Он развернулся и спокойно, вразвалочку, будто обходил строй зеленых новобранцев, пошел навстречу врагам.
Я бежал, сжимая в руке награды центуриона. Бежал, слыша за спиной звон железа и яростные крики варваров. Бежал, чувствуя, как капли дождя текут по лицу, смывая с него кровь и слезы. Первые слезы за все эти годы. Бежал, больше всего боясь услышать победный клич германцев и тишину, которая должна была сменить его. Бежал, не разбирая дороги и не думая ни о чем. Бежал, меньше всего желая быть спасенным.
Уже на опушке леса я остановился и обернулся. Бык все еще продолжал сражаться. Он стоял на одном колене, укрывшись за щитом, прижавшись спиной к стволу дерева. Вокруг лежали тела варваров.
Рядом с местом схватки появился всадник. Он не был похож на германца. Стройный, одетый, скорее, как римлянин, а не как варвар, хотя и в варварских длинных штанах, с коротким копьем в руке. Некоторое время он гарцевал чуть в стороне, наблюдая за схваткой. А потом, видя, что одолеть центуриона никак не удается, резко пустил коня в галоп, и на полном скаку вонзил копье в грудь Быку, пригвоздив центуриона к дереву.
Варвары завопили, потрясая оружием, и бросились к мертвому Квинту, торопясь обыскать тело. Всадник подождал, пока германцы закончат свое дело, потом спешился и подошел к центуриону, чтобы вытащить копье.
Даже с такого расстояния я узнал эту походку и манеру держать голову.
Это было невозможно. Римлянин, всадник, бывший военный трибун, вдруг переметнувшийся на сторону варваров. Все равно, что птица ставшая черепахой. Но глаза меня не обманывали. Это действительно был он. Человек, которому, похоже, самой судьбой было предназначено убивать тех, кто был мне дорог. Оппий Вар. Враг, которому я совсем недавно спас жизнь. Хотя мог убить его тогда, в полыхающем городе, и сейчас, возможно, центурион Квинт Бык был бы жив.
Мне показалось, что на меня рухнуло само небо. В глазах потемнело от какой-то нечеловеческой ненависти.
Я рванулся вперед. Мне было наплевать, что отряд варваров по-прежнему был там, делил доспехи Быка. Мне было все равно, умру я, пытаясь прикончить Вара, или останусь жить. Я думал только об одном — как бы добраться до него. Добраться и вогнать меч в его глотку, чувствуя, как горячая кровь убийцы моего отца и еще двух людей, которые тоже были в какой-то степени отцами, хлынет мне на руку.
Но едва я дернулся вперед, чьи-то руки обхватили меня, зажали рот, и потащили обратно в лес. Это был Кочерга. Я извивался, как червяк, насаживаемый на рыболовный крючок, лягался, пробовал даже укусить ладонь, закрывающую рот. Но все было бесполезно. Сил у Кочерги хватило бы на троих таких как я. Наконец, я перестал сопротивляться. Слишком устал, слишком много пережил, слишком был разочарован в себе и в этом проклятом мире. Я смирился. Я дал увести себя подальше от того места, где были разгромлены три легиона, и где погиб Квинт, от места, где я снова совершил предательство, бросив своего центуриона.
Еще вчера я клялся, что отдам жизнь за своих товарищей. И что? Я жив, бреду по враждебному лесу, который медленно погружается в сумерки. Жердь убит, Холостяк был тяжело ранен, когда мы бросили его, сейчас он тоже наверняка мертв. Квинт Бык убит. Луций, который был немногим старше меня, можно сказать, мальчишка, погиб еще вчера. А я вот он — преспокойно прыгаю себе с кочки на кочку в вонючем болоте, старательно обходя стороной изредка встречающиеся отряды германцев. Сегодня я увижу закат, завтра рассвет… Только какими они мне покажутся? Не будет ли у меня чувства, что эти закаты и рассвета я украл у ребят, которые полегли сегодня в ущелье?
Мы идем в затылок друг другу. Идем молча. Коротенькая колонна из десяти человек. Десять измученных, грязных, перепачканных своей и чужой кровью человек. Хотя, нет, мы не люди. Мы призраки. Это бредут наши неуспокоенные души, которым не нашлось места в братской могиле Дэрского ущелья. Десять призраков, затерянных в бескрайнем ночном лесу.
Но все мы твердо верим в то, что наши души обретут желанный покой, когда мы вернемся сюда и отомстим за убитых друзей. Отомстим за наш позор, за наши боль и страх, за наши неудавшиеся попытки стать героями.
Мы обязательно вернемся. И закончим, дело, начатое сегодня.
Но кто знает, будем ли мы тогда радоваться покою, о котором сейчас мечтаем…
После трех дней блуждания по лесам, мы все-таки вышли к Рейну. А там, пройдя вверх по течению, добрались и до Ализо. Об этом пути рассказывать особо нечего. Шли по ночам, шарахаясь от каждого подозрительно шороха. Днем забивались в щели и норы, чтобы хоть ненадолго забыться тревожным сном. На наше счастье, ни одного отряда германцев мы не встретили. Назвать это приятной прогулкой было нельзя, но и ничего ужасного не было. Только что есть было нечего. Но терпеть голод нам было не в первой.
Под стенами Ализо мы появились вовремя. Германцы уже замыкали кольцо окружения вокруг этого форпоста римской империи. Победа в Дэрском ущелье вскружила варварам голову, и они решили разделаться заодно и со всеми гарнизонами в фортах, стоящих на Рейне. Предмостные укрепления, заставы, лагеря — все было захвачено и уничтожено. Ализо оставался последней римской крепостью в этих землях.
Через несколько дней после того как мы появились в лагере, он был осажден. Мы, что называется, попали из огня да в полымя. Едва вырвавшись из одной передряги, мигом угодили в другую. Шутка богов, неистощимых на такого рода придумки.
Впрочем, мы были скорее рады этому. У нас появилась возможность хоть частично смыть свой позор. Нас, выживших в ущелье и прорвавшихся в Ализо, здесь было сотни две. Разные когорты, разные легионы. Жалкие остатки войска, долгое время державшего в повиновении половину германских земель. Теперь мы больше походили на дезертиров. Побитый, потрепанный сброд, не смеющий поднять глаз от стыда. Правда, к стыду примешивалась и злость. Злость на солдат гарнизона, спокойненько сидевших все это время в тепле и уюте, а теперь смотрящих на нас, как на трусов.
Командовал гарнизоном префект лагеря, бывший примпил Цедиций. Старый рубака, поседевший в боях и походах, отнесся к нам снисходительно. Отчасти, потому что понимал, каково это трое суток подряд драться, не имея шансов на победу, отчасти потому что на счету был каждый меч. Нас заново раскидали по когортам, выдали оружие из запасов арсенала и поставили на довольствие.
Несколько дней мы отдыхали, а потом появились германцы. Они обложили город, перекрыв все дороги, и принялись неторопливо грабить окрестности. Однажды попытались взять крепость приступом. Для того, чтобы понизить наш боевой дух, они полдня ходили вокруг рва, неся на остриях копий головы солдат, погибших в Тевтобургском лесу. Добились они обратного. Мы дрались в тот день как бешенные и заставили их умыться кровью. Пережитое унижение тоже можно обращать в ненависть и мужество. Что мы и сделали.
После этого варвары решили, что мы и так никуда не денемся, и оставили всякие попытки штурмовать хорошо укрепленный лагерь. Сидели и ждали, пока мы подохнем с голоду.
Припасы кончились быстро. Помимо солдат гарнизона и нас, прорвавшихся через кольцо германцев, в лагере было полным полно гражданских. И в мирное время прокормить всю эту ораву было делом непростым. А уж при осаде… С каждым днем мы все туже затягивали пояса, надеясь, что вот-вот под стенами появятся наши и снимут осаду. Ходили слухи, что целая армия идет к нам на выручку. Хотя, может быть, слухи эти специально распускались, чтобы поднять наш боевой дух. Не знаю. Во всяком случае, подмоги мы так и не дождались.
Прорываться открыто, с такой толпой гражданских значило повторить Тевтобургский лес. В открытом поле нас перерезали бы сразу же. Но и сидеть в лагере мы больше не могли. Съедено было все, включая обозных мулов.
Когда положение стало совсем безнадежным, Цедиций решился на отчаянное дело. Ненастной ночью, без факелов, в полной тишине мы вышли из лагеря попытались проскользнуть мимо германцев. Те были настолько уверены в том, что мы прочно заперты в ловушке и наша капитуляция — дело нескольких дней, что несли службу кое-как. Пили, грабили, дрались между собой, спали на постах. Словом, вели себя именно так, как было нужно нам.
Тогда мы почти вырвались из кольца. Были уже в тылу варваров. Но из-за плохой погоды и незнания местности немного сбились с пути. Женщины, узнав, что мы заблудились, подняли вой. Понятно, страшно им было. Да только этим чуть всех не погубили. Германцы подняли тревогу. И полегли бы мы все той ночью, если бы не префект. Старый опытный лис, он приказал музыкантам трубить сигнал к атаке. Варвары, услышав его, решили, что это подходит наша армия, чтобы снять осаду с крепости. И отступили, даже не попытавшись ввязаться в бой.
Мы дошли до Колонии Агриппины, где были расположены наши части. Потом, остатки трех легионов Вара отправились дальше, в Ветеру. Им предстояло влиться в другие легионы, стоявшие в нижней Германии.
