Одна из характерных особенностей махаяны заключается в постепенном обожествлении будд и их бодхисаттв, что, разумеется, не имеет ничего общего с первоначальной концепцией. Эти будды, восседая на своих тронах-лотосах, могли посылать сотворенные волей или йогой «магические тела» вниз, в сферу иллюзии, чтобы направлять, защищать и охранять непросвещенных смертных. Поклонение этим Вечным Буддам и мольбы об их заступничестве отражают одну из основных особенностей учения махаяны.
Постижение сути учения в школе махаяны происходило путем последовательных толкований, в которых главная доктрина была расширена с внесением в нее разнообразных дополнений и поправок. Истинная цель всех этих изменений заключалась в доказательстве и подтверждении, что положения учения гарантируют спасение всем сотворенным существам — одушевленным и неодушевленным — а значит, являются универсальной философией и универсальной религией. Дело дошло даже до подтверждения, что и небуддисты, то есть те, кто незнакомы с учением или привержены противоположным убеждениям, все же разделяют привилегию спасения, если будут творить исключительно добрые дела. Поступок, соответствующий состоянию просветленного и мотивированный самодисциплиной, гарантировал конечную победу, независимо от того, какое кредо избирал для себя индивидуум или к какой секте он принадлежал.
Нагарджуна, живший во 2-м веке н. э., принял буддизм, отойдя от старой брахманической системы. Его философские концепции весьма похожи на те, что снискали наибольшую известность в секте дзэн. Камнем преткновения стало постулирование Нагарджуной того, что он называл «пустотой», как единственной реальности. В «Малой праджняпарамита-сутре» сказано: «В этой пустоте нет ни формы, ни восприятия, ни названия, ни концепции, ни познания. Там нет глаза, уха, тела, разума; нет вкуса, осязания, объектов; отсутствуют знание, незнание, уничтожение незнания, распад, смерть, Четыре Благородные Истины и невозможно достижение нирваны»[39]. Создается впечатление, что столь категоричное утверждение «пустого места» способно разрушить всю структуру религиозной философии. Можно только предполагать, что Нагарджуна ощупью шел к утверждению абсолютизма, необусловленной реальности, в противоположность беспредельно обусловленной нереальности. В одной из китайских легенд рассказывается, как Нагарджуна пришел к выводу, что его доктрина несовместима с учением Гаутамы Будды, причем это неправильное представление он так и сохранял до тех пор, пока не был посвящен нагами(змеями) на месте будущего университета Наланды. Это одна из наиболее интересных вех традиции адептства. Змеи олицетворяли посвященных, или Махатм, тайной школы.
Подобное символическое представление было принято в Азии, на Ближнем Востоке и даже в Европе. От этих нагов Нагарджуна узнал, что Будда гораздо раньше, но только тайно, научил его тому, что он публично высказывал в своих проповедях, а до этого и сам Будда получил наставления от индийских мудрецов, раскрывших ему тайны шуньяты, «пустоты» иллюзии. Они также рассказали ему о праджняпарамите, или знании, которое пересекает реку, то есть переносит искателя истины в область единственной реальности.
Учение о «пустоте» несколько изменило структуру буддийской метафизики, сместив акценты с аскетизма на набожность, хотя при этом и сохраняется внутреннее переживание собственно «пустоты» исключительно вследствие расширения интуитивных способностей души. Почти наверняка «пустота» в данном случае не означает абсолютной «пустотности», а скорее подразумевает состояние столь абстрактное и непостижимое, что человеческий разум не в состоянии подтвердить, существует оно или нет. Таково заключение профессора Дасгупты[40]. Все подобные тонкости этих ранних индийских философов с трудом воспринимаются теми, кто обучался в западных реалистических школах, тем не менее довольно странно, что многие на вид простые доктрины, имеющие множество приверженцев, опираются для своей весомости на концепции, в равной степени трудные для понимания. Однако затруднения эти не признаются, поскольку принятие подменяется умствованием.
Произошло также и заметное изменение в отношении к архатам, или посвященным мудрецам. Прежняя позиция единоличного спасения показалась излишне суровой. Посвященные-учителя заслуживали гораздо большего, отдавая свои знания и любовь делу служения человечеству. Они остались в непосредственной близости к своему миру, выбрав повторное воплощение в качестве слуг рода человеческого и отказавшись от нирваны до тех пор, пока все люди не воспримут Учение и не достигнут спасения. При этом гораздо меньший упор делался на немедленном совершенствовании человеческого сознания, напротив, требовалось пройти через многие повторные воплощения, прежде чем усваивался весь кармический опыт.
В махаяне поступки, продиктованные ревностным служением, мгновенно открывали доступ к невидимой Иерархии будд, бодхисаттв и архатов, причем эти великие личности не являлись во всей полноте своего могущества, но их эманации или тени можно было узнать или воспринять, выполняя мистические обряды. Доля магического в них постоянно росла, и обрядность приобретала все большую важность. Будда как личность и учитель постепенно исчез из поля зрения общества. Он стал почитаем как Открыватель и уважаем как вполне просвещенный учитель. Однако при публичном и частном отправлении культа ему поклонялись как одной из форм, или атрибутов, пантеона махаяны. Позднее в качестве главных объектов всеобщего преклонения были избраны бодхисаттвы Манджушри, Авалокитешвара и Майтрейя. Будда как простой смертный был инструментом Доктрины гораздо более величественной, чем он сам, а следовательно, небесные существа, воплотившие в себе эту Доктрину, заслуживали гораздо большего уважения.
В связи со школой махаяны перед ученым буддийского толка встает в высшей степени интересная проблема. Постепенно перемещаясь из Индии в Китай, эта секта добавила к своему пантеону нескольких метафизических существ. Основным среди них был небесный будда Амитабха, будда Безграничного Света. Это великое существо было абсолютно неизвестно южной школе, равно как его имя ни разу не упоминалось в древних писаниях индусского буддизма. Он несомненно не был «переделкой» одного из старых богов Вед, и все же просто невозможно предположить, что почтенные мастера «большой колесницы» сформулировали эту идею Божественности без достаточных на то оснований и не имея перед собой жизненно важной цели.
Но тогда кого или что представляет собой Амитабха и как случилось, что он стал Господином культа «чистой земли»? Амитабха — это Владыка Западного Рая (на санскрите — Сукхавати), а Западный Рай и есть «чистая земля», небесный мир, преисполненный красоты и добродетели. Его ворота открыты всем, кто совершает великий путь по жизни, согласно закону. Даже самый скромный из тех, кто делает добрые дела, найдет покой и отдых в золотой пбгоде Запада, где небесные музыканты слагают песни о гармонии мира, где праведники и мудрецы погружены в размышления, проводя время в садах с украшенными драгоценностями деревьями. И конец страданиям приходит именно там, в прекрасной обители спасенных — городе золотого лотоса, связанного с землей тонким мостиком сострадания.
Дискутируя с царем Канишкой, почтенный буддийский учитель Ашвагхоша так объяснил тайну Амитабхи: «Брахма — персонификация принципа бытия, а Амитабха — образец бытия. Амитабха — подлинный закон, который всякий раз, когда бытие становится существованием, формирует жизнь и развивает ее, обеспечивая единообразие и порядок как в мире реалий, так и в сфере мышления. Он — источник рациональности и справедливости, науки и этики, философии и религии»[41].
Древний буддизм Индии, суровая хинаяна с ее узкими вратами, не содержит учения о Западном Рае. Там фигурирует только земля с ее иллюзией и нирвана, полное угасание всех желаний. Занявшись поисками объяснения столь важного изменения в учении, нельзя игнорировать мнения по этому поводу разных ученых. Одни из них считают, что Западный Рай — плод раннего соприкосновения буддизма и несторианства, другие же считают, что мир неземного блаженства Амитабхи следует рассматривать как неизбежный результат давления настроения широких народных масс на буддийскую философию. По мере расширения системы с целью охватить также и необразованных людей, обнаружилось, что все большее число членов оказывалось неспособным к размышлениям над абстракцией нирваны.
Критики буддизма дали в свое время понять, что введение Амитабхи было обдуманным стремлением пойти на компромисс с мнением масс, чтобы усилить светскую власть секты. Такое отношение, однако, представляется несправедливым с точки зрения глубочайшей честности, всегда ассоциировавшейся с буддийскими учителями.
