— Здесь не говорят по-русски, — сказал дедушка, но помехи не будет. — Они сами почти не используют язык. Просветленные разговаривают только с селянами, теми, которые живут за оградой. Между собою они общаются на языке сущности. Трудно сказать почему, но они знали о том, что ты пришел в горы. Они знали, что мы придем сюда.
«Мудрость небольшая, но достойная, — подумал я. — Если они тренированы, то ощущают изменения в энергоинформационном поле своего сознания. А я там копошусь изрядно. Не заметить меня было бы просто удивительно. Впрочем, поживем — увидим. Эдика не хватает. Он бы сказал: „Небольшая кучка людей примостилась в горах и не без заинтересованности морочит людям головы. Правда, молчать — это уже большая заслуга, но зато выглядит молчание таинственно и мудро до тех пор, пока рот не откроют.“
Мы вышли во двор, солнечный и светлый. С правой стороны было нечто наподобие храма. Мы повернулись туда лицом, но нам уже вышли навстречу.
— Так как, будем говорить или молчать? — спросил я дедушку.
— Ради Дуна будем говорить. Будет и другая молодежь.
Нас жестом пригласили.
„Жесты все-таки используют“, — сказал бы Эдик. Но я знал, что нас ждут уже некоторое время. В просторный зал со светом падающим сверху мы вошли не сразу. Сначала был коридор с высоченными колоннами и несколько раз каменные ступеньки. Дверь была украшена резным орнаментом, выполненным в камне. В зале было много народу. Все сидели на полу. А там, в глубине, лицом к ним, сидел старший. Я посмотрел со спины на сидящих и понял, что это молодежь. Все они были в одинаковых халатах. Я удивился, увидев среди них девушек. Мусульмане женщин в мечеть не пускают. Буддисты женщин в общину берут, но их там не встретишь. По посадке здесь девушки сидели на равных.
„Попали на урок“, — подумал я, но тут же понял, что нам отведена другая роль.
Дедушка поклонился наставнику и сел поодаль от него сбоку. Дун сел среди молодежи, где было свободно. А я прошел и сел перед наставником.
„По крайней мере, это логично“, — подумал я, так как указаний на сей счет я от него не чувствовал.
Было видно, что присутствующие уже „размялись“. Никто не посмотрел на нас. Лишь сидящая рядом с Дуном „стрельнула“ на него глазами. Наставник что-то произнес на своем языке и за спиной я ощутил волну оживления, хотя все сидели неподвижно.
Наставник почти незаметно подал знак и все дружно нараспев стали произносить слова. Это были скорее перемежающиеся в песне звуки, но с очень своеобразным произношением их и своеобразной последовательностью.
„Звуковые это мантры или смысловые?“ — вникал в пение я. Только теперь я пожалел, что я не знаю этого языка. Мантра звукового языка здесь была очевидной. Этим я владел. Но существует еще мантра смысла. Этим славятся Псалмы в Библии и молитвы христиан. В них нет звуковой мантры, там только смысл. Некоторые языки настолько преобразовались со временем, что несут только смысл. Звуки в них „технические“ и не несут силу воздействия на человека».
Одновременно с этим размышлением я слушал песнопение. Было сразу заметно, что какой-либо из звуков становится на время главным. Остальные звуки создают ему ореол и как-бы всячески выделяют его с разных сторон. Эта поляризация звука была удивительна тем, что сами звуки как бы шли по кольцу.
«Нужно обязательно выяснить, есть ли языковый смысл в этом песнопении?» — думал я и вникал в песнопение. Оно было не случайным. Здесь был смысл, который почти сразу я охватил с самого начала. По всей видимости, песнопение носило смысл энергетических тренировок. Звук находится в совокупности других звуков. Их четко определенное число. Движение звуков идет по циклу. Но почему только десять основных?
Слева, на каменной хорошо обтесанной стенке, был красочный рисунок. Он был круглый и со всякими символами. Это не был буддийский круг, напоминающий о круговороте рождений и смертей. Число частей здесь было двенадцать. Справа был точно такой же круг с символами, но число частей там было десять. Было понятно, что эти круги имеют специальное значение.
«Левый круг скорее всего астрологический, — подумал я. — Но почему правый круг состоит только из десяти частей? Неужели эта древняя схема меридианов, где не было двух: меридиана перикарда и меридиана трех обогревателей.»
Круги были расцвечены. Однако расцветка их не соответствовала моей. Цвета в цветовой гамме были смещены в сторону ТАО.
Если они сместили все в сторону ТАО в зрении, то в слухе и тем более заметно смещение в эту сторону Энергетическое движение звуковых мантр было не только левосторонним, оно состояло как бы из локальных колец с разным числом. Западному музыканту нелегко было бы ориентироваться в мелодии этого песнопения. Эти энергетические переходы звуков я стал переводить в зрительные восприятия и у меня получались очень странные фигуры. Индийская цикличность АОУМ поблекла бы в этом языке. Если этот язык еще имеет смысл, то он идеальный, с энергетических позиций, только смещен в ТАО.
Народы Земного Шара в языках, когда они не переродились только в смысловые, носили энергетические обороты. Было не случайным восточное смещение на «А», древнерусское смещение на «О», северное смещение на «У». Много можно было найти замкнутых в закрытии языков. Например, англичанам не дается легко распахнутое «А», но язык у них обусловлен погодными и прочими составляющими жизни.
Песнопение стало менять свою ритмику. Сливаясь в единый гул, оно захватывало в свое присутствие тела, храм, небо и все, что есть в сознании. Здесь можно было даже не петь, а резонировать на пение. Песнопение двигалось энергетическими вариациями по телу и нужно было быть тренированным человеком, чтобы, войдя в резонанс, не повредить себе энергетические процессы. Скорость физиологических переключений обыденных людей замедленная и даже в стрессовых ситуациях она имеет свой предел. Но эти процессы также тренируются в переходах и в скорости перехода.
Впрочем, обыденным людям это не грозит. Чтобы резонировать на песнопение, нужно быть уже тренированным. Нужно уметь медитировать на звук и присутствовать в самом звуке. Когда небо, Вселенная, Земля, Тело и сознание, все плывут в данном звуке, а точнее они и есть этот звук. Это надо понимать так, что небо — это одна окраска звука, Вселенная — это другая окраска звука, а все воедино и создает сущность этого звука. Это можно сравнить с солнцем, которое определяется ни белым светом, а всем тем, что оно окрашивает и создает форму. Это и есть настоящее солнце. Это и есть его сущность, так как в абсолютно белом свете глаза слепнут. С другой стороны, в цветах и формах глаза проявляют свою сущность. Что касается мантр, то здесь великий смысл в том, чтобы поставить каждый звук солнцем. Звук звука станет не слышен, слух не воспримет его как глаз — нескончаемую белизну. Но звук, отраженный в различных частях тела и в объектах внешнего мира проявляется в своей непосредственной сущности. В этом смысл Мантра Йоги. Часть должна стать всем. В свою очередь, другая часть также должна стать всем. По замкнутому циклу свершается та Сущность, когда нет больше ничего вне Единого.
Песнопение закончилось. Я отметил, что полнота набрана не была. Здесь не было задач Мантра Йоги, хотя некоторые законы, слагающие Мантра Йогу, здесь формировались. Такое песнопение выполняло хорошо другие задачи: здоровье, жизнеутверждение и развитие. Оно несло в себе ту гармоничность, которая достаточна для удовлетворения согласованности внешнего и внутреннего существования. Все сидели неподвижно. Я встал, поклонился и вышел. Дун и дедушка последовали за мною.
— Ты догадался, что пение было для оценки тобою на энергетическое назначение содержания и непротиворечие, — сказал дедушка.
— Да, — сказал я, — и ответ у меня готов. Только я должен обдумать, а точнее еще раз совершить эти движения Чи с поиском возможных вариантов.
Дедушка с Дуном вернулись в храм, а я остался на его прекрасном дворике.
Теперь при солнечном свете все выглядело иначе, чем при лунном. Окраска лунным звуком всего мира была закрывающей. Солнечное звучание наполняло радостью.
Действительно, за забором было поселение. Вдалеке виднелся ровный аккуратный луг. Коровы паслись невдалеке от дома. На горных склонах были террасы с яблоневыми деревьями и огородными грядками. Чувствуется, немало труда было вложено здесь. Но чувствуется, была хорошая связь с долиной. Лепешки вчера были просяные, а просто высоко в горах не растет.
— Я и не думал, что здесь целое поселение, — сказал Дун, подойдя сзади. — Вчера вечером я не обратил на это внимание.
— Я видел это еще вчера, когда перед сном вылетел из своего тела. Луна была и все выглядело не так как теперь, а в таинственном свете.
— Как это? — удивленно смотрел на меня Дун.
