Ознакомительная версия.
Но чтобы узнать это самому, а не просто повторять это на словах, следует понять процесс бегства. В самом понимании бегства заключено прекращение бегства, и ум способен смотреть сам на себя. В смотрении на себя не должно быть никакой оценки, никакого суждения. Тогда данность важна сама по себе, и имеет место полное внимание, без всякого желания отвлекаться; поэтому ум больше не пуст. Полное внимание – это благо.
Брюссель, Бельгия, 4-я публичная беседа, 23 июня 1956 г.Собрание трудов, т. X, стр. 52–53Может ли ум осознавать эту пустоту, не называя ее…?
Большинство из нас осознает – возможно, лишь изредка, поскольку большинство из нас так сильно занято и деятельно, – но я думаю, что иногда мы осознаем, что ум пуст. И осознавая это, мы этой пустоты боимся. Мы никогда не исследовали это состояние пустоты, мы никогда в него глубоко и основательно не вникали; мы боимся и потому уходим от него. Мы дали ему название, мы говорим, что оно «пустое», что оно «ужасное», что оно «болезненное»; и само это определение породило в уме реакцию – страх, уклонение, избегание.
А может ли ум перестать избегать и определять его, не наделять его значением такого слова, как пустое, с которым у нас связаны воспоминания боли и удовольствия? Можем ли мы смотреть на него, может ли ум осознавать эту пустоту, не называя ее, не избегая ее, не судя о ней, – но просто быть с ней? Поскольку тогда – это ум. Тогда нет наблюдателя, смотрящего на нее; нет никакого цензора, который ее осуждает; есть только это состояние пустоты, с которым все мы в действительности хорошо знакомы, которого мы все избегаем, пытаясь заполнять делами, богослужениями, молитвами, знанием, любым видом иллюзии и возбуждения. Но когда возбуждение, иллюзия, страх, избегание прекращаются, и вы больше никак не называете это состояние и тем самым не осуждаете его, есть ли тогда наблюдатель, отличный от наблюдаемого? Несомненно, называя его, осуждая, ум создал вне самого себя цензора, наблюдателя.
Но когда ум никак не обозначает это состояние, не называет, не судит о нем и не порицает его, тогда нет никакого наблюдателя, а есть только состояние того, что мы назвали пустотой.
Амстердам, 4-я публичная беседа, 23 мая 1955 г.Собрание трудов, т. IX, стр. 23Избегание реальности можно прекратить, только когда вы осознаете, что избегаете…
Вопрос: Я старался изо всех сил, но не могу перестать пить. Что мне делать?
Кришнамурти: Знаете, у каждого из нас есть свои способы избегания реальности. Вы прибегаете к выпивке, а я следую учителю. Вы пристрастились к познаванию, а я к развлечению. Все способы похожи – не так ли? – пьет ли человек, следует ли учителю или увлекается познаванием; все они представляют собой одно и то же, поскольку намерение, цель, – в избегании реальности. Пожалуй, выпивка может иметь социальную ценность или может быть вредной, но я вовсе не уверен, что идеологические способы избегания реальности не хуже. Они бывают гораздо более тонкими, более скрытыми, и их труднее осознавать. Пристрастившийся к ритуалам и церемониям не отличается от пристрастившегося к выпивке, поскольку оба они пытаются бежать от реальности с помощью стимуляторов.
И я думаю, перестать убегать можно, только если вы осознаете, что убегаете, что вы используете все это – выпивку, учителей, церемонии, познавание, любовь к стране, что угодно – в качестве стимуляторов, ощущений, чтобы уходить от самого себя. В конце концов, есть много способов перестать пить. Но если вы просто перестанете пить, то обратитесь к чему-то другому. Вы можете стать националистом, или последовать за каким-нибудь учителем на другом конце света, или увлечься странными идеями.
Причина избегания очевидна: мы недовольны собой, своим состоянием, внешне и внутренне. И потому у нас много способов избегания, и мы полагаем, что прекратим избегание – пьянство, – когда выясним причину. Перестаем ли мы избегать, когда узнаем причину избегания? Когда я знаю причину, знаю, что пью потому, что поссорился с женой, или потому, что у меня отвратительная работа, – перестаю ли я пить? Конечно, нет. Я перестаю пить, только когда устанавливаю правильные отношения с женой, с другими и устраняю конфликт, вызывающий боль.
Иными словами, пока я ищу «я»-осуществления, в котором есть неудовлетворенность, должно быть избегание. Пока я не удовлетворен, я должен находить способ избегать. Когда я хочу стать чем-либо – политиком, лидером, учеником учителя, чем угодно – пока я хочу чем-то стать, я способствую неудовлетворенности; и поскольку быть неудовлетворенным болезненно, я ищу способ избегания этого, будь то выпивка, или учитель, или церемония, или политика – не важно, что это – все это одно и то же.
Тогда возникает вопрос, реально ли «я»– осуществление? Может ли самость, «я», быть чем-либо, становиться чем-либо? И что такое это «я», желающее чем-то стать? Это «я» представляет собой связку воспоминаний, цепочку воспоминаний в реакции с настоящим. «Я» – результат прошлого в соединении с настоящим. И то «я» хочет сохраниться навсегда посредством семьи, посредством имени, собственности, идей. «Я» – это всего лишь идея, способная удовлетворять, дающая ощущения и за которую цепляется ум – ум этим и является. И пока ум ищет осуществления как «я», очевидно, что неизбежны неудовлетворенность и разочарование; пока я придаю значение себе как чему-то, неизбежна неудовлетворенность; пока «я» – центр всего, моих мыслей, моих реакций, пока я считаю себя важным, неудовлетворенность неизбежна. Следовательно, неизбежна боль, и эту боль мы пытаемся избегать бесчисленными способами. И все способы избегания похожи друг на друга.
Так что давайте не беспокоиться о способах избегания – лучше ли ваши, чем мои. Что важно, так это сознавать, что пока человек ищет «я»-осуществления, неизбежны страдание, борьба; и этого страдания невозможно избежать, пока важна самость, пока важно «я».
Итак, вы скажете: «Какое отношение все это имеет к выпивке? Вы не ответили на мой вопрос, как перестать пить». Я думаю, проблему пьянства, как и любую другую, можно понять и разрешить, только когда я постигаю процесс самого себя, когда есть самопостижение. И такое постижение самого себя требует постоянной внимательности – не вывода, не чего-то такого, чего можно держаться, но постоянного осознавания каждого движения мысли и чувства. А осознавать таким образом утомительно, и потому мы говорим: «О, это того не стоит». Мы отталкиваем это и потому увеличиваем страдание, боль. Но, несомненно, только понимая себя как целостный процесс, мы решаем имеющиеся у нас бесчисленные проблемы.
Лондон, 2-я публичная беседа, 9 октября 1949 г.Собрание трудов, т. V, стр. 345–346Большинство из нас не хочет быть интенсивно осознающим; это слишком беспокоит…
Вопрос: Как можно быть интенсивно осознающим, когда ты занят определенной работой?
Кришнамурти: Я не вижу никакой трудности. Почему человек, работая, не может быть интенсивно осознающим? Будь эта работа механической, научной или бюрократической, интенсивно осознавая при ее выполнении, вы не только будете делать ее более рационально, но также начнете осознавать, почему вы ее делаете, каковы мотивы, стоящие за вашей работой. Вы узнаете, боитесь ли вы своего начальника; сможете наблюдать, как вы говорите со своими подчиненными и с теми, кто стоит выше вас. Будучи интенсивно осознающими в ваших отношениях с другими, вы будете знать, порождаете ли вы враждебность, ревность, ненависть; вы будете видеть все свои реакции в отношениях, находитесь ли вы здесь, в автобусе, в своем офисе или на фабрике. Интенсивное осознавание все это подразумевает.
Кроме того, будучи интенсивно осознающим, вы могли бы оставить свою работу. Поэтому большинство из нас не хочет быть интенсивно осознающим; это слишком беспокоит; мы бы охотнее продолжали то, что делаем, даже если это очень скучно. В лучшем случае мы убегаем от того, что нам надоедает, и находим менее скучную работу, но и она скоро становится рутиной.
Так что мы втягиваемся в привычку: привычку каждое утро ходить в офис, привычку курить, сексуальную привычку, в привычные идеи и понятия, в привычку быть англичанами, и так далее. Мы действуем по привычке. Интенсивное осознавание привычки имеет свою опасность, и мы боимся опасности. Мы боимся не знать, не быть убежденными. В том, чтобы оставаться без убеждений, есть огромная красота, огромная жизненность. Быть абсолютно неубежденным – это не безумие; это не значит, что человек становится психотиком. Но никто из нас этого не хочет. Мы скорее порываем с одной привычкой и создаем более приятную другую.
Ознакомительная версия.
