Ознакомительная версия.
Всё это — вопрос точки зрения; человек, который сам находится в гуще борьбы, не может судить ни о ходе конфликта, ни о плане в целом. Чтобы понимать битву в целом, нужно удалиться от её суматохи и посмотреть на поле битвы сверху. Точно так же, чтобы понять план битвы жизни, мы должны на время удалиться от неё и взглянуть на неё сверху — не с точки зрения тела, которое погибнет, но с точки зрения души, которая живёт вечно. Мы должны принять в расчёт не только ту малую часть жизни, которую видно нашими физическими глазами, но всю огромную совокупность, из которой столь многое нам пока ещё невидимо.
Пока этого не сделано, мы находимся в положении человека, который смотрит снизу на изнанку какого-нибудь сложного гобелена, который пока ещё ткут. Всё будет ему представляться мешаниной разных цветов и свисающих растрёпанных концов нитей, где нет ни красоты, ни порядка, и ему не удастся постичь, что же может сделать эта бешено грохочущая машина. Но когда благодаря нашему знанию скрытой стороны природы мы сможем посмотреть сверху вниз, картина начнёт разворачиваться перед нашими глазами, и кажущийся хаос покажет себя упорядоченным прогрессом.
Ещё более убедительную аналогию можно получить, представив себе, какой бы виделась жизнь крошечному микробу, несущемуся в неукротимом потоке, подобному извергающемуся через ущелье Ниагары. Всё бурлит, пенится, крутится в водоворотах, и поток этот столь силён, что середина его намного выше краёв. Микроба, оказавшегося на поверхности такого потока, будет швырять туда и сюда, иногда подбрасывая высоко в воздух, а иногда неся назад в водовороте, и он не сможет видеть берегов, мимо которых он проносится, будучи поглощён бешеной борьбой, чтобы хоть как-то удержаться на поверхности. Для него борьба и напряжение и будет всем миром, который ему знаком; как он сможет сказать, куда направляется поток?
Но человек, стоящий на берегу и смотрящий на всё это сверху, может видеть, что всё это бурление имеет поверхностный характер, и единственный факт, имеющий действительую важность, заключается в том, что все эти миллионы тонн воды несутся вниз, в озеро. Если мы представим, что у микроба есть какое-то представление о прогрессе, который он отождествляет с движением вперёд, то он будет весьма опечален, если обнаружит, что водоворот несёт его в сторону или даже назад, тогда как внешний наблюдатель увидит, что кажущееся движение назад — лишь иллюзия, поскольку даже маленькие водовороты в целом несутся вперёд вместе с остальной массой воды. Не будет преувеличением сказать, что как знание микроба, борющегося в потоке, соотносится со знанием человека, смотрящего на поток сверху, так и понимание жизни, которым обладает мирской человек, соотносится с пониманием того, кто знает скрытую её сторону.
Лучше всего, хотя и не легче всего, поскольку это требует определённого усилия воображения, последовать притче, предложенной Хинтоном в его «Научных романах». Для целей своей аргументации он предлагает сконструировать большую вертикальную деревянную раму, сверху до низу которой под разными углами натянуто множество тесно переплетённых разнообразных нитей. Если эту раму будет горизонтально пересекать лист бумаги, то каждая нить будет проходить через него, сделав крошечное отверстие. Если всю раму начать медленно двигать вверх, а бумагу держать на месте, это создаст разные эффекты. Если нить перпендикулярна бумаге, она будет проходить через отверстие свободно, а если она натянута под углом, то по мере движения рамы будет прорезать в бумаге щель.
А теперь представьте, что вместо листа бумаги у нас тонкий лист воска, достаточно вязкого, чтобы смыкаться за движущейся нитью. Тогда вместо щелей мы получим множество движущихся отверстий, и для того, кто не может видеть эти нити, движение этих отверстий неизбежно покажется беспорядочным и необъяснимым. Одни отверстия сближаются, другие расходятся, складываются и распадаются всевозможные узоры и комбинации, и всё здесь зависит от расположения невидимых нитей. Теперь, с помощью ещё более смелой фантазии, подумайте не об отверстиях, а о тех крошечных отрезках нитей, которые временно заполняют их, будто они самосознательные атомы. Они считают себя отдельными существами, и обнаруживают, что помимо своей воли движутся в безнадёжной неразберихе, и этот ошеломляющий танец и есть для них единственная жизнь, которую они только и знают. И всё же это сложное и кажущееся бесцельным движение — фактически иллюзия, вызванная ограниченностью сознания этих атомов, поскольку в действительности имеет место лишь одно очень простое движение — равномерное движение целой рамы вверх. Но атом никогда не сможет понять этого, пока не осознает, что он не отдельный фрагмент, а часть нити.
Это всего лишь довольно красивая аллегория, ибо эти нити и есть мы сами — наши души, наши истинные я, — и атомы-отрезки представляют нас такими, каковы мы в земной жизни. Пока мы ограничиваем своё сознание этим атомом и смотрим на жизнь лишь с земной точки зрения, мы никогда не поймём, что происходит в мире. Но если мы поднимем своё сознание до точки зрения души, той нити, для которой наша телесная жизнь является лишь крошечной частью и временным выражением, тогда мы увидим, что за всей этой сложностью стоит прекрасная простота, а за всем разнообразием стоит единство. Сложность и различие — это иллюзии, созданные нашими ограничениями; реальны лишь простота и единство.
У мира, в котором мы живём, есть сторона, скрытая от сознания заурядного человека, так как его представление о мире крайне несовершенно по трём совершенно различным направлениям. Во-первых, мир гораздо шире даже на его собственном уровне восприятия, что он сейчас совершенно не в состоянии оценить; во-вторых, у мира есть более возвышенная часть, которая чересчур утончена для его неразвитого восприятия; и в третьих, у этого мира есть смысл и цель, о которой он обычно ни в малейшей степени не догадывается. В данном случае сказать, что мы видим мир не целиком, будет ещё слишком слабым выражением; то, что мы видим — это совершенно незначительная его часть, хотя может быть и довольно красивая. И точно так же как дополнительное расширение бесконечно в сравнении с нашим представлением о пространстве и не может быть выражено в его понятиях, так и широта и великолепие целого бесконечно шире любого представления, которое можно здесь об этом составить, и невыразимы никакими понятиями той части мира, которая нам знакома.
Четвёртое измерение
То расширение, о котором говорилось выше, часто называют четвёртым измерением. Многие авторы насмехаются над ним и отрицают его существование, и тем не менее факты таковы, что наш физический мир в действительности имеет много измерений, и у каждого предмета в нём есть продолжение, пусть и микроскопическое,[2] в направлении, о котором нам невозможно помыслить на нашей нынешней стадии умственной эволюции. Когда мы разовьём астральные чувства, мы более непосредственно войдём в контакт с этим измерением, так что наши умы будут более или менее вынуждены его распознать, и более разумные постепенно станут его понимать. Однако есть и такие, кто мало вырос в интеллектуальном отношении, и даже после смерти, находясь в астральном мире, они отчаянно цепляются за привычные им ограничения, принимая самые вычурные и иррациональные гипотезы, чтобы только не допустить существование той высшей жизни, перед которой они испытывают такой огромный страх.
Поскольку для большинства людей самый простой путь осознать четвёртое измерение — это развить способность астрального зрения, многие стали полагать, что четвёртое измерение — это исключительная принадлежность астрального мира. Небольшое размышление покажет, что это не может быть так. Фундаментально во вселенной существует лишь один вид материи, хотя мы называем её физической, астральной или ментальной соответственно степени её разделения и скорости её вибраций. Потому измерения пространства — если они вообще существуют — существуют независимо от лежащей в них материи, и сколько бы ни было измерений у этого пространства — три, четыре или более — вся существующая в нём материя подчиняется его условиям, вне зависимости от того, можем мы это воспринять или нет.
Пожалуй, нашим попыткам понять этот вопрос немного поможет осознание того, что то, что мы называем пространством — это ограничение сознания, и что есть более высокий уровень, на котором достаточно развитое сознание полностью от него свободно. Мы можем полагать у этого высшего сознания способность выражаться в любом количестве направлений, а затем предположить, что каждое его нисхождение в более плотный мир материи налагает на него дополнительное ограничение, отсекая способность восприятия одного из этих измерений. Мы можем предположить, что к тому моменту, когда сознание спустится в ментальный мир, у него в распоряжении останется лишь пять из этих направлений; спустившись на астральный план, оно потеряет ещё одну из своих способностей и будет ограничено восприятием четырёх измерений; а дальнейшее нисхождение или движение вовне, которое приносит его в физический мир, отнимает у него возможность восприятия даже этого четвёртого измерения, так что мы оказываемся ограничены теми тремя, с которыми мы знакомы.
Ознакомительная версия.
