Вот привилегии и силы того, кто держит в правой руке своей ключики Соломона, а в левой — цветущую ветвь миндального дерева:
Алеф. Он не умирая видит Бога лицом к лицу и запросто беседует с семью гениями, повелевающими всем небесным воинством.
Бет. Он — выше всех огорчений и опасений.
Гимель. Он царствует со всем небом и заставляет весь ад служить себе.
Далет. Он располагает своими здоровьем и жизнью и может также располагать здоровьем и жизнью других.
Хе. Он не может быть ни застигнут несчастьем, ни удручен невзгодами, ни побежден своими врагами.
Bay. Он знает причину прошлого, настоящего и будущего.
Дзаин. Он обладает секретом воскрешения умерших и ключом к бессмертию.
Таковы семь великих привилегий; за ними следуют:
Гет. Найти философский камень.
Тет. Обладать всеобъемлющей врачебной наукой,
Йод. Знать законы вечного движения и быть в состоянии доказать квадратуру круга.
Каф. Превращать в золото не только металлы, но и саму землю и даже нечистоты земли.
Ламед. Укрощать самых диких животных и уметь произносить слова, приводящие в оцепенение и очаровывающие змей.
Мем. Обладать искусством знаков, дающим всеобъемлющее знание.
Нун. Учено говорить обо всем без предварительной подготовки и изучения.
Вот, наконец, семь меньших сил мага:
Самех. Знать, с первого взгляда, сущность души мужчины и тайны сердца женщин.
Гнаин. Заставлять, когда ему заблагорассудится, природу открывать свои тайны.
Фе. Предвидеть все будущие происшествия, за исключением тех, которые зависят от свободной высшей воли или непостижимой причины.
Тзаде. Давать, и тотчас же, всем самые действительные утешения и самые полезные советы.
Коф. Торжествовать над несчастьями.
Реш. Укрощать любовь и ненависть.
Шин. Обладать секретом богатства, всегда быть его господином и никогда — рабом. Уметь наслаждаться даже бедностью и никогда не впадать ни в уничижение, ни в нищету.
Тау. Добавим к этим трем седмеричным, что маг управляет элементами, укрощает бури, исцеляет прикосновением больных и воскрешает умерших!
Но есть вещи, которые Соломон запечатал своей тройной печатью. Посвященные знают, этого достаточно. Что же касается других, пусть они смеются, пусть не верят, сомневаются, угрожают или боятся, — что за дело до этого науке и нам?
Действительно, таковы результаты тайной философии, и, утверждая, что все эти привилегии реальны, я не боюсь ни обвинения в безумии, ни подозрения в шарлатанстве.
Цель всей моей работы по тайной философии доказать это.
Таким образом, философский камень, всеобъемлющая врачебная наука, превращение металлов, квадратура круга и секрет беспрерывного движения — все это — не мистификации науки, не мечты безумия; это — термины, истинное значение которых надо понять, причем все они выражают различное употребление одного и того же секрета, различные признаки одной и той же операции, которую определяют более общим образом, называя ее великим деланием.
В природе существует сила, совершенно иначе могущественная, чем пар; благодаря этой силе, человек, который сможет завладеть и управлять ею, будет в состоянии разрушить и изменить лицо мира. Сила эта была известна древним; она состоит из мирового агента, высший закон которого — равновесие, и управление которым непосредственно зависит от великой тайны трансцендентальной магии. Управляя этим агентом, можно изменить даже порядок времен года, ночью производить дневные явления, в одно мгновение сообщаться между концами земли, видеть, подобно Аполлонию то, что происходит на другом конце света, исцелять или поражать на расстоянии, придавать своему слову успех и повсеместное распространение. Этот агент, едва открывающийся ощупью учениками Месмера, есть именно то, что средневековые адепты называли первой материей великого делания. Гностики сделали из него огненное тело Святого Духа; его же обожали в тайных обрядах Шабаша или Храма, под иероглифическим видом Бафомета или Андрогина, козла Мендеса. Все это будет впоследствии доказано.
Таковы секреты тайной философии; такой является нам магия в истории; посмотрим же на нее теперь в книгах и делах, в посвящениях и обрядах.
Ключ ко всем магическим аллегориям находится в листках, о которых я уже упоминал и которые считаю делом Гермеса.
Вокруг этой книги, которую можно назвать ключом к своду всего знания тайных наук, расположились бесчисленные легенды, являющиеся либо частичным ее переводом, либо беспрестанно возобновляющимся под тысячью различных форм комментарием.
Иногда эти замысловатые басни гармонично группируются и образуют тогда великую эпопею, характеризующую данную эпоху, хотя толпа и не может объяснить ни как, ни почему. Так баснословная история Золотого Руна резюмирует, скрывая их, герметические и магические догматы Орфея; я восхожу только к таинственной греческой поэзии потому, что Египетские и Индусские святилища некоторым образом пугают меня своей роскошью, и я затрудняюсь в выборе среди такой массы сокровищ. Да и пора уже мне приступить к Фиваиде, этому пугающему синтезу всего учения: как настоящего, так прошлого и будущего, к этой, так сказать, бесконечной басне, которая, подобно богу Орфею, касается обоих концов цикла человеческой жизни.
Удивительное дело! Семь Фивских ворот, которые защищают и на которые нападают семь военачальников, поклявшихся над кровью жертв, имеют то же значение, которое имеют в аллегорической книге Святого Иоанна семь печатей священной книги, которую объясняют семь гениев и на которую нападает семиголовое чудовище, после того, как оно было открыто живым и принесенным в жертву агнцем! Таинственное происхождение Эдипа, которого находят висящим в виде окровавленного плода на дереве Цитерона, напоминает нам символы Моисея и рассказы «Бытия». Он сражается со своим отцом и, не зная его, убивает: ужасное пророчество о слепой эмансипации разума без знания; затем он встречается со сфинксом, символом символов, вечной загадкой для толпы и гранитным пьедесталом для науки мудрецов, с молчаливым и пожирающим чудовищем, выражающим своей неизменной формой единый догмат великой мировой тайны. Каким образом четверное переходит в двойное и объясняется тройным? Или, выражаясь более иносказательно и вульгарно, как называется животное, которое утром ходит на четырех ногах, в полдень на двух и вечером на трех? Выражаясь языком философии, каким образом учение об элементарных силах производит дуализм Зороастра и резюмируется в триаде Пифагора и Платона? Каков конечный смысл аллегорий и чисел, последнее слово всех символизмов? Эдип отвечает простым и страшным словом, которое убивает сфинкса и делает отгадавшего царем Фив; отгадка — человек!
…Несчастный, он видел слишком много, но недостаточно ясно; скоро он искупит самоослеплением свое несчастное и неполное ясновидение; затем он исчезнет среди бури, подобно всем цивилизациям, которые отгадают загадку сфинкса, не поняв всего ее значения и тайны. Все символично и трансцендентально в этой гигантской эпопее человеческой судьбы. Два враждующих брата выражают вторую часть великой тайны, превосходно завершенной жертвой Антигоны; затем война, последняя битва, братья-враги, убивающие друг друга: Капаней, убитый молнией, которую сам вызвал, Амфиарай, поглощенный землей, — все это аллегория, приводящая в изумление своей истиной и величием всех, понимающих ее тройное священное значение. Эсхил, комментированный Баланшем, даст только очень слабое представление обо всем этом, несмотря на все величие поэзии Эсхила и красоту книги Баланша.
Тайная книга древнего посвящения была известна Гомеру, который с детальной точностью описывает план ее и главные фигуры на щите Ахилла. Но грациозные фикции Гомера скоро заставили забыть простые и абстрактные истины первоначального откровения. Человек увлекается формой и забывает идею; знаки, умножаясь, теряют свою силу; в эту эпоху магия также портится и, вместе с фессалийскими колдуньями, опускается до самого нечестивого колдовства. Преступление Эдипа принесло свои смертельные плоды, и знание добра и зла возводит зло в нечестивое божество. Люди, устав от света, укрываются в тени телесной субстанции: мечта о пустоте, которую наполняет Бог, скоро кажется им больше самого Бога; ад создан.
Когда, в этом сочинении, я буду пользоваться освященными временем словами: Бог, Небо, ад, — да будет раз и навсегда известно, что я столь же далек от смысла, придаваемого этим словам профанами, как посвящение — от вульгарной мысли. Для меня Бог — Азот мудрецов, действующий и конечный принцип великого дела. Позже я объясню все, неясное в этих терминах.
