Кроме того, несмотря на свои сомнения относительно гностического статуса ритуала consolamentum, Ван дер Брок утверждает:
«Из-за их дуализма, умеренного или абсолютного, катаров можно называть гностиками. Если представление о том, что материальный мир создан злым творцом и что душа заперта в темнице тела, нельзя называть гностическим, то гностических идей вообще не существует. В этом смысле катаризм представляет собой средневековую разновидность гностицизма».[429]
Второй функцией ритуала consolamentum для катаров и богомилов было возвышение кандидата из ранга «верующего» в ранг «совершенного». В этом они тоже следовали правилу, установленному христианскими гностиками в первые четыре века нашей эры. Мы уже видели, что манихеи, точно так же, как катары и богомилы, подразделялись на два больших класса — «избранных» и «слушающих». Такое же подразделение существовало в гностической церкви, основанной Валентином во II веке н. э. Он разделил своих «добрых христиан» на два класса: «пневматики» («спиритуалы», или «исполненные божественности»[430]) и «психики» (обладавшие потенциальной возможностью стать «спиритуалами» в результате долгих усилий).[431] Маркион, другой харизматический еретик II века н. э., пользовался такой же системой при создании влиятельной гностической церкви, носившей его имя.[432] Как и для perfecti у катаров и богомилов, строгие ограничения, посты, вегетарианство и целомудрие были уделом лишь «пневматиков», и точно так же, как «верующие» у катаров и богомилов, «психики» освобождались от подобных обязательств, но были обязаны заботиться о «пневматиках», чтить и защищать их.[433]
Шостики, богомилы и катары: общие черты (3)Другой особенностью, не претерпевшей никаких изменений с IV по XIII век н. э., были необыкновенно жестокие и последовательные гонения церкви на людей, придерживавшихся гностических и дуалистических убеждений. Если представить себе перспективу сожжения на костре с точки зрения жертвы, то ясно, что ни один здравомыслящий человек не выберет такую смерть с легким сердцем. Поэтому сам факт, что многие посвященные гностики сознательно выбрали такую ужасную смерть вместо отказа от своих убеждений (а многие катарские perfecti сделали то же самое тысячу лет спустя), по меньшей мере свидетельствует об их глубокой убежденности в своей правоте. Заблуждались они или нет — другой вопрос, на который невозможно ответить с уверенностью в этой жизни, но мы не можем сомневаться в том, что они были абсолютно уверены в том, что произойдет с их душами после того, как они встретят огненную смерть.
Наряду с общими чертами, сближавшими дуалистические вероучения, гностицизм и более поздние религии богомилов и катаров имеют одну общую характеристику, парадоксальным образом связывающую их с официальным христианством. Все они являются «религиями спасения» (т. е. все они обещают, что если следовать выбранному пути, то это приведет к «спасению» душ верующих), но даже здесь при более внимательном рассмотрении мы обнаруживаем, что катары, богомилы и гностики находятся по одну сторону баррикад, а поборники официального христианства — по другую. Дело в том, что доктрина католицизма и Восточной православной церкви сводилась «к спасению через веру» — то есть для спасения души не требовалось ничего, кроме веры в Бога. С другой стороны, еретики предлагали путь к спасению через знание — вернее, через откровение или боговдохновенное знание, — обретаемое посвященными в результате непосредственного опыта.
Именно благодаря этому личному знанию того, что ожидает их после смерти, гностики и катары со спокойной уверенностью принимали смерть на костре.
Pontifex MaximusРимская католическая церковь не изобрела сожжение на костре в качестве наказания за ересь, но воспользовалась давней традицией, существовавшей в Древнем Риме.[434] Со времен правления императора Августа (23 г. до н. э. — 14 г. н. э.) все императоры помимо других обязанностей занимали пост Pontifex Maximus — титул высшего жреца государственной религии Рима. Эта религия менялась от одного императора к другому, но каждый император всегда сохранял пост Pontifex Maximus. Исполнение властных полномочий требовало от него защищать государственную религию и карать любые попытки мятежа против нее. Это не касалось большинства вероучений, мирно сосуществовавших друг с другом, к которым проявлялось терпимое отношение, однако это напрямую относилось к евангелистическим религиозным движениям, таким, как христианство и манихейство, которые представляли значительную угрозу владычеству государственного культа, а значит, и самому государству. Очень часто нарушителей обвиняли в ереси и сжигали на костре.
В 186 году до н. э. культ мистерий, посвященных богу Дионису, был запрещен в Риме, а тысячи его посвященных подверглись мучительной казни.[435] В нескольких других случаях философов сжигали за угрозу, которую они якобы представляли для проведения религиозных церемоний. По свидетельству очевидцев, они шли на костер, «смеясь над внезапным крушением человеческих судеб», и умирали «без трепета, объятые пламенем».[436] Тысячу лет спустя, когда начались гонения на катаров в Лангедоке, «совершенные» неоднократно делали то же самое.
Римский историк Тацит описал ужасную резню христиан во время правления императора Нерона (54–68). Однако это было связано не столько с защитой государственного культа, сколько с народной ненавистью, существовавшей по отношению к христианам того времени. Уже презираемые за их «мерзости», они были несправедливо обвинены как зачинщики большого пожара, опустошившего Рим в 64 году н. э.
«Всех сознавшихся арестовали; выслушав их показания, подавляющее большинство убедилось не столько в их причастности к поджогу, сколько в их ненависти ко всему роду человеческому. Их казнь сопровождалась всевозможными издевательствами. Их одевали в шкуры зверей и травили собаками, прибивали к крестам или бросали в огонь. Костры освещали ночное небо после наступления темноты».[437]
Это было почти за 200 лет до начала систематических гонений на христиан, предпринятых римскими императорами. Первым из них был Деций, покаравший христиан, отказавшихся принести животных в жертву языческим богам в 250 году н. э. Новые казни последовали при Валериане в 257–259 годах,[438] а в 303–305 годах Диоклетиан устроил отдельные погромы для христиан и манихеев.[439] В своем «указе о манихеях» Диоклетиан распорядился сжигать на кострах лидеров этой секты вместе с их наиболее настойчивыми приверженцами. Он обвинил их в совершении многочисленных преступлений, подстрекательстве к волнениям в народе и даже «в причинении величайшего ущерба целым городам». Объясняя, почему манихейство является еретическим вероучением, он писал:
«В высшей степени преступно подвергать сомнению доктрины, раз и навсегда определенные нашими праотцами и занимающие признанное место в государственном устройстве, поэтому мы решительно настроены наказать этих никчемных людей за их распущенность и упрямство».[440]
Иными словами, Диоклетиан сжигал манихейских теологов, поскольку они были не согласны с официальными религиозными догмами и доктринами. Тон его указа имеет зловещее сходство с папскими декретами XIII века, призывавшими к альбигойским крестовым походам против катаров из Лангедока.
Что касается римских гонений на христиан, Тимоти Фреке и Питер Гэнди справедливо отметили, что «на всем протяжении своей истории… христианство официально подвергалось гонениям в течение пяти лет».[441] Детей, воспитываемых в западной культуре, учат, что раннее христианство столетиями подвергалось непрерывным гонениям. На самом деле в период с 50 по 250 год н. э. произошло лишь несколько отдельных инцидентов, за которыми последовали несколько лет действительно ужасных гонений и пыток, включая сожжение на костре, бичевание, погружение в кипящее масло и заключение в клетки с дикими зверями.[442]
Все эти мучения для христиан закончились, когда их защитник, Константин Великий, нанес поражение Максенцию в битве при Милвианском мосту в 312 году и стал главным правителем жестокой Римской империи.[443] Он немедленно распространил положение о государственной терпимости на христианство, однако это не означало, что власть Pontifex Maximus, которую он сохранял как император, была утрачена безвозвратно. Это означало лишь, что в будущем — за видным исключением императора Юлиана Отступника (332–363) — эта власть больше не использовалась против христиан. Лишь в 380 году при императоре Феодосии[444] римско-католическое христианство было принято в качестве государственной религии (в то время как другие формы христианства были отвернуты как «порочные и безумные»).[445] С формальной точки зрения именно с этого момента католицизм получил право на защиту со стороны императора, носившего титул Pontifex Maximus, но еще задолго до этого Константин дал христианству карт-бланш для преследования его внутренних врагов — еретиков.
