Но так или иначе, Восток всегда относится к своему основному предмету поклонения — к духам — как к своим непосредственным предкам. Одновременно и всякий старший в роду, даже ныне живущий, считается потенциальным «претендентом» на статус духа, в этом, в частности, причина огромного уважения к старшим, перерастающего порой в мистическое преклонение.
Еще раз обратим внимание — культ предков в принципе заменил в Восточной Азии весь комплекс веры и поклонения. Впрочем, не только здесь, такое же явление можно встретить и среди индейцев Центральной Америки, у коренных народов Сибири и у жителей Африки. Культ предков-духов — обычно относят к неким пережиткам древнейших тотемистических верований, что в принципе оспаривать сложно. Правда, не очень понятно, почему Дальний Восток так никогда и не вышел за эти «примитивные культы», а на их основе создал колоссальную по своей глубине цивилизацию. В сущности, на культе предков основывались такие значительные явления восточной культуры, как китайское конфуцианство и даосизм, японский синтоизм, не говоря уже о различных проявлениях шаманизма, которые можно встретить в любой восточной религиозно-философской системе.
Примечательно и другое — к духопоклонничеству тяготел отнюдь не один Дальний Восток со своим культурным центром в Китае, но и все цивилизации Южной Америки, в частности — ацтеки, майя, инки, многие цивилизации Африки.
Можно, конечно, возразить: а разве, скажем, на Руси не поклонялись всяким духам, лешим, домовым? Разве сейчас сотни гадателей не пользуются «услугами» духов, разве не на этом, по существу, стоит современная западная астрология и десятки религиозных и околорелигиозных сект? Безусловно, это так, но с одной небольшой особенностью — на основе всего этого не была создана западная цивилизация. Ее краеугольным камнем является библейская традиция в различных трактовках, которая в принципе отвергает поклонение духам (признавая их существование), поскольку надо поклоняться Всевышнему, стоящему над духами.
А вот ни Дальний Восток, ни доколумбовая Америка, ни Африка этот путь к монотеизму, к Единому Богу не прошли, по-прежнему общаясь с духами, хотя формы этого соприкосновения, естественно, претерпели значительное изменение и «окультурились». Можно, конечно, относить это к особому типу восточного мышления, но Китай к идее Единого божественного начала подошел очень близко уже в V–IV вв. до н. э.
И все же по целому ряду причин поклонение предкам, духам стало в этих странах центральной частью культовой практики и веры вообще. Духи и демоны (примечательно, что они же — и предки) заменили здесь и творцов Вселенной, и создателей человека, и всей человеческой культуры. Именно они и принесли на Землю высшую Мудрость, по которой сейчас живет человечество.
1. Неразгаданный «Канон перемен»
Непрочитанная книга
…Это открытие во многом потрясло научный мир, и реакция на него была достаточно необычна. Работа немецкого ученого Мартина Шонбергера, изданная в 1973 г. и посвященная древнейшему китайскому произведению «И цзин» («Канон перемен»), была воспринята многими маститыми учеными скорее как казус, псевдонаучная шутка, нежели как научная гипотеза. Ряд солидных ученых-востоковедов недоуменно пожимали плечами, показывая, что обсуждать «с позволения сказать научные идеи» М. Шонбергера, по крайней мере, не серьезно и не достойно академической науки.
Чем же поразил так востоковедов, а затем и более широкие «ненаучные» круги этот человек? Он просто подошел к древнекитайскому произведению с неординарной и даже «невостоковедной» точки зрения. Обычно «И цзин» принято было изучать с чисто исторической, текстологической или даже магико-оккультной точки зрения, как всякое письменное произведение, анализировать его структуру, частотное употребление иероглифов, комментарии, которые, как утверждает традиция, были написаны впоследствии самим Конфуцием.
Долгое время считалось, что «И цзин» представляет собой гадательную книгу, а возможно, заключает в себе и некую протописьменность, поскольку его основная или центральная часть состоит из графических изображений — фигур из шести целых и прерывистых линий, которые принято называть гексаграммами. О непонятной, неразгаданной до сих пор функции «И цзина» и при этом его колоссальном влиянии на всю культуру Дальнего Востока мы поговорим позже, сейчас же вернемся к нетривиальной идее М. Шонбергера.
Иероглиф «и», Переводимый как «изменения». Или это рисунок эмбриона? Или ДНК человека?
Его утверждения были оригинальны и отчаянно смелы — «И цзин» представляет не что иное, как запись генетической структуры человека, поданной в достаточно необычном, но, тем не менее, вполне понятном специалисту виде. Не случайно сам М. Шонбергер назвал свою книгу «И цзин и генетический код: сокрытый ключ к жизни». Итак, очевидно, древняя книга, считавшаяся доселе гадательной, рассказывает о самой основе жизни. И еще — значит, китайцы (или их предшественники — это вопрос особый) знали во 2 тыс. до н. э. или даже раньше генетическую структуру человека, постигнув величайшую тайну жизни. И если это действительно так, то развитие дальневосточной цивилизации, накопления знаний, равно как понятия «знания», вообще приобретают совсем иное звучание.
Идею об «И цзине» как о тайной схеме, содержащей генетический код, одобрил даже известный лама Анагарика Говинда, написав солидное предисловие к исследованиям Шонбергера. По сути, согласились с идеей Шонбергера и ряд крупных специалистов в области математики (поскольку многое в исследовании было построено на чисто математических расчетах), биологии, физики.
Но прежде чем мы попытаемся углубиться в ход мыслей Шонбергера, скажем несколько слов о самом «И цзине», к тому же нам еще не раз придется возвращаться к этому необычному произведению.
Долгое время считалось, что «И цзин» представляет собой гадательную книгу, а возможно, заключает в себе и некую протописьменность, поскольку его основная или центральная часть состоит из графических изображений — фигур из шести целых и прерывистых линий, которые принято называть гексаграммами. О непонятной, неразгаданной до сих пор функции «И цзина» и при этом его колоссальном влиянии на всю культуру Дальнего Востока мы поговорим позже, сейчас же вернемся к нетривиальной идее М. Шонбергера.
«И цзину» приписывается много загадочных свойств — значительно больше, чем другому китайскому тексту. Более того он стал вполне «модной литературой» в кругах мистически настроенных любителей Востока, изучающих его в любительских переводах. Впрочем, параллельно с этим существует и масса вполне профессиональных исследований, которые до сих пор признают, что изначальный смысл «И цзина» остается не до конца ясным.
Роль «И цзина» в китайской культуре вызывает множество споров. Одни считают, что он самым непосредственным образом повлиял на становление не только ранней, но и вообще всей духовной мысли Китая. В частности, благодаря «И цзину» сформировалась концепция вечнотекущих изменений, постоянного перехода инь и ян, которая затем проявилась в даосизме, художественной эстетике и даже каждодневном мировосприятии китайцев. Но это случилось уже позже, а вот начальный смысл составления этого канона до конца так и не ясен.
«И цзин» принято переводить как «Канон перемен», хотя, как мы потом увидим, этот перевод весьма относителен. В древних китайских источниках «И цзин» фигурирует под названием «И» — «Перемены» или «Чжоу и» — «Чжоуские перемены» (по имени династии, когда она вошла в оборот) или «Круговорот перемен» (Чжоу здесь может пониматься и как название династии, и как «круговорот», «всеобщий»). Если говорить о том, когда «И цзин» был написан, то классическая фраза, что произошло это «в глубокой древности», как ни странно, окажется весьма точной — даже о приблизительном времени его создания остается лишь догадываться. Правда, нам известна эпоха, когда «И цзин» был записан, изложен иероглифами и некими двоичными символами из целых и прерывистых линий на бамбуковых дощечках, но это не было временем его создания. Именно тогда жил легендарный правитель Китая мудрец Фуси, чье полумифическое существование относят к 2852–2737 гг. до н. э. По традиционным версиям, он записал «И цзин», передав в нем сконцентрированную мудрость будущим поколениям. О сути этой мудрости спорят до сих пор.
У самих древних китайцев, по-видимому, исток происхождения «И цзина» и других подобных священных канонов не вызывал сомнений — все это так или иначе считалось переданным священными предками, первоправителями или их духами и уже поэтому является сакральной ценностью культуры. Обычно в академических кругах принято считать, что это произведение было записано, видимо, в VIII–VII вв. до н. э. и никак не раньше XI в. до н. э., хотя существуют спекулятивные датировки, отодвигающие эту дату до середины 3 тыс. до н.
