III. Роль психотерапевта
1. Психотерапевт — лидер в том смысле, что он идет немного впереди пациента, помогая тому обходить капканы на пути, видя их первым. В идеале, он тоже следует, ибо Единый должен идти впереди него, даря Свой свет, чтоб он мог видеть. А без Него они просто побредут вслепую по тропе, ведущей в никуда. Но невозможно, чтобы Он полностью отсутствовал, если цель — исцеление. Однако Его можно не узнать. И малый свет, который только и останется принять, будет всем тем, что осветит путь к истине.
2. Исцеление целиком и полностью лежит в пределах возможностей как психотерапевта, так и пациента. Следовательно, цель процесса заключена в преодолении этих ограничений. Ни тому, ни другому не справиться с этим в одиночку, но когда они объединяются, им дается потенциальная возможность преодолеть все ограничения. Теперь степень их успеха будет полностью зависеть от того, какую часть этого потенциала они пожелают использовать. Желание может поначалу прийти от любого из них, и по мере соучастия в нем другого оно будет расти. Прогресс тогда зависит от решения: он может почти достигнуть Рая, а может не отойти от ада даже на нескольких шагов.
3. Вполне возможно, что психотерапия покажется безуспешной. Возможно даже, что результат ее воспримется как ухудшение. Но в итоге непременно должен прийти некоторый успех. Один воззвал о помощи; другой услышал и постарался ответить в форме помощи. Это есть формула спасения, и она должна исцелять. Только разъединенные цели способны помешать полному исцелению. Один полностью лишенный эго психотерапевт мог исцелить весь мир без слов, одним своим присутствием. И никому не нужно ни видеть его, ни говорить с ним, ни даже знать о его существовании. Одного его Присутствия достаточно для исцеления.
4. Идеальный психотерапевт един с Христом. Но исцеление — это процесс, а не факт. У психотерапевта нет прогресса без пациента, а пациент еще не готов принять Христа, иначе он не был бы болен. В каком–то смысле психотерапевт без эго есть абстракция, стоящая в конце процесса исцеления: он слишком продвинут, чтобы верить в болезнь, и слишком близок к Богу, чтобы удерживать свои стопы на земле. Теперь он может помогать через тех, кто нуждается в помощи, ибо таким путем он осуществляет план, установленный для спасения. Психотерапевт становится его пациентом, выражающим через других пациентов те мысли, которые он получил от Разума Христова.
1. Так же, как всякая терапия есть психотерапия, любой недуг есть умственный недуг. Болезнь — это суждение о Божьем Сыне, а всякое суждение есть умственная активность. Суждение есть решение, принимаемое снова и снова против творения и его Творца. Это решение воспринимать вселенную так, будто ты сотворил ее. Это решение о том, что истина способна лгать и что сама она должна быть ложью. Чем тогда может быть болезнь, если не выражением печали и вины? Что же еще оплакивать, если не собственную невинность?
2. Как только кто–то видит Божья Сына виноватым, болезни не миновать. О ней просившие ее получат. Все, кто искал болезнь, ныне приговорили себя к поиску средств, которые не помогают, поскольку вера отдана болезни, а не спасению. Не существует ничего, на что бы не влияло изменение воззрения, ибо всё внешнее — лишь тени уже принятого решения. Измени решение, и разве сможет его тень остаться неизменной? Болезнь не может быть ни чем иным, как только тенью вины, абсурдной и безобразной, поскольку она имитирует уродство. Если уродство видится реальным, разве не уродливой окажется его тень?
3. Как только принято решение о том, что вина реальна, спуск в ад проследует шаг за шагом неизбежным курсом. Недуг, отчаяние и смерть ныне накатывают неослабными волнами на землю, иногда все вместе, а иногда в неумолимой очередности. Однако все они, какими бы реальными ни представали, суть иллюзии. Поняв это, кто станет верить в них? А кто же в них не верит до тех пор, покуда это не понято? Исцеление есть терапия исправления, и как мы уже сказали и снова повторим, любая терапия есть психотерапия, исцелить недужных — значит принести им осознание этого.
4. Слово «исцеление» снискало себе дурную славу среди наиболее «респектабельных» психотерапевтов мира, и совершенно справедливо. Ибо ни один из них не обладает средством исцеления и ни один из них не понимает исцеления. В худшем случае они наделят тело реальностью в собственных мыслях, затем устремятся на поиски магического средства исцеления от недугов, которыми их мысли оделили тело. Разве такой процесс способен исцелить? Он смехотворен от начала до конца. Но, так начавшись, он должен таким образом и закончиться. Это как если бы Господь был дьявол, и Его должно отыскать во зле. Разве там может пребывать любовь? Разве недуг способен исцелять? Разве эти два вопроса не есть по сути один?
5. В лучшем случае, хотя этот термин здесь и не совсем уместен, «целители» мирские способны увидеть в разуме источник всех недугов. Но их ошибка коренится в вере, что разум сам же излечит себя. Это имеет некоторое обоснование в мире, где «степень заблуждения» — осмысленная концепция. Их исцеление, однако, временное, ибо другой недуг придет на смену первому, поскольку смерть не одолеть, покуда смысл любви не понят. А кто же в состоянии понять его без Слова Божьего, дарованного Им Святому Духу как Его дар тебе?
6. Болезнь любого рода можно определить как следствие восприятия себя немощным, уязвимым, злобным и пребывающим в постоянной опасности, а посему постоянно нуждающимся в защите. Но будь реальным такое «я», защита была бы невозможна. Следовательно, все искомые средства защиты должны быть магическими. Они должны преодолеть ограничения, воспринятые в «я», и в то же время создать новую «я–концепцию», в которую бы прошлая не возвратилась. Иными словами, ошибка принята реальной, и ею ведают иллюзии. Истина принесена к иллюзиям, реальность нынче становится угрозой и воспринимается как зло. Любовь теперь страшит, ибо реальность и есть любовь. Таким путем сомкнулся круг защиты против «нашествия» спасения.
7. Болезнь поэтому является ошибкой, нуждающейся в исправлении. И как мы уже подчеркивали, исправления не достичь, если сначала признать «правомочность» ошибки, а уж затем ею пренебречь. Если болезнь реальна, то ею в истине не пренебречь, ибо пренебрежение реальностью — безумие. Но в том и заключается цель магии — придать иллюзиям реальность через лжевосприятие. Подобное не исцеляет, ибо подобное противоречит истине. Возможно, иллюзия здоровья появится на время, но ненадолго, иллюзиям не спрятать страх надолго, ведь страх — их часть. Он ускользнет и облечется в иную форму, будучи источником всех иллюзий.
8. Болезнь — это безумие, поскольку любой недуг есть умственный недуг, и в нем нет степеней. Одной из иллюзий, благодаря которым недуг воспринимается реальным, есть вера в то, что болезнь бывает разной интенсивности, что степень ее опасности варьируется в зависимости от формы, ею принятой. Именно здесь источник всех ошибок, поскольку все они — попытки пойти на компромисс, увидев незначительную частицу ада. Подобная пародия настолько чужда Богу, что должна быть вовек немыслимой. Но верят в нее безумные и только в силу своего безумия.
9. Безумец будет защищать свои иллюзии, ибо он видит в них свое спасение. Поэтому он нападет на каждого, кто попытается спасти его от них, уверенный, что сей спаситель нападает на него. Подобный любопытный цикл атаки и защиты — одна из самых трудных проблем, с которыми встречается в своей деятельности психотерапевт. По сути, это — центральная задача, сердце терапии. В психотерапевте видится тот, кто нападает на самое дорогое достояние пациента: его образ самого себя. А поскольку этот образ стал для пациента гарантией безопасности, как он ее понимает, психотерапевт не воспринимается иначе, как реальный источник опасности; необходимо на него напасть, а может статься и убить.
10. На психотерапевта в этом случае ложится огромная ответственность. Он должен встретить атаку без атаки, а следовательно, и без защиты. Его задача — показать, что в защите нет необходимости и что в отсутствии защиты — сила. Таким должно быть его учение, если его урок состоит в том, чтобы понять: нет в здравомыслии угрозы. Необычайно важно подчеркнуть: безумцы верят в то, что здравый ум опасен. Прямое следствие «грехопадения» есть вера в то, что вина реальна и полностью оправдана. Следовательно, в функции психотерапевта входит обучение тому, что вине, коль скоро она нереальна, нет оправдания. Да и сохранности в ней нет. Поэтому–то и должна она остаться и нежеланной, и нереальной.
11. Доктрина спасения — единственная цель любой терапии. Освободи свой разум от безумного гнета вины, столь изнурительной для него, и исцеление достигнуто. Тело не исцеляется. В нем просто увидена его суть. Цель тела, воспринятого верно, доступна пониманию. Что за нужда тогда в болезни? За этим единственным сдвигом в сознании последует всё остальное. В замысловатых изменениях нет нужды. Как нет нужды ни в длительном анализе, ни в утомительных дискуссиях и поиске. Истина проста, будучи единой для всего.
