Александер Эбен - Доказательство Рая

Я не слышал голос Ома, не видел его облик. Казалось, Ом беседует со мной посредством мыслей, которые, подобно волнам, прокатывали сквозь меня, вызывали вибрации в окружающем мире и доказывали, что существует более тонкая ткань существования — ткань, частью которой являемся все мы, но которую мы обычно не осознаем.

Так общался ли я непосредственно с Богом? Безусловно. Звучит претенциозно, но тогда мне это не казалось таковым. Я чувствовал, что общаться с Богом способна душа любого человеческого существа, покинувшая свое тело, и что все мы способны жить праведно, если будем молиться или прибегать к медитации. Невозможно себе представить что-либо более возвышенное и священное, чем общение с Богом, и вместе с тем это самый естественный акт, ибо Бог всегда с нами. Всеведущий, всемогущий и любящий нас без каких-либо условий и оговорок. Все мы связаны воедино священной связью с Богом.

С молодых лет моим идолом в науке был Эйнштейн, и больше всего мне нравился его афоризм, приведенный выше. Но только теперь я понял его глубокий смысл. Может показаться диким, но каждый раз, когда я рассказывал мою историю кому-нибудь из ученых-коллег, по его настороженному или возмущенному взгляду я понимал, что мой опыт имеет настоящую ценность для науки. Что он открывает перед учеными абсолютно новый мир, целую вселенную, которую им только предстоит понять. И смысл этого открытия заключается в том, что сознание — единственная важнейшая реальность во всем сущем.

Однако одно характерное для ОКС событие мне не довелось пережить. Точнее, даже несколько событий, и все они группируются вокруг одного факта.

Дело в том, что, оставив тело, я целиком забыл о своей земной жизни и о том, кем прежде был.

Хотя вообще-то не бывает абсолютно похожих ОКС, с самого начала изучения посвященной этой проблеме литературы я отметил довольно обширный перечень типичных характеристик. Одна из них — встреча с умершими, которых человек знал в земной жизни. Со мной такого не было. Но это меня не очень беспокоило, поскольку я уже понял, что именно отсутствие воспоминаний о земной жизни позволило мне проникнуть «внутрь» намного глубже других. Так что жаловаться не приходится. Но с одним человеком я увиделся бы там с особым удовольствием. Я говорю про своего отца, который умер за четыре года до моего внезапного заболевания.

А поскольку он знал, как тяжело я переживал, что из-за семи долгих лет депрессии не достиг в науке его уровня, то почему бы ему не встретить меня там и не успокоить: мол, все хорошо, мой мальчик? Ведь обычно люди, пережившие ОКС, после встречи с умершими родственниками и друзьями испытывали огромное облегчение и душевный покой. Мне тоже страстно хотелось этого успокоения и поддержки, но я их не получил.

Это, однако, не означает, что я вообще не получил утешения. Его подарила мне Девушка на Крыле Бабочки. Но хотя эта девушка была прекрасной и кроткой, как ангел, я ее не знал. Поскольку я видел ее каждый раз, когда летел над идиллической долиной на крыле бабочки, я хорошо запомнил ее лицо, а потому точно знаю, что никогда ее не встречал, во всяком случае, на Земле. В то время как для переживших ОКС характерны встречи именно с земными друзьями или родственниками.

Я старался об этом не думать. И все-таки отсутствие столь важной встречи вносило элемент недосказанности в осмысление происшедшего со мной. Опять же не хочу сказать, что я сомневался в своем опыте внетелесной жизни. Это было невозможно; с таким же успехом я мог бы сомневаться в моем браке с Холли или в любви к своим детям. Но то, что в путешествии в высшие сферы я не встретил своего отца, хотя познакомился с неизвестной мне прекрасной спутницей, продолжало меня тревожить. Поскольку я очень любил свою семью и тяжело переживал отказ от меня родных отца и матери, меня мучил вопрос: почему мне не дано было получить чрезвычайно важное для меня уверение в том, что я любим, что от меня никогда не откажутся, от человека, которого я знал, уважал и бесконечно любил, — от моего отца?

Ибо в глубине души я почти всю свою жизнь чувствовал себя ненужным — несмотря на все старания приемных родителей залечить эту рану своей любовью. Папа всегда советовал мне не думать о том, что было со мной до того, как они с мамой выбрали меня в детском доме. «Все равно ты не помнишь эти первые месяцы своей жизни», — говорил он. Но он ошибался. ОКС убедил меня, что в нас есть скрытая часть, где фиксируются все подробности нашей земной жизни, начиная с самых первых минут рождения. Поэтому на интуитивном бессловесном уровне я все время ошущал себя ненужным, брошенным и пытался об этом забыть.

Так как этот вопрос оставался открытым, голос тревоги не умолкал. Он вкрадчиво и назойливо твердил мне, что при всем совершенстве и чудодейственности моего ОКС в нем чего-то недоставало.

По сути дела, отчасти я все еще сомневался в достоверности моего поразительно реального опыта глубокой комы, а значит, и в действительном существовании иного мира. Этот тихий, но настойчивый голос начинал угрожать моему новому взгляду на жизнь, который я медленно осваивал.

Через четыре месяца после выписки из больницы моя родная сестра Кэтти наконец прислала фото Бетси. Я был в спальне, откуда и началась моя одиссея. Достав из большого конверта рамку с цветной фотографией, я увидел сестру. Как потом выяснилось, она снималась у пристани парома на острове Бальбоа, недалеко от ее дома в Южной Калифорнии, на фоне прекрасного заката. У нее были длинные каштановые волосы и темно-синие глаза. Ее любящая и добрая улыбка, казалось, пронзила меня, отчего на сердце сразу стало и горько и радостно.

Кэтти приложила к фото стихи. Они были написаны Дэвидом Романо в 1993 году и назывались «Когда настанет завтра без меня».

Я бережно поставил фото на комод и долго сквозь слезы смотрел на портрет сестры. В ее лице было что-то странно знакомое. Но она и должна была казаться мне знакомой. Ведь мы с ней были родными, у нас в жилах текла та же кровь, что и у других моих родных братьев и сестер. Встречались мы или нет, но с Бетси мы были связаны на уровне ДНК.

На следующее утро я читал в спальне книгу Элизабет Кюблер-Росс «О жизни после смерти». Тамя наткнулся на историю двенадцатилетней девочки, пережившей ОКС. Сначала она ничего не сказала родителям. Но долго не смогла это скрывать и, наконец, рассказала папе, что очутилась в невероятно красивом месте, пронизанном любовью, где встретила своего брата, который утешил ее.