Помните: только кто-то, кто не пытается вас каким-либо образом эксплуатировать, может ударить вас. Если у него есть какие-то намерения эксплуатировать вас, он не может вас ударить.
«Для меня это служит доказательством того, что вы — настоящий, подлинный учитель!»
Теперь он изо всех сил хвалит Бахауддина.
«Так как никто из тех, кого я встречал в прошлом, не осмеливался отрицать ценность того, чему я обучился ранее!»
Бахауддин отвечает: «Это чувство само по себе недостойно».
Он снова бьет и бьет даже более сильно, еще сильнее.
«Принимая меня с таким энтузиазмом и без понимания, ты льстишь самому себе, что у тебя есть проницательность, которой в тебе на самом деле не хватает».
«Только не пытайся меня дурачить» — говорит Бахауддин. «Что ты, по-твоему, делаешь? Ты думаешь, что хвалишь меня? Косвенным образом ты хвалишь себя. Ты хвалишь себя и говоришь, что ты такой проницательный, — и все же это не так. Ты пытаешься доказать, что ты можешь распознать, когда перед тобой находится великий мастер. Как ты можешь узнать? Ты слеп. Вся твоя хвала солнцу бессмысленна».
Бахауддин видит, что человек слеп, и при этом говорит: «Ты — величайший свет».
«Как ты можешь видеть? Ты не имеешь понимания и с таким энтузиазмом меня расхваливаешь?» Чтобы научиться хвалить мастера, требуется время. Требуются годы, чтобы научиться хвалить мастера. Только через понимание... Если вы хвалите мастера через понимание, он примет это. Если вы хвалите его только из энтузиазма, он этого не примет. Только ваше озарение может быть принято, не ваша лесть — потому что льстец лишь косвенно льстит самому себе.
Бахауддин сказал: «Это чувство само по себе недостойно. Принимая меня с таким энтузиазмом и без понимания, ты льстишь самому себе, что у тебя есть проницательность, которой в тебе на самом деле не хватает».
«Ты все еще, по большому счету, говоришь: „Я все-таки что-то значу, потому что я ведь признал в Бахауддине великого человека“».
Это качество мастера, и в особенности суфийского мастера. Очень трудно подружиться с суфийским мастером. Очень трудно получить его милость, его бараку. Очень трудно стать достойным того, чтобы принять его в свое сердце. Но так было всегда — потому что, если вы становитесь достойными того, чтобы принять мастера, вы совершили большой шаг навстречу Богу. Вы становитесь достойными принять Бога. Мастер должен сделать вас совершенно обнаженными, потому что перед Богом вы предстанете совершенно обнаженными.
Мастер должен быть жестким. В этом его сострадание. Только благодаря своему состраданию он жесткий. Помните это — когда вы встретите мастера, который жесток, распознайте в этом факт того, что он сострадателен к вам. Если у него нет сострадания, он будет вежливым. Зачем беспокоиться?
Я все время бью вас по голове только по одной причине — мне хочется вам помочь.
На днях я сказал что-то о теософии, и одна женщина написала: «Ваше замечание очень унизительно. Теософия помогла многим людям, теософия — это великая наука. А как же мадам Блаватская? Она говорит в точности те же вещи, что и вы». Запомните, я не осуждаю теософию, я осуждаю ту женщину. Какое мне дело до теософии? Мадам Блаватской здесь нет. Какой смысл судить о ней? Но я бью всех тех, которые думают, что являются теософами.
Когда я говорю что-то против Сатья Саи Бабы, я не говорю ничего против Сатья Саи Бабы. Какое мне дело до Сатья Саи Бабы? Мне нет никакого дела до него... Но я бью всех тех, которые думают, что они связаны с Сатья Саи Бабой. Помните это всегда. Какое мне дело до Муктананды? Бедняга. Когда я говорю что-то о Муктананде, я лишь бью вас. Это нужно помнить всегда, иначе вы будете неправильно меня понимать.
Если вы здесь со мной, и если вы хотите остаться здесь со мной, поразмышляйте над этой маленькой притчей. Это даст вам указание на то, что я делаю здесь с вами, и что я буду делать снова и снова. Тысячей и одним способом мой молот будет постоянно разрушать ваш череп, вашу голову. Если я по-настоящему люблю вас, тогда я должен вас обезглавить, я должен вас разрушить, я должен стать вашим распятием — потому что только после распятия возможно воскрешение.
Достаточно на сегодня.
Страсть к невозможному
Первый вопрос:
Ошо, мне непонятно: быть суфием — это вопрос воли? Или это благословение? Или это что-то другое?
У суфиев есть очень красивая поговорка. Они говорят: «Бога нельзя найти, если вы будете его искать, и его нельзя найти, если вы его искать не будете».
Сначала человек должен искать, а затем он должен отречься и от своего поиска, потому что в поиске продолжает существовать ищущий. Ищущий — это эго. Конечно, если вы никогда не начнете искать, то никогда и не найдете. Вы должны жаждать Бога. Вы должны двигаться, нащупывать дорогу в темноте.
Но не привязывайтесь к своему поиску. Наступает момент, когда вы чувствуете, что ваша воля не имеет успеха. Конечно, этот момент приходит только благодаря воле, благодаря усилию, тяжелому усилию. Но наступает момент, когда вы чувствуете, что потерпели неудачу, что вы потерпели полное поражение. В этом абсолютном поражении и заключается победа. В этом абсолютном поражении вы сдаетесь. В этом абсолютном поражении вы начинаете плакать. В этом абсолютном поражении вы говорите: «Теперь я не могу больше ничего делать. Со мной кончено. Все, что мог, я сделал». В этот момент полного фиаско, этого чувства полного поражения вы исчезаете. Вас больше нет. Ищущий исчез — благодаря поиску.
Искать Бога значит искать невозможного. Поиском вы его не найдете. Если вы можете найти Бога с помощью поиска, тогда Бог будет чем-то, чем вы можете владеть, тогда Бог будет у вас в кулаке, тогда Бог будет вашей собственностью — тогда Бог будет не больше вас. То, что вы можете искать, неизбежно должно быть меньше вас, оно не может быть больше вас. То, что ниже, не может искать то, что выше, меньшее не может искать большее.
Вы не можете обладать бесконечным, вечным — это абсурдно. Но чтобы понять, что это абсурдно, нужно начать искать. Никак иначе вы этого не познаете. Человек начинает стремиться к Богу... это означает, что он движется, желает, стремится к невозможному. Поэтому я называю религию страстью к невозможному.
Рано или поздно поражение совершенно неизбежно. В этом поражении что-то видоизменяется, трансформируется. В этом поражении ищущий исчезает, воля исчезает — вы сдаетесь. Вы не можете сдаться без поражения. Как вы можете сдаться? Глубоко внутри вы продолжаете думать: «У меня могло получиться». Или вы даже можете думать, что эта сдача — очередной этап поисков, что этой сдачей вы продолжаете искать. Но тогда это не сдача. Сдача может произойти только после абсолютного поражения. Только абсолютное поражение готовит вас к сдаче — не остается ни единой надежды, ни единого луча света в темной ночи души. Вы поставили на карту все, проиграли, и теперь ничего не осталось. Вы пусты.
В этой пустоте... сдача. Эта пустота расцветает в сдаче. В этой пустоте вас нет, приходит что-то новое. Ищущего больше нет, воля исчезла, но осталось искание, осталось стремление — даже большее, потому что та энергия, которая была вовлечена в ищущего, тоже стала стремлением. Теперь вы просто жаждете, прекрасно зная, что ничего не можете сделать. Этот момент высшего отчаяния приносит милость — то, что суфии называют барака, а индуисты называют прасад.
Когда вы были маленькими детьми и падали навзничь, вы не могли самостоятельно сдвинуться даже на дюйм, вы плакали и кричали, призывая мать, и мать приходила и помогала вам. Вы должны снова стать маленькими детьми. Вы должны снова стать беспомощными.
Это важный вопрос. Ты спрашиваешь: «Мне не понятно: быть суфием — это вопрос воли?» Да, поначалу это вопрос воли. Каждое путешествие по направлению к Богу начинается волей, но никогда не заканчивается волей. Первый шаг должен быть волевым — и воля уводит вас далеко в направлении вашего окончательного поражения. Половина путешествия делается с помощью силы воли, а вторая половина — сдачей. Воля ведет к сдаче.
Для вас это выглядит парадоксально. Воля окончательно расцветает в сдаче, потому что именно воля заставляет вас осознать, что вы ничего не можете сделать самостоятельно. Вы кое-чего достигли. И вы увидели, как, несмотря на достигнутое, потерпели неудачу. Поэтому первый шаг — в воле, половина пути — это воля. А когда воля исчезла, возникает благословение, прасад, барака.
Поэтому, если ты попросишь меня определенно сказать, воля это или сдача, я скажу, что это и то и другое, и ни то и ни другое. Воля и сдача — как два крыла одной птицы. Они обе помогают, они дополняют друг друга. Сама их противоположность создает движение. Это так же, как две ваши ноги — они противопоставлены друг другу. Через это противопоставление создается энергия, и вы можете двигаться. Воля и сдача — противоположности, но глубоко внутри — части единого целого.
