отмеченный…
И, быстрым движением передёрнув затвор, вскинул карабин к плечу, целясь Кириллу в грудь. Кирилл смотрел в чёрное отверстие воронёного ствола, не веря в столь быструю развязку. Нелепость происходящего словно заворожила и парализовала его, не позволяя трезво оценить ситуацию. Он как будто смотрел фильм на экране кинотеатра, ожидая развития сюжета, и только тонкая невидимая струнка, вибрировавшая внутри тела, говорила, что это последние секунды его жизни.
Необъяснимым образом время замедлилось, и взгляд Кирилла выхватывал отдельные фрагменты картины. Крупным планом, как кадры фильма, рассматривал он детали сюжета, словно мастерски снятые с небольшой глубиной резкости, так что образы за пределами крупного плана остались размытыми. Прищуренный серый глаз Тимофея, угловатые обводы удлинённой мушки и прицельной планки, заботливо разработанные германскими оружейниками, застывший с полуоткрытым ртом Богдан, поднявший перед собой руку в защитном жесте, жёлто-розовая неподвижная полупрозрачная и слоистая плазма пламени костра — всё это можно было разглядывать подолгу, концентрируя внимание на мельчайших деталях.
Из подсознания Кирилла всплыл сюжет рассказа известного аргентинского писателя, описывавший приговорённого к расстрелу человека, который взмолился об отсрочке смерти для завершения написания книги — дела всей его жизни, такого дела, ради которого, как он полагал, его создал Бог. И за мгновение до ружейного залпа время волшебным образом остановилось, человеку был дан целый год жизни во «вневременьи», где он смог завершить свою работу. Кирилл вспомнил даже, что, когда тот человек нашёл заключительные слова и поставил завершающую точку в свой книге, время вновь восстановило свой ход. В этот самый момент прозвучал залп — он вернулся в покинутое им время и умер в то самое мгновение, которое ему было назначено.
«А у меня даже дела жизни нет. Незачем отсрочку просить…», — подумал Кирилл со щемящей сердце печалью.
И время снова стало течь с прежней скоростью, бульканье сидящего на самой вершине огромной тёмно-зелёной ели ворона нарушило безмолвие, затрещали ветки в костре, Тимофей закусил губу перед тем, как плавно потянуть на себя спусковой крючок. И в этот момент в нескольких метрах справа от Кирилла раздался высокий звенящий голос:
— Эй ты, положи ружьё и не двигайся.
Это был Виктор, держащий на уровне пояса нацеленное в Тимофея взведённое двуствольное ружьё-вертикалку, а рядом с ним стоял высокого роста охотник эвенк, целившийся в геолога из короткого кавалерийского карабина. Вид у обоих был очень решительный.
Тимофей, коротко и зло усмехнувшись, медленно положил карабин на землю. Он нисколько не испугался, взгляд его серых глаз был цепок и внимателен. Высокий охотник, не опуская своего карабина, поднял «маннлихер», разрядил его и закинул в ручей.
— Собирайся, Киря, — сказал Виктор, не сводя глаз со старателей, — пойдёшь с нами.
— У него ещё пистолет есть, — говоря это, Кирилл быстро засовывал свои вещи в рюкзак, — как бы он в вас не выстрелил…
Тимофей остро глянул на Кирилла и, как бы даже досадуя на себя, сказал, бросив в ручей прицепленную к широкому коричневому кожаному ремню кобуру с оружием:
— Да-а… Недооценил я тебя, парень… Нужно было тебя вчера ещё положить, когда ты мне золото нашёл… Чувствовал я, что ты мне металл найдёшь, знаю ведь, что новичкам фартит, думал, может, и ещё отыщешь… Ну да ладно, мы ещё встретимся.
Кирилл в ответ смело посмотрел ему в лицо и произнёс, чётко выговаривая слова, как учили его когда-то на курсах актёрского мастерства:
— Не боюсь я тебя, Тимофей Павлович, сердце моё говорит мне, что кончился ты. Не взять тебе золото отсюда, самому бы ноги унести.
В ответ Тимофей только улыбнулся криво, сверля глазами лица обоих эвенков, будто стараясь вписать в свою память их образы.
Заметив это, Виктор сказал:
— Ты, однако, мужик, глазами-то по нам не елозь, а то сотрёшь их об нашу шкуру, как об наждак…
Он закинул двустволку на плечо, нагнулся и, разрезав мешочки, высыпал золото туда, откуда оно было добыто — в весело бегущую кристально чистую воду ручья, туда же полетели и обломки старательских лотков.
Через несколько минут они втроём шагали, направляясь на восток — в сторону Еннгиды. Шагавший впереди высокий эвенк, Михаил, видимо, хорошо знал эти места и двигался очень уверенно, обходя болота и огибая крутые увалы. За ним шёл Кирилл, непривычный к такой быстрой ходьбе по тайге, он почти бежал за охотником, при каждом шаге плохо уложенный рюкзак бил его по спине. Последним бесшумно скользил между деревьями невысокий Виктор, словно сканировавший всем своим телом пространство вокруг в поисках опасности. Рядом с ними, слева и справа бежали две лайки, чёрная — Виктора и рыжая — Михаила, тоже не отвлекавшиеся ни на секунду от сосредоточенного бега по тайге.
Эта скорая ходьба быстро утомила Кирилла, и он в какой-то момент упал на влажный мох, пытаясь отдышаться и откинувшись спиною на брошенный наземь рюкзак. Виктор, нимало, как видно, не уставший и даже не запыхавшийся, задумался на минуту и сказал:
— Да… Непривычный ты пока что к ходьбе настоящей… А нам сегодня нужно много пройти. Если с такой скоростью пойдём, то долго добираться будем. Но я тебя, однако, научу, как тебе правильно ходить нужно. Ты, когда за Михаилом идёшь, по сторонам не смотри, а под ноги свои гляди и след собирай.
Видя, что Кирилл не понял, он разъяснил:
— Когда идёт человек по тайге или по дороге, да где угодно, то оставляет он за собой туктэ — след. След этот глазом не виден, но, как пройдёт человек, то, если присмотреться хорошо, увидишь его ясно, как будто человек по влажной дороге прошёл. И не только человек, а все животные такой след оставляют. Всё этими следами испещрено в лесу, некоторые следы свежие и яркие, другие — уже словно погасли, стёрлись. Поэтому в тайге хищные звери точно знают, куда добыча ушла, даже если её запах ветром унесён. И, кроме того, следы эти назад тянут, тормозят ход, можно так сказать.
Кирилл, тяжело дыша, вытащил баночку с лекарством и, проглотив таблетку, спросил недоверчиво:
— И ты, Витя, веришь, что это поможет мне идти быстро? Как же мне «собирать след»?
— Когда мы пойдём, то, как я тебе говорил уже, ты под ноги смотри, наблюдай, куда Михаил ступил, и сам тоже наступай в то же самое место, где его нога была. Если правой ногой он ступил — и ты тоже в это место правой ступай, если левой — то и ты левой. И при этом ни о чём постороннем не думай, только о том, как забрать то, что
