Однако так может быть, в этом и суть; горбуну требуется момент, чтобы убить своего человека, и чем дальше мы продвигаемся, тем больше времени это занимает. Вы можете растереть меж пальцев в золу царство грез мальчика, как это и было, но прежде чем вы сможете обрушить физическую вселенную, он потребует вымуштровать своих горбунов так дьявольски блестяще, чтобы они сами стали ужасно похожи на солдат. И представляю себе, что вопрос, способный пошатнуть сознание Самадхи, мог бы дать преимущество одному из гренадеров Фридриха.
Бесполезно нападать на мистика с вопросами о том, уверен ли он, что Самадхи поможет ему поправить его плохое здоровье; это всё равно, что просить охотника быть очень осторожным, дабы не нанести вред лисице. Окончательный вопрос, — единственный, который, действительно, разбивает Самадхи вдребезги, — это такая величайшая Идея, что она достойна гораздо большего восклицания, чем все какие-либо предыдущие восклицания, за всю их вопросительную форму.
И имя тому вопросу — Ниббана.
Возьмём, к примеру, этот случай с душой.
Когда Мистер Джудас МакКэбидж спрашивает Человека на Улице, почему тот верит в существование души, Человек, заикаясь, отвечает, что он всегда об этом только слышал; естественно, МакКэбидж без труда доказывает с помощью биологических методов, что у него нет души; и с солнечной улыбкой каждый следует дальше своей дорогой.
Но МакКэбидж бессмысленно тратит свои силы на философа, чья вера в существование души зиждется на самонаблюдении; нам необходим более тяжелый металл; возможно, Юм сослужит нам службу.
Но Юм, в свою очередь, оказывается абсолютно бесполезным, будь он противопоставлен индусской мистике, которая заключается в постоянном, интенсивном наслаждении своим ново-открытым Атманом. Потребуется оружие Будды, чтобы разрушить «его» замок.
Сейчас идеи МакКэбиджа банальны и скучны; те идеи, что касаются Юма, — жизненные и зрелые, в них есть некая радость, большая, чем радость Человека на Улице. Таким образом, также и мысль о Будде, Анатта, — намного более привлекательная концепция, чем философское Эго, как у деревянной куклы, или рациональная артиллерия Юма.
Не получится ли также, что мы будем ловко владеть этим оружием, которое разрушило наше малое, наши воображаемые вселенные, когда-либо проливающие свет на ту самую, более реальную? Не получится ли, что мы будем также воспринимать взаимозависимость Вопросов и Ответов, неотъемлемую связь тех и других так, что (также, как 0 умноженное на m представляет собой неопределённость) мы разрушим абсолютизм либо вопросов (?), либо восклицаний (!) путём их чередования и уравновешивания, пока в наших последовательностях?!?!?!? …!?!?… нас уже ничто не будет интересовать, касательно того, каким окажется окончательный символ, любой отдельный символ, который будет таким же незначительным количеством по отношению к размаху последовательности? Не является ли это последовательностью геометрической прогрессии, с положительным коэффициентом и бесчисленно бесконечной?
Тогда в свете всего процесса мы понимаем, что нет абсолютного значения амплитуды размаха маятника, хотя его ось удлиняется, его скорость замедляется, и его амплитуда шире с каждым размахом.
Что должно нас интересовать, так это анализ точки, из которой он свисает, — неподвижной, расположенной высоко надо всеми вещами! Нам, к сожалению, приходится наблюдать все это, беспомощно цепляясь за маятник и испытывая отвращение к нашему бессмысленному раскачиванию туда-сюда над бездной! Нам следует взобраться по оси, чтобы достичь той точки, но — подождите одно мгновение! Каким тусклым и слабым стало наше сравнение! Можем ли мы придать какое-либо верное значение фразе? Я сомневаюсь в этом, видя то, что мы приняли за ограничения раскачивания. И на самом деле может оказаться, что в конце раскачивание равно 360 градусам, таким образом, точка восклицания (!) и точка вопроса (?) совпадают; но это не то же, что и полное отсутствие раскачивания, пока мы не идентифицируем кинематику со статикой. Что же с этим делать? Как же определить словами такие таинственные вещи? Неужели это так, что даже считается, будто бы истинная Тропа Мудрого лежит в совершенно иной плоскости относительно его продвижения по тропе Знаний и Транса? Мы уже были вынуждены обратиться к четвертому измерению, чтобы проиллюстрировать (если не объяснить) сущность Самадхи.
Ага, скажут знатоки, Самадхи — это не конец, а начало. Вы должны рассматривать Самадхи как нормальное состояние сознания, которое дает Вам возможность начать исследования; также, как пробуждение — это состояние, из которого вы переходите в Самадхи, сон — состояние, из которого Вы перешли в пробуждение. И только из Саммасамадхи — продолжительного транса правильного характера — Вы могли бы подняться, как будто на цыпочках, и увидеть сквозь облака горы.
Теперь, конечно же, очень мило со стороны знатоков переложить все эти проблемы на нас и сделать это так любезно и открыто. Всё что нам нужно сделать, как вы видите, — это достичь Самммасамадхи и затем встать на цыпочки. Именно так!
Но есть и другие знатоки. Да они не ладны! Мой младший брат, говорит он, давай лучше представим, что, когда маятник с каждым разом качается всё медленнее и медленнее, он должен, наконец, остановиться, поскольку ось бесконечной длины. Боже! Тогда это вовсе не маятник, а Махалингам — Махалингам Шивы (“Namo Shivaya namaha Aum!”), который является таким, каким я его себе всегда представлял; всё, что Вам нужно сделать — это продолжать сильно раскачиваться — я знаю — это раскачивание на крюке! — и вы достигнете его в Конце. К чему бояться раскачиваться? Во-первых, потому что Вы обречены качаться, нравится это Вам или нет; во-вторых, потому что Ваше внимание при этом отвлекается от тех громоздких мышц, в которых крюк так прочно закреплён; в-третьих, потому что, в конце концов, — это потрясающе хорошая игра; в-четвёртых, потому что Вам хочется продолжать, и даже кажущаяся видимость продвижения — лучше, чем застой. Бегущая дорожка считается хорошим упражнением.
Верно, вопрос «Почему становиться Арахат?» должен предшествовать вопросу «Как стать Арахат?», но беспристрастный человек легко подменит первый вопрос «Почему бы не?» — от «Как» не так-то уж и легко избавится. Тогда с позиции самого Арахат, возможно, это «Почему я стал Арахат?» и «Как я стал Арахат?» имеют лишь единственное решение!
В любом случае мы теряем время — мы смешны с нашими Архатами, как смешон Ирод Тетрарх со своими павлинами! Мы задаём жизни вопрос «Почему?» И первый ответ — это «Достичь Знания и Собеседования со Святым Ангелом-Хранителем».
Чтобы придать значение этому выражению, мы должны получить то Знание и Собеседование: и когда мы сделаем это, мы сможем перейти к следующему вопросу. Будет неправильно задавать его сейчас. «Есть толстосумы и голодранцы, которые стоят у двери таверны и осыпают бранью посетителей».
Мы не придаем особого значения бедному Священнику, громогласно проповедующему о том, что богатый человек не получает удовольствия от своего богатства.
Ладно. Давайте возьмем том, озаглавленный «Книга священной магии Абрамелина-Мага»; или магические писания того самого святого провидца, Божьего Человека Капитана Фуллера, и полностью выполним их наставления. И только когда у нас это получится, когда мы поставим колоссальный знак восклицания (!) напротив нашего насущного знака вопроса (?); необходимо спросить, не собирается ли солдат, в конце концов, развивать искривление позвоночника.
Давайте сделаем первый шаг; давайте споем:
«Я не прошу видеть Далекую тропу. Одного шага для меня достаточно».
Но (вы, несомненно, скажете) Я уничтожаю суть самого Вашего вопроса (?) другим вопросом (?): Зачем вообще ставить жизнь под вопрос? Почему бы не оставаться «праведно живущим ирландским джентльменом», довольным своей отсталостью и презрительно относящимся к бумаге и карандашу? Не будет ли утверждение Будды «Вся жизнь — страдание» немного лучше, чем малодушная жалоба? Насколько меня волнует старость, болезнь, смерть? Я — человек, и к тому же кельт. Плевал я на распустившего сопли принца Хинду, ослабшего от разврата в первую очередь и от аскетизма — во вторую. Слабый, грязный, ничтожный бродяга, Ваш Гаутама, сэр!
Да, я думаю, мне нечего ответить на это. Неожиданное осознание некой жизненной катастрофы могло послужить побуждающей причиной моего сознательного посвящения в подготовку Постижения — но способность была врожденной определенно. Просто отчаяние и желание мало на что способны; в любом случае, первым импульсом страха был проходящий спазм ужаса; притягательность самого пути была настоящим соблазном. Было бы также глупо спрашивать меня «Почему ты постигаешь?» как спрашивать Бога «Почему ты извиняешься?» «Это его работа».
Я не на столько глуп, чтобы думать, что моя доктрина когда-либо дойдёт до всего мира. Я ожидаю, что спустя 10 веков «нареченные Кроулиане» будут таким же заразным и многочисленным образованием, как «нареченные Христиане» сегодня, поскольку (в настоящее время) мне не удалось разработать механизм для их исключения. Возможно, мне лучше стоило бы подыскать им нишу в церкви, так же, как Индуизм помогает равно как тем, кто имеет возможности Упанишад, так и тем, чей разум едва достиг уровня Тантры. Короче говоря, необходимо расстаться с притворством религии, чтобы религия могла стать достаточно универсальной для тех, кто способен для её реальности на собственной груди свить гнездо и вскармливать свою природу её звёздным молоком. Но мы предвкушаем!
