Но координация действий СС и МИДа оказалось не такой уж простой задачей — почти сразу стали возникать проблемы и трудности. В основном это обуславливалось личной конкуренцией, которая в итоге вылилась в соперничество структур. С самого начала подобные разногласия только вредили процессу переговоров с советской стороной. Нередко дискуссии между немецкими представителями начинались прямо в присутствии советских дипломатов. В Центральной Азии свои планы вынашивали и Министерство иностранных дел, и абвер, и внешнеполитическое управление НСДАП. В целом отношения между Гиммлером и Риббентропом характеризовались как дружелюбные. Но именно по проблеме Тибета между ними произошла ссора. В планах Гиммлера, вне всякого сомнения, идеологические моменты превалировали над сугубо практическими. Его мало волновала удаленность монашеского государства. Дело с организацией новой тибетской экспедиции замедлялось тем, что многие служащие МИДа противились попыткам СС вести собственную внешнюю политику Их совсем не устраивало, что для своих проектов Гиммлер намеревался использовать именно Министерство иностранных дел. Это не устраивало и самого Риббентропа. Попытаемся разобраться в данном дипломатическом хитросплетении, а также в подводных течениях, которые существовали во время советско-германского сближения 1939–1941 годов.
В конце сентября 1939 года, когда Шефер формально находился в подготовительном лагере «Лейбштандарта» в Праге, у министра иностранных дел Риббентропа состоялось заседание. На нем обсуждались предстоящие военные акции в Афганистане и Тибете, а также необходимость их согласования с советской стороной. В беседе кроме самого Риббентропа принимали участие; Фриц Гробба, куратор восточного сектора Министерства иностранных дел, Вернер Отто фон Гентинг и собственно специально приглашенный Эрнст Шефер. Сначала обсуждался «афганский вариант». Предполагалось, что правительство данной страны должно было начать целенаправленные акции против Великобритании. Благожелательный в отношении Германии нейтралитет тоже, конечно, был хорош, однако в Берлине на Вильгельмштрассе предпочли, чтобы пассивная позиция Афганистана сменилась хоть и условно, но все-таки активной. Договариваться об этом надлежало в Москве. По «тибетскому варианту» германский МИД не вел никаких переговоров с Москвой. Это была абсолютно новая тема. Но предполагалось, что и она будет рассмотрена в Советском Союзе. Еще прежде чем были установлены непосредственные контакты с Молотовым, в германском МИДе решили, что подготовку обоих рискованных операций надо было объединить между собой. Некая логика в данных словах была. Если Риббентроп в силу своих функций мог представлять интересы Гиммлера в Москве, то вряд ли советские органы позволили СС проводить на территории Советского Союза самостоятельную политику.
Шло время. 3 ноября 1939 года Эрнст Шефер доложил Генриху Гиммлеру о завершении прохождения специальной подготовки в пражском центре СС. При этом он просил рейхсфюрера выплатить всем его товарищам двухмесячное денежное довольствие, а ему лично предоставить небольшую ссуду. Из данного письма также следовало, что Шефер, несмотря на прохождение спецподготовки, встречался с Гейдрихом и его подчиненным бригаденфюрером Йостом, занимавшим пост начальника 6-го управления Главного управления имперской безопасности (политическая разведка). Речь между ними шла как раз о подготовке операции в Азии. Во время беседы называлось даже приблизительное начало акции — лето 1940 года.
Можно констатировать, что по мере развертывания Второй мировой войны, особенно с ноября—декабря 1939 года, советская сторона стала активнее поддерживать все немецкие начинания в Азии. Беседы на эту тему шли на самом высшем уровне. Как правило, они обсуждались лично немецким послом в СССР Фридрихом Вернером Шуленбуртом и советским министром иностранных дел Вячеславом Молотовым.
Общение между дипломатами шло на самые различные темы, но азиатским операциям уделялось особое внимание. Москва хотела выиграть время, а потому требовала от германской стороны детально проработанных планов. При этом сам Молотов не хотел терять возможности политического и дипломатического маневра. Стратегические желания Германии весьма чувствительно били по интересам СССР. Почти незамеченным остались немецкие предложения о воен но-политическом сотрудничестве на территории оккупированной Польши. Советской стороной оказалась обойдена проблема двухсторонних поставок стратегического сырья и вооружений. Между Германией и СССР чувствовалось взаимное недоверие. Стороны осторожно прощупывали друг друга. В конечном итоге обсуждение'операций в Тибете и в Афганистане для Сталина и Молотова было лишь пробным шаром, который должен был выявить долгосрочные цели германской политики. В итоге интенсивность ведения переговоров в Германии по той или иной проблеме давала советской стороне возможность определить актуальность определенных тем. По этой причине резкий поворот в сторону интересов Германии должен был быть оплачен неоднократно запрашиваемой экономической помощью. Но в любом случае в советском правительстве весьма скептически относились к германским планам в Азии. Это отношение было даже скорее «осознанно непредсказуемым». В этом скоро смогли убедиться даже поборники идеи советско-германского союза.
Скорейшему осуществлению «афганского варианта» мешала не только выжидательная позиция советской стороны, но также и принципиальные расхождения во мнениях между Министерством иностранных дел Германии и внешнеполитическим управлением НСДАП, которое на тот момент возглавлялось идеологом национал-социализма Альфредом Розенбергом.
В свете этого противостояния тибетская экспедиция временно уходила на второй план. Риббентроп, который ненавидел англичан еще со времен своей работы послом в Лондоне, был не только архитектором «Пакта о ненападении» с СССР, но и хорошим знакомым главного идеолога русско-немецкого союза Петера Кляйста. Именно ему, дипломату Вернеру Отто фон Гентигу, послу Шуленбургу, а также недавно назначенному на свой пост младшему статс-секретарю МИДа Теодору Хабихту он поручил вести все переговоры с Москвой. Именно новичку в МИДе Хабихту было поручено согласовать с советской стороной все антибританские акции на Востоке и в Азии. Но при этом у него явно не хватало опыта, многие вообще сомневались в его дипломатической квалификации. Возможно, именно для того, чтобы исправить свою репутацию, Хабихт развил немыслимую активность на дипломатическом поприще. Сразу же после своего назначения он попытался связаться с советскими правительственными учреждениями, чтобы сразу же начать вести переговоры по обеим антибританским акциям. В декабре 1939 года Кляйсту удалось договориться начать переговоры в Москве. В них с немецкой стороны должны были принимать участие сам Кляйст, Гентиг и Хабихт. Кроме этого на них должны были присутствовать Эрнст Шефер и афганский министр иностранных дел Гхулам Ситгик Хан. И вновь Министерство иностранных дел Германии было вынуждено держать оборону против Альфреда Розенберга и Фрица Гробба. Розенберг активно воспротивился идее направить афганского министра на переговоры в Москву. «Догматик партии» полагал, что для реализации афганской операции надо было искать контакты в Кабуле в правящих кругах. Но Розенберг в отличие от гибкого и дипломатичного Риббентропа вряд ли мог рассчитывать на сотрудничество с Советским Союзом. Если бы германская сторона сделала ставку на внутриполитическую оппозицию в Афганистане, то выступление против Британии могли бы стать возможными только после свержения правящего режима. А в данном случае от советской стороны потребовалось бы значительно большая политическая и техническая поддержка. Розенберг вообще не был готов сотрудничать с «большевиками». По крайней мере, он не хотел делать на них главную ставку. При подобном развитии событий в афганской операции первую скрипку стал бы играть СССР. Розенберг опасался, что «русские» в результате сами смогут прорваться к Индийскому океану. По этой причине он предпочел бы просто оказывать давление на правящие круги.
В итоге весь афганский-вопрос свелся к двум существенным проблемам. С какой афганской партией Третий рейх должен был искать союза? И в какой мере Германия нуждалась в поддержке СССР для осуществления своих планов в Афганистане? Но в итоге речь шла о том, какая из структур одержит верх в Третьем рейхе. Пока разгорался этот конфликт, Кляйст в Москве обсуждал с Молотовым конкретный план действий.
29 ноября 1939 года Хабихт, наверняка не без помощи Гентига, сформулировал меморандум. Советский Союз должен был дать разрешение транспортировать по его территории оружие и армейские части. 1 и 7 декабря 1939 года в Москве обсуждались перспективы двух одновременных операций (афганской и тибетской). Но о конкретном плане их осуществления опять не было произнесено ни слова. 12 декабря Кляйст со специальным заданием прибыл в Москву. Встретиться с Молотовым ему удалось лишь шесть дней спустя. Эта задержка могла оцениваться лишь как откровенное неверие Москвы в «немецкие авансы». Советское правительство осторожничало. Содержание беседы Кляйста и Молотова моментально было передано послом Шу-ленбургом в Берлин.
