— Зайди на днях. Чем смогу помогу.
— Ну, спасибо! Век «Вольвы» не видать! Когда рейд будет, мне скажи. О кей?
Гена кивнул и снова уставился монитор.
Я вернулся к себе, забрал сумку и потопал на электричку.
Проползли окна. В одном из них я увидел знакомый профиль.
Агасфер читал или просматривал потёртый "Плейбой".
— Вечер добрый. Судьба.
А.А. отложил журнал.
— Рад вас видеть, Александер. Как ваши дела?
— Лучше не спрашивайте.
— Так плохо?
— Да нет. Грех жаловаться… Ну, а у вас что новенького?
— Да вот тоже ничего. Всё по старому. Познаю себя и мир.
— Это тоже служит познанию мира?
Я показал на тити Памелы Андерсен.
— Всё от Бога, — ответил А.А.
— И секс?
— И секс.
— Христиане говорят — секс это блуд.
— Без любви всё блуд.
— Все так говорят! Попробуй, разберись!
— В Книге всё сказано.
— Книги книгами, а жизнь жизнью. Никакая книга не вместит в себя жизнь. Особенно половую.
Вспомнил "половую жизнь" по субботам в учебке и прыснул: насексуешься с «машкой» от души, еле ноги на обед волочишь. «Маша» под сто кг.
— Вспомнили что весёлое?
— Ага — семьсот тридцать дней в кирзачах и с «кирзой» внутри.
— Химия?
— Армия. Неужели похожи?
Теперь и Агасфер засмеялся.
— Да уж…
И снова засмеялся.
Отодвинулась дверь вошла девушка. Я встрепенулся. Нет. Облом. Просто похожа. Даже очень.
— Ваша знакомая?
— Да нет — обознался. — А что?
— Ничего.
— Вы вот о любви говорили. У меня друг два года ходил. Ну и что? Дышал над ней, не сексились, а теперь вот разбежались. Остался на бобах. А был бы по шустрее, хоть потрахался.
— Ну и что?
— Что: ну и что? На бобах остался. Нет, вдвоём, — с одиночеством. Хотя оно и не уходило далеко. Всё крутилось рядом, ждало момента.
— Я тебе так скажу. Ведь на самом то деле не одиночество то было. Залез на утёс посреди равнины голыя и сидел, выпендривался — меняться не хочу, любите таким, какой есть, без вас всех обойдусь — вот и допыжился — утёс то ледяной оказался — чуть Солнце погрело он и рухнул.
— Ничего подобного!
— Человек, живущий прошлым — путник, идущий спиной вперёд. Не иди спиной вперёд. Посиди, подумай.
"Слишком вас много, советчиков сраных" — подумал я — На всех ушей не напасёшься. А Агасфер всё говорил и говорил.
— Настоящего нет. Есть только прошлое и будущее.
— Это вы к чему?
— Разве вы не пишите? — смешинки в глазах сменились испугом.
— Вроде б работает, — успокоил я старика.
Помолчали.
— Это всё тело виновато — ему секса хочется.
— Ну да.
Под стёклами снова сверкнули смешинки.
— Тело — храм для духа, тюрьма для сатаны. Вместилище. Даже наука не отрицает наличие биополя, ауры и души.
— Не читал.
"Накошас Депо" — объявил равнодушный голос.
— А чёрт! Придётся назад пилить.
— Что далеко?
— Да нет. Полезно для здоровья.
Я выключил диктофон.
— Значит, говорите, душа существует?
Агасфер пожал плечами.
— Тогда до свиданья. Спасибо за беседу.
Когда раздвигал створки, кинул взгляд назад. А.А. сидел и рассматривал журнал.
Глава 1. Братья-близнецы, близнецы-братья
— Ну и чем тебе цивилизация не угодила? Сам ведь пользуешься её плодами!
Брат скривил тонкие губы.
— Мне она напоминает лежачего больного, который гадит под себя и заливает испражнения духами — что б не воняло.
— Не согласен с тобой — цивилизаций сменилось много, но составляющая их — люди почти не изменились. Значит, на смену этой придёт другая и всё.
— Пойми, люди себя изжили как вид — чем скорее они вымрут, тем лучше для нас. Набраться терпения и ждать, наше время обязательно придёт. О чём ты говоришь! Вот ты жалеешь зерно или курицу? Вот именно! Даже и не задумывался. Так вот — большинство — животные, быдло. С той только разницей что пользы от них ещё меньше — ни шерсти, ни мяса, ни кожи. Даже как топливо и то не используешь. Разве что как навоз.
— Да ты садист, — сказал младший со страхом.
— Я? Разуй глаза — они всю планету засрали. Грязь ещё отстирать можно, а вот кровь… Точно говорю — человечество агонизирует. Смотри — рождаемость падает, сплошные мутации: психов развелось, маньяков. И будет ещё больше. Сами себя изничтожат. Нам только надо подождать и подтолкнуть в нужном направлении. Ну, так как?
— Знаешь, я конечно не лекарь, но и не идиот. Извини.
— Ну что ж — главное в человеке — свобода воли, уговаривать не буду. До свиданья, братец.
— До свиданья… — он хотел сказать: «Женя» и осекся — настолько далёк был его собеседник, далёк и страшен — пропасть, и странное, непонятное на дне её — человеческое ли?
Короткий смешок потонул в щелчке замка. Он быстро спустился вниз и сел за руль. Мотор завёлся с полуоборота. «Ford» взвизгнул шинами и вынес его в поток железных коней. Рычание, свист ветра, истеричные вопли клаксонов немного отвлекли, а дома его ждало лекарство. Он вдавил педаль акселератора и, разрезая пространство и время рванулся вперёд, расстёгивая молнию шоссе.
Прошло как по маслу. Менты накрыли меня как раз в момент передачи капусты. Видимо, общественность достала бравых парней в мышиной форме. Мы с Баксом в «воронке» ехали не одни. Жлобоватого вида мужик, тщедушный юнец и пара девушек составили нам компанию.
— Чо будет?
— А ни хуя не будет, — мужик ухмыльнулся. — Мозги попарят, и катись на все четыре стороны.
Девчонки молчали. Одна, с вышитыми на майке словами "Love NoviJ Svet" повернулась к юнцу.
— Стремаешься?[42]
Юнец замотал хайером.
— Хуйня война, — сказал Бакс. — Будут наезжать, скажи — нашёл.
— Хотел отдать, не смогли догнать! — вставил жлоб.
Все заржали.
— Ничего — скоро придёт элениум.
— Миллениум!
— Всё смехуёчки да пиздахаханьки…
Машина остановилась.
— Вылазь!
— Давай, шевели поршнями.
Я, прищурившись, вылез наружу. Сержант показал на Бакса и меня.
— Так. Ты и ты за мной.
— Требую адвоката! — заорал Бакс.
— Утухни. Помочь?
— Руки за спину не надо? — спросил я.
— Пока нет.
Нас повели по коридору.
— Налево.
Когда я вошёл в кабинет, то сразу увидел Гену. И он меня, конечно. Подмигнул — мол, как оно?
Следак крутил нас долго. Капитально отмурыжев меня отпустили. Гена вышел следом.
— Как впечатления?
— Хватает.
— Это ещё что… Меня один раз отмудохали.[43] Для достоверности, сказали. Хрена там! Толчки им лапы греют: зарплаты небольшие, а жить то надо.
— А отдел по борьбе с наркотиками?
— За всеми не уследишь. Это тебе не кино. Та сейчас куда?
— Пока в редакцию.
— Счастливо. Леночке лю-лю[44] с кисточкой!
— Обязательно.
Деньги не жаль. Был бы толк. Я сел на поезд и радостно покатил в Юрмалу. Кому курорт, кому пахота.
Праздник как праздник — сидели, выпивали, базарили.
За столом, покрытым газетами, на которых среди засаленных депутатских лиц лежала закуска, сидело несколько мужиков. Их лица и особенно носы красноречиво свидетельствовали о нелёгкой борьбе с зелёным змием и его родичами. Богатырь в перестиранном комбезе осушил стакан и уронил голову на руки.
— Так. Янка, кажись, готов, — сказал крепыш в тельняшке. И зачем-то провёл тому пробкой по усам.
— Kas? — Янка приоткрыл осоловевшие глаза.
— Ne kas. Gulit.
— Labi.[45]
Чернявый, вертлявый как жук, мужичок наклонился к соседу.
— Толян, та я ж тебе только добра хочу. Ты, вот, думаешь раз жёна то и всё? Хочешь я тебе глазы открою? А?
— Как откроешь, я тебе моргалы и закрою, понял?
Похожий бородкой на шкипера, а рожей на шимпанзе, коренастый, с увесистыми кулаками Толян стал подниматься.
— Мужики, давай ещё по одной, чо вы в самом деле!
— Жизнь надо прожить так, что б за спиной осталась куча пустых бутылок и оттраханных баб.
— Кому — что, а наш сексгигант о любимом!
Посмеялись.
— Я вот так думаю — жизнь надо так прожить, что б потомкам пищу дать, ну и, конечно, средства к существованию. Возьми, к примеру, Пушкина Александра Сергеевича — музеи, пушкиноведы и пушкинисты рассматривают каждое слово, статьи пишут, критики над фразами головы ломают, бьются на семинарах — обсуждают, что он именно имел в виду в той или иной строчке. Опять же фильмы, юбилеи, массовые гулянья, — сказали мы с алкоголем.
— Да, любит наш народ Пушкина.
