федерико Феллини заявил в 1989 году, что в 1985 он отправился в Лос-Анджелес, имея намерение снять фильм о доне Хуане. Кастанеда согласился сопровождать его в Мексику, но потом изменил свое решение. Феллини со всей своей съемочной группой отправился в Мексику, и из этой истории получилась комедия под названием «Путешествие в Тулум».
В 1980 году Кастанеда был в Испании и посетил Мадрид, и другие города. Самые впечатляющие воспоминания остались у него от празднеств, во время которых он наблюдал поразившее его поведение людей.
– Вечером они все становились сумасшедшими! – вспоминал он с восхищением, имея в виду их совершенно неортодоксальное поведение и сексуальные наклонности. – Но, как уверяли меня хозяева, на следующий день они вновь становились вполне нормальными и превращались в серьезных служащих бюро с галстуком и дипломатом.
Воспоминания об этих людях лежали в основе часто повторяемой им шутки, когда он с испанским акцентом и высокомерным видом пародировал свое собственное представление, причем наделяя себя благородным титулом: Дон Карлос дель Балле де ла Херрадура.
– Какое впечатление осталось у тебя от Испании?
– В Испании очень сложное общество, – сказал он, подумав немного. – Я заметил там большое социальное напряжение.
– Был ты там позже?
– Да, в 1985 году, когда ушла донья Флоринда, мы решили отправиться на некоторое время путешествовать. Мы не знали куда. У нас была лишь потребность уехать.
Группа, которую возглавляла донья Флоринда, по его словам, исчезла. Те же, кто принимал его за Нагваля, поехали с ним в аэропорт.
– И у вас не было ни плана, ни цели?
– Нет! В аэропорту мы спросили, какой первый самолет летит за границу. Девушка в окошке информации спросила: «Куда?» Мы отвечали, что это не имеет значения. Она была поражена и сказала нам, что первый рейс идет в Южную Корею, но мы уже не успеем на него. Я спросил, куда отправляется следующий самолет, и она ответила, что в Хельсинки. Мы тут же купили билеты и сели в самолет.
– И вы полетели в Хельсинки?
– Да. Когда мы туда прибыли, там было ужасно холодно, – смеясь, вспоминал он.
– И вы оставались там продолжительное время?
– Мы проехали всю Скандинавию, пока нам не надоел холод, и мы решили поискать теплые края. Наконец мы прибыли в Барселону.
Карлос рассказал, что в этом городе он впервые почувствовал колющие боли, которые оказались грыжей. Он считал, что повреждение было вызвано резким движением, которое он сделал в момент исчезновения доньи Флоринды. Состояние ухудшалось, и он решил подвергнуть себя операции.
– Хирург пояснил мне, что я, по всей вероятности, не перенесу операции. И он попросил меня проявить понимание к той сложной ситуации, в которой он окажется, если я умру во время операции: в случае моей смерти ему придется заполнять целый ряд бумажек, и каждую в шести экземплярах.
С ироническим смехом он пояснил, что те сложности, которые он мог бы доставить врачу, умри он в Испании, заставили его срочно вернуться в Соединенные Штаты и искать подходящую больницу.
– Медбрат, негр, который стриг мне волосы на лобке, спросил меня: «Что у тебя?» Я ответил: «Грыжа». А он возразил: «Это больше похоже на рак».
Когда он это рассказал, он засмеялся так, что слезы выступили у него на глазах. Он вытер глаза и досказал историю до конца:
– Когда я был уже в операционном зале, помощник хирурга, молодой гомик, успокаивающе сказал мне, подхватив меня сзади, чтобы уложить на операционный стол: «Не бойся, это вообще не больно».
То, как он рассказывал об этом случае, превращало все происшедшее в забавную комедию, даже если иногда он немного и переигрывал. Говоря об этом, он вспомнил слова дона Хуана:
– Болезнь – это проявление дисгармонии между телом и окружающим миром. Тело – это наше осознание, и его надо содержать в безупречности.
Я думаю, что ежедневные занятия кунг-фу имели своей целью достижение этой гармонии. Флоринда тоже занималась борьбой. В своей книге она пишет, что долгие годы занималась каратэ и даже показывала индейцам в джунглях свое умение.
Кастанеда и Флоринда частенько путешествовали, иногда просто ради удовольствия, а иногда в связи с публикацией их книг. Однако этой возможности менять место своего обитания способствует и весь их образ жизни. Как мне пришлось самой убедиться в начале моих поисков, они очень часто меняли своих агентов. Если другие проявляли слишком большое любопытство к его жизни, то вполне логично, что он предпочитал сам улаживать свои дела – особенность, которая требовала, чтобы он лично знал своих издателей. Помимо пребывания в Италии и других странах Европы, Кастанеда, по неизвестным мне причинам, не только долгое время жил в других странах, но и отказывался на это время от некоторых своих обычных занятий. Например, в связи с темой перевода его книг на испанский язык, он рассказал, что три года жил в Гватемале и мог там лично контролировать качество переводов.
В начале октября, через пять недель после нашей встречи, Карлос и Флоринда собирались отправиться в Аргентину. И они очень удивили меня, когда сказали, что, возможно, посетят меня в Испании. Естественно, они не назвали при этом никакого конкретного срока в точном соответствии с их привычками. Они еще могут приехать. Однако очень сложно предсказать что-то в жизни Кастанеды заранее, во всяком случае, если верить его словам, сказанным Сэму Кину:
«Я живу в Лос-Анджелесе и открыл тут способ, как я могу использовать этот мир, чтобы удовлетворить мои потребности. Жизнь без привычек в мире привычек это большой вызов, но это возможно. Я вспоминаю, что раньше был человеком привычек, но я начал в 1965 году бороться с рутиной. Я писал во время тихих ночных часов, и я спал и ел, только когда чувствовал в этом потребность. Я уже отказался от очень многих моих привычек и скоро стану для самого себя непредсказуемым и ошеломляющим».
Дать объяснения этой свободе передвижения, которой он хотел для себя, и которую он воплотил на практике, он не считал необходимым точно так же, как и своим внезапным отказам от заблаговременно запланированных встреч. Эта особенность бросилась мне в глаза еще при разговоре с Барбарой Робинсон, когда он отказался выступить с докладом, если срок будет назначен более чем за один день. Поэтому не удивительно его высказывание об одном ученом, на чьем докладе в Соединенных Штатах он присутствовал.
«Ученый уверял, что он внес дату этого доклада в свою записную книжку еще в предыдущем октябре. Представь себе, какая важность!»
Он произнес последнее слово голосом, полным сарказма. И потом продолжал, раздумывая, как бы обращаясь к самому себе:
«Планировать за целый год, даже не зная, будем ли мы через год живы! Какая глупость!» Казалось, он поражен таким принуждением, которое притом еще и добровольно берут на себя.
Времена, когда Кастанеда был связан точными академическими учебными планами, давно прошли. Достаточные финансовые средства и интеллектуальная независимость позволяют ему воздерживаться от такой деятельности, которая не соответствует его собственным интересам. Казалось, только индейцы из Соноры своим поведением ограничивают его свободу действий. По его реакции можно было заключить, что это его сердит.
В понедельник Флоринда позвонила мне около девяти часов вечера:
«Мы не можем прийти завтра. Индейцы из Соноры хотят сновидеть», – сказала она упавшим голосом, которым она уже несколько раз говорила, подчеркивая настойчивость индейцев. Она спросила меня, знаю ли я, что значит сновидеть. Я подтвердила, поскольку читала об этом в книгах Кастанеды. Но я не хотела более говорить об этом, так как не владела темой. В этом отношении я была более осторожна с Флориндой, чем с Кастанедой. Несколькими часами позже Карлос рассказал мне о своей практике сновидения, которой в группе занимались ежедневно.
Ознакомительная версия.
