– Да. Теперь мне действительно плохо.
– Тогда твоё тело должно подсказать, как именно тебе плохо…
– Да. Это так. Я чувствую тяжесть в затылке.
Ее лицо меняется: она начинает нервно сжимать губы.
– И поэтому ты кусаешь себе губы?
От неожиданности Дана прекращает это делать.
– Да… Так меньше болит.
– Теперь делай то же самое осознанно – медленно кусай губы и следи за тем, как меняются твои ощущения.
Некоторое время Дана сидит молча.
– Сейчас меньше болит… Боль переходит в горло. Теперь я ощущаю это в горле.
– Это – что? Боль, давление, раздражение, тяжесть?
– Тяжесть. Это имеет форму… Как ком в горле.
Ситуация, которая встречается довольно часто в процессе индивидуальной психотерапии. Мы стыдимся плакать, когда нам тяжело, сердиться, когда мы разгневаны. Стыд – это форма страха, что тебя осудят.
Эмоции, которые в силу различных причин (например, родителей, запрещающих ребенку выражать свой гнев плачем) долго не выражались или подавлялись, в теле принимают форму слабо ощутимых негативных энергий. Эти энергии ощущаются, как тяжесть в груди, ком в горле, напряжение определенных групп мышц или дрожь в каких-то частях тела.
Эти энергии – прообразы будущих заболеваний.
Ком в горле у Даны – явление того же порядка. Если сейчас его не убрать – ощущение тяжести будет становиться все больше, пока Дана не заболеет. С этой точки зрения лучше выкричаться, даже ударить (если сможешь потом покаяться), но не молчать. Молчать могут только святые – люди, умеющие не выпускать гнев наружу, но и не оставлять его внутри.
Почему именно горло? Потому что болезнь завязана на невысказанном. При «грязном горле» часты бронхиты, ангины, возможен и рак.
– Значит, в детстве ты кусала губы, чтобы не расплакаться?
– Точно… А ведь у меня и сейчас глаза щиплет!
– Ну и хорошо. Поплачь, если стесняешься – я отвернусь.
– Нет, плакать уже расхотелось. Все прошло.
– Все ли? Расслабься, сядь удобно. К чему ближе твое общее состояние: комфорт или дискомфорт?
– Пожалуй, комфорт. А что я буду делать, если мне опять станет плохо?
– Ты невнимательна к своим ощущениям. Раз ты задаешь этот вопрос, значит тебе уже плохо. Ищи, где.
На этот раз Дана с готовностью закрывает глаза и через некоторое время уверенно говорит:
– В руках.
– Что в руках: боль, напряжение, дрожь?
– Дрожь.
– Не открывая глаз, начинай дрожать руками – еще сильнее, еще… Что ты чувствуешь?
– Я… Я… Мне захотелось напрячь их!
– Напрягай. Что теперь?
– Не знаю… У меня такое ощущение, что я падаю – кружится голова. Можно я открою глаза?
Не отвечая, я толкаю ее в плечо – если бы не подлокотник, она бы слетела со стула. Если человек бессознательно хочет упасть, можно помочь ему это сделать.
Дана открывает глаза, вскакивает и с ненавистью на меня смотрит. Не давая ей опомниться, быстро спрашиваю:
– Что ты теперь чувствуешь?
– Злость!
– Как ты знаешь, что это злость?
– Не знаю, я вас убить готова!
– Не вас, а тебя. Покажи, как бы ты меня убивала.
Дана на миг смущается, но быстро понимает, что мне от нее нужно.
– Я хочу ударить… Не вас… Не тебя, а вообще… Эта дрожь в руках, я все теперь поняла… Я никогда себе этого не разрешала!
Внезапно она падает в кресло и горько плачет. Через минуту всхлипывания затихают.
Заметив это, я даю ей подушку и прошу ударить ее. Один удар, второй, третий… Дана входит во вкус и, закусив губу, наносит серию сильных ударов. Затем резко прекращает и, обессилев, падает в кресло.
– Что ты теперь чувствуешь?
– Пустота… Покой.
– Какая пустота: как бессилие, опустошенность или как нечто позитивное?
– Скорее, второе. Как облегчение.
– Как бы ты хотела усилить ощущение этой пустоты: может быть, ты ощущаешь потребность в тепле, или тебе нужно лечь, чтобы расслабиться?
Вопрос наталкивается на безразличный, отсутствующий взгляд. Она не слышит меня – значит, на сегодня достаточно.
– Слушай, сейчас тебе лучше идти домой. Сегодня мы и так много сделали – тебе надо пожить с этим, поварить в одиночестве мозгами. Позвонишь, когда сама почувствуешь нужным.
Звонок не заставил себя долго ждать – Дана разбудила меня в 12 ночи. Спросонья я долго не мог понять, кто это извиняется.
– Мне плохо. Я хочу встретиться с вами.
– С нами встретиться не удастся. Будешь встречаться со мной.
– Извините… Извини. Я хочу с тобой встретиться.
– Это другое дело. До завтра доживешь?
– Попробую.
– Вот и ладушки.
Назавтра мы договорились встретиться в глухом уголке парка – я чувствовал, что людские взгляды нам не нужны точно так же, как и уединение в стенах квартиры.
Не дожидаясь вопроса, Дана заговорила сама:
– Я чувствую себя лучше. Значительно лучше. Но проблема осталась.
– Как ты знаешь об этом?
Дана принимает правила игры: она уже знает, что верить можно только фактам. Факты нашей внутренней жизни – это желания и ощущения нашего тела, это энергии наших чувств. А мнения и верования нашего ума – это, увы, не факт. У большинства людей сознание – открытое поле, где гуляет каждый, кто хочет. Уж лучше слушали бы свои желания, чем комплексы и ограничения, навязанные окружающими – больше толку было бы.
– Я уже не психую так. Нет боли в затылке, кома в горле – плакать больше не хочется… Дрожь еще раз была – я пару раз врезала по груше брата и вдруг поняла: я ведь теперь на себя злюсь!
– Чего ж на себя злиться-то?
– Ну… что я такая неправильная. Вот, влюбилась в него, жду, мучаюсь, а он – захочет, придет, захочет, не придет.
– Ты с ним спала уже?
– Угу.
– Ну и как, удовлетворяет он тебя, оргазм испытываешь, все, как положено?
– С этим вроде порядок… Но он же не все время рядом. Вот сейчас хочу его, а он опять куда-то завеялся… Хотя, вообще-то, он для меня уже не первый опыт.
– Так и продолжай в том же духе, пока его нет. Ты же понимаешь, что он делает, когда исчезает? Ты-то чем хуже?
– Да все я понимаю – мне-то уже докладывали, с какими барышнями он ходит! Но я не могу так, как он. Что же мне, совсем шлюхой заделаться?
– Так может, тебе не так уж и хочется?
– Но я же не должна так себя вести! Может, я и дурная, но верная!
– Так, это проехали. Давай-ка лучше посмотрим, что нам скажет твое тело. Что ты сейчас чувствуешь?
– Злость!
Я замечаю, как Дана прижимает к груди кулаки.
– Ну-ка расслабься!
Дана опускает руки, через секунду непроизвольно поднимает их снова, перехватывает мой взгляд, и, смутившись, поясняет:
– Грудь… Прямо распирает от злости!
– Кричи! Резко выдыхай и кричи! Так! Еще… Интенсивнее выдыхай, чаще…Стоп. Что ты теперь ощущаешь?
Дана изумленно на меня смотрит.
– Растворилась… Ушла. Теперь тут теплота какая-то. Она вниз идет. Ой!
Дана скрючивается, хватаясь за низ живота. Я спрашиваю:
– Что, по-женски прихватило?
– Ага, яичники… Несколько раз лечилась.
– Вот, значит, откуда ноги растут. Ты там изменщику своему плохого не нажелала?
– Как же, было. Все они гады. Один из его компании изнасиловать меня хотел – еле вырвалась. Так мой мне же потом скандал устроил: мол, узнаю, что у тебя с кем то было – голову отверну.
– А что, отвернет?
– Да ну, боялась я его. Я ему тогда сказала: чтоб у тебя самого член отсох, когда ты налево пойдешь.
– У него не отсохнет – обид он на женский род не держит, поэтому зеркалит все твои пожелания автоматом прямо по обратному адресу, даже не зная об этом. А ты с этого имеешь свои проблемы.
Дана молчит, пытаясь осмыслить сказанное. Однако было бы неправильно сводить все ее нынешние проблемы к одной сказанной в сердцах фразе. Важно уловить за этим тенденцию, направленность ее ума, и показать ей. У девушки явно не складывается с мужской энергией – пойдем к первоисточнику.
– С отцом какие отношения были?
– Он нас бросил, когда я маленькая была. Мать потом говорила: мог бы хоть ради меня остаться. Променял на какую-то. Так потом одна и осталась по жизни.
– Смотри-ка, тот же сценарий. Улавливаешь? Вас бросают, вы обижаетесь, зарекаетесь, мол, не такие мы, как эти мужики, как их подруги распутные. Вот и остаетесь сами с собой, давя в себе все женское – «дурные, но верные».
Дана исподлобья глядит на меня, переосмысливая что-то в своей жизни.
– Ты сейчас на той точке развития, на которой мать твоя на всю жизнь застряла. Дальше-то шагать будешь, или по ее стопам пойдешь?
Улыбается. Хорошей такой улыбкой, открытой.
– Буду шагать.
– Обижаться на мужиков будешь? Нет? Ну вот и славно. А руку чего там держишь, болит? Это хорошо, что болит – сейчас вся гадость наружу выходит. А вообще-то твои органы уже давно мужской энергии просят. Сейчас немного тебе дам – легче будет.
Я прошу Дану сесть на лавку верхом, сажусь сзади и кладу руки ей на яичники. Дальний одинокий прохожий завистливо смотрит на нас, предвкушая продолжение. Я встречаю его специальным взглядом и он разочарованно убыстряет ход – продолжения видно не будет. Я сосредотачиваюсь на зоне контакта и мысленно посылаю туда золотистый свет. Лицо Даны разглаживается, на щеках появляется румянец, дыхание становится прерывистым.
