его памяти
56. Кажется, что Шерешевский мог вспомнить события прошлого во всех подробностях. Его детские воспоминания были богаты деталями. Он помнил себя в годовалом возрасте:
«Я был очень маленький, возможно, мне было меньше года. Наиболее ярко всплывает в памяти мебель в комнате, не вся, я этого не помню, а только в углу комнаты, где стояла мамина кровать и колыбель. Колыбель — маленькая кроватка с перегородками по обе стороны и витым плетением понизу, и она качается. Я помню, что обои в комнате были коричневые, а кровать белая. Я вижу, как мать берет меня на руки, а затем снова кладет обратно. Я чувствую движение, ощущение тепла, а потом неприятное ощущение холода».
Особенно интересно, что он помнил ощущения тепла и холода и чувство движения. Это напоминает образы, которые вызывал Пенфилд у больных эпилепсией. Похоже,
что именно этот тип воспоминаний, который можно стимулировать с помощью электрического раздражителя, приложенного к височной доле мозга, мог вызвать Шерешевский по собственному желанию. Шерешевский, кажется, имел даже более ранние воспоминания:
«Именно это чувство возникало при контакте с матерью: до того как я начал узнавать ее, это было простое чувство — "хорошо". Нет формы, нет лица, только что-то наклонилось надо мной, от чего идет хорошее… Приятное… Видеть мать было для меня как смотреть на что-то через объектив камеры. Сначала нельзя ничего разглядеть, просто круглое мутное пятнышко… Затем появляется лицо, и его черты становятся более четкими».
То, каким образом Шерешевский описывает самые ранние впечатления о матери, очень интересно и может быть косвенным доказательством правдивости его воспоминаний. В 1930-х годах структура глаз ребенка уже была известна, и считалось, что они видят как взрослые. Механизмы зрения и внимания на этом этапе уже полностью развиты, так что этот вывод казался разумным. Тем не менее исследования, проведенные за последние 30 лет, показали, что, хотя двухмесячные младенцы в состоянии фокусировать изображения на сетчатке, их зрение все еще нечеткое. Оптика глаза в этот период уже развита, а области мозга, ответственные за зрение, еще нет. Если продолжить аналогию с камерой, причина того, что зрение ребенка является размытым, вовсе не в «объективе», а в «пленке». Сетчатка (оболочка глаза), как дополнение к другим зрительным частям мозга, у младенцев развита не полностью. Разумно предположить, что Шерешевский описывал реальное воспоминание, а не выдуманные образы.
Шерешевский обладал особым талантом вспоминать события, но судя по фактам, у всех нас в памяти хранится такая информация: проблема лишь в доступе к ней. Это можно сравнить и с доступом к огромной библиотеке при незнании порядка хранения книг — приходится брать их случайным образом. Лишь некоторые люди, такие как Шерешевский, знают порядок хранения и могут быстро найти нужные воспоминания.
Наиболее важные воспоминания мнемониста Лурия раскрыл позже, когда обсуждал его личность. Оказывается, у Шерешевского были признаки раздвоения личности.
О чем говорит этот поразительный комментарий:
«Мне нужно было идти в школу… Я видел себя здесь, в то время как "он" должен был уходить в школу. Я злюсь на "него" — почему "он" так долго собирается?»
А потом он вспоминает еще один случай из детства:
«Мне восемь лет. Мы переезжаем в новую квартиру. Я не хочу уходить. Мой брат берет меня за руку и ведет вниз. Я вижу там человека, который грызет морковь. Но я не хочу идти… Я остаюсь в доме — то есть я вижу, как «он» стоит у окна в моей старой комнате. Он никуда не уходит».
По словам Лурия, это раздвоение между «я», который приказывает, и «он», который выполняет приказы, сопровождало Шерешевского на протяжении всей жизни. Лурия употреблял выражение «раздвоение личности», но на самом деле считал, что это просто некая форма копировального механизма. Я же придерживаюсь мнения, что необычные умственные способности, возможно, возникли у Шерешевского потому, что в некотором роде у него был доступ к информации, которая была предназначена не для него. В записях за октябрь 1934 года Шерешевский говорит следующее:
«Представьте ситуацию. Я сижу в вашей квартире поглощенный собственными мыслями. Вы, как гостеприимный хозяин, спрашиваете: "Как вам нравятся эти сигареты?" — "Если честно, так себе".
То есть я бы так никогда не ответил, а "он" может.
Это нетактично, но я не могу ему это объяснить.
"Я" понимает это, а "он" нет. Как только я отвлекусь, он сразу говорит то, чего говорить не должен».
Получается, что обе личности Шерешевского общаются между собой вербально. Слова «я не могу ему это объяснить» являются тому подтверждением. В нем живут две отдельные личности. «Нижнее» я, кажется, живет в нормальном мире, с ограниченной памятью и восприятиями. Второе, высшее «я» населяет сознание более высокого уровня, обладающее неограниченными воспоминаниями, но маленькое и маловажное. Большинство из нас — жители только одного мира, где наша память ограничена. Но, похоже, некоторые люди могут получить доступ к этому высшему «я» (как в случае с шизофрениками) или «стать» им. В случае с Шерешевским высшее «я» было частью его обыденного сознания.
ЧУВСТВА ЗАГОНЯЮТ НАС В «МАТРИЦУ»
По словам Прибрама, мир, каким мы его воспринимаем, — это внутренняя голографическая проекция внешней реальности. А она не такая, какой воспринимают ее органы чувств. При нормальном освещении на голографической пластинке виден хаотичный набор линий. Но если осветить ее лазером, возникает трехмерное изображение. Та же самая ситуация происходит с реальностью. Она представляет собой множество электромагнитных энергий. Этот «беспорядок» преобразуется в трехмерную сенсорную «реальность», а сознание выступает в роли лазера. Эта версия «реальности» затем проецируется на «внутренний» экран IMAX и «просматривается» «личностью». Таким образом, все мы живем в личных реальностях, хотя никогда не взаимодействуем непосредственно с окружающим миром. Мы видим его из центра личного фанерона.
И похоже, что есть два типа билетов на этот бомовский IMAX. Со стандартным билетом в один конец наблюдатель путешествует по жизни без возможности вернуться назад, в прошлое. Он развивается всю жизнь в логической последовательности. «Киносеанс» построен таким образом, что ни один из дальнейших «сюжетов» не раскрывается. Таким же образом уже показанные события теряются, и только важные воспоминания остаются, чтобы сюжет не исчез совсем. Это стандартная версия, аналогичная видеозаписи без возможности ускоренной перемотки вперед или назад.
Билет первого класса имеет существенные отличия. «Киносеанс» такой же, но его формат больше похож на DVD, чем на обычный телевизионный сигнал. Наблюдатель может использовать ускоренную перемотку вперед,
