Ознакомительная версия.
Толик так сразу и подумал, что женщина из экспедиции, потому что больше таким взяться больше неоткуда. Сегодня на раскопе спросил, а его на смех подымают, рассказывают про привидение. Толик не такой дурак, чтобы живую бабу спутать с привидением, и смеяться над собой он не позволит!
Толик очень сильно подозревал, что женщину в экспедиции прячут, чтобы над ним посмеяться, и что надо было оторвать башку всем, кто это все придумал. Если еще и сама баба придумала енти научные штучки, чтобы над ним посмеяться, Толик намеревался оторвать башку и ей. Расстались мы холодно, потому что Толик, твердокаменный материалист, совершенно не поверил в мой правдивый и честный рассказ. Но женщину он очень хотел встретить, и довелось ли ему – не знаю. Если встретил – не уверен, что Толику очень понравилось.
Продолжение третье, самое короткое
Спустя два дня после позорного бегства Герасима, в тот самый вечер, когда мы с Толиком летели в Красноярск, главный художник и чертежник Вася пошел гулять вдоль канала. Настроение у него было плохое, потому что жена не писала, а страсть к юной студентке оставалась неразделенной.
Сгущались сумерки, из чащи стволиков вылетела сова, сделала свой неприятно бесшумный круг и упорхнула обратно. В этом месте канал раздваивался; часть клокочущей, булькающей воды от шлюза поворачивала вправо и текла прямо на поля, к поливальным установкам. От установок вдоль канала давно уже кто-то шел; вскоре Вася увидел, что этот человек – женщина, и вряд ли из экспедиции, потому что экспедишницы обычно носили брюки, а не платья, а эта дама была как раз в платье.
Что-то заставило Василия сделать несколько шагов и встать в тени тополей, незаметно. Ему же, несмотря на начавшиеся сумерки, было очень хорошо видно женщину, идущую вдоль канала. Лицо у нее было задумчивое, грустное, смотрела она больше на воду, чем по сторонам.
Не сразу сообразил Вася, где он видел это коричневое платье, эту прическу на длинных костяных шпильках. А когда сообразил, поступил не очень храбро, но разумно: стал отступать все дальше и дальше, в гущу деревьев. Отойдя подальше, потеряв из виду женщину, художник во всю прыть кинулся в лагерь.
Продолжение четвертое, последнее
Это последствие было самым жизнерадостным при всем его безобразии. Потому что, как всегда, привидения стали источниками маленьких развлечений. И, тоже как всегда, активнее всех развлекались наши милые старшеклассники.
Взрослый контингент резвился все-таки более сдержанно. Некоторые под видом передачи опыта рассказывали страшные истории самым впечатлительным девицам; один даже переборщил, вспоминая, как за ним гонялся скелет в золотом шлеме и в белых тапочках.
Другие поступали более тонко, заводя за общим столом разговоры с самым задумчивым видом, что тут, под лагерем, должна быть парочка погребений и что их необходимо отыскать…
Школьники действовали проще. Раза три их предупреждали по-хорошему, что попытки скрести по брезенту палаток и издавать «нечеловеческие» звуки будут караться всей мощью взрослого состава экспедиции. Потом начались репрессалии… Поймать шустрых подростков оказалось непросто; некоторые любители этого вида спорта стали ложиться спать одетыми и даже не снимая сапог.
Воспитательного смысла во всем этом было немного: трудно воспринять всерьез гнев дяденьки, который гонится за тобой и при этом радостно хохочет. Единственное, что может усвоить такой убегающий мальчик, это что бегать надо побыстрее.
Впрочем, скоро наступил момент, когда милых мальчиков стали ловить слишком часто. Предутренние приключения утихли. Наивные люди полагали, что утихли совсем; искушенные полагали, что подростки готовятся к новым подвигам.
Спустя неделю лагерь разбудил невероятный шум: дико визжали, звали на помощь девицы; раздавалось какое-то непонятное и очень противное уханье, грохот, подвывание. Все это безобразие перекрывал механический грохот и лязг.
Б. решил, что комбайнер Толик приехал на тракторе и планомерно сносит лагерь, благо, уже несколько раз обещал снести, если ему не дадут больше водки. Кузьмин решил, что на лагерь напали разбойники. Я решил, что деревня ополчилась на лагерь и приехали мужики на тракторах. Религиозный Вася-художник решил, что начался конец света. Все мы дружно решили, что все это – работа наших мальчиков, и с разных концов лагеря помчались к источнику шума.
Пожалуй, это было даже по-своему красивое зрелище: темное, глубоко синее небо позднего августа, зубчатые вершины лесополосы, залитый лунным светом лагерь. Из-за палатки-балагана, где завтракал и обедал весь лагерь, вылетали девицы-студентки, босиком, в одних рубашках. Пятна их светлых рубашек на фоне леса, под сиянием небес, среди темных палаток – это было удивительно красиво.
А за девицами гналось привидение. Оно все было зеленое, светящееся, с огромными глазами насекомого и странным носом, как у тапира. Наверное, наша четверка тоже была интересна: четверо дядек в одних сапогах и в трусах, причем только Вася без оружия; Кузьмин стоял с двустволкой, я с топором, Б. с лопатой в руках. Несколько мгновений мы таращились друг на друга: четверо людей и привидение. Потом привидение ойкнуло, как-то странно присело и ломанулось за палатки. Скажу честно: преследование отступающего противника мы организовали не мгновенно. Впереди ведь еще был рык и лязг, и сколько там таких – кто знает. Только через полминуты истина вполне дошла до нас… После чего Кузьмин рявкнул «цыц!» продолжавшим повизгивать девам, и мы направились… куда давно пора было направиться. По дороге Б. нашел в палатке-столовой хрипящий и лязгающий магнитофон, пнул его; гадостные звуки стихли. Только кричали ночные птицы, взволнованно сопели девы, и раздавался громкий храп в палатке мальчиков.
«Привидение» валялось на берегу канала – гидрокостюм и противогаз. Мальчики «спали» так усиленно, так вдохновенно, что мы простояли в их палатке еще с полминуты, а они все усиленно храпели. Наконец, Кузьмин печально вздохнул и очень грустно произнес:
– Вставайте, сволочи. Сознавайтесь, ну и какая же падла сперла мой гидрокостюм?
Только тогда спальные мешки начали извиваться и корчиться. Наконец один парень не сдержался, отчаянно фыркнул, потом второй, и палатка огласилась такими взрывами веселья, что казалось, она сейчас рухнет.
Справедливости ради – это был последний случай, и на нем завершилось четвертое, самое позднее следствие той давней истории.
Горе! Малый я не сильный!
Съест упырь меня совсем!
А. С. Пушкин
Эта история случилась на самом закате курганной археологии, в 1989 году. Под деревней Парная, на западе Красноярского края, раскопки вел археолог… Назовем его Гульфиков. Даже на фоне экспедиционных нравов поведение Гульфикова производило сильное впечатление, потому что если он даже и «просыхал», то делал это редко и ненадолго. Конкретно в этой экспедиции он моментально завел огромный жбан бражки и появлялся на раскопе не особенно регулярно.
Благо, копали нечто достаточно простое: три небольших тагарских кургана, деревенское кладбище. Еще благо, при таком-то начальнике, что отряд был совсем небольшой, человек восемь. Из них четверо копали уже несколько лет в разных отрядах, накопили опыт; при необходимости отряд мог работать сам, даже и при не самом регулярном руководстве.
Экспедиция занимала большой дом с усадьбой. В сарае держали инвентарь, во дворе стояла почти ненужная машина, а в бане как раз и стояла легендарная бражка.
Раскоп разбили меньше чем в километре от околицы большого поселка, на бортовине дороги. Весь день мимо раскопа мрачно пылили здоровенные грузовики. Хорошо, что совсем близко озеро, что после 6 часов вечера поток машин стихал, пыль оседала. Наступал прозрачный тихий вечер, розовел закат над лентой дороги, развернувшейся куда-то далеко, в степные всхолмленные пространства.
Обычно археолог Гульфиков выходил на раскоп уже в середине дня. Если он успевал к тому времени откушать браги, настроение его поднималось, и он проводил на раскопе долгое время. В такие дни он только вместе со всеми спешил в лагерь, к заветному жбану.
Если похмелиться Гульфиков не успевал, было куда хуже: начальник ко всем придирался, был решительно всем недоволен и все равно быстро убегал, чтобы отпить необходимое количество.
Один из курганов оказался неграбленым. Когда вскрыли погребальную камеру, в ней оказался скелет пожилого, лет 50, мужчины, череп которого украшала костяная диадема, а на поясе находился большой бронзовый кинжал.
Основную роль в раскопках этого погребения сыграл один парень из Красноярска… Назову его Олег – только потому, что его зовут иначе. Парень работал в экспедиции далеко не первый раз, был очень увлечен наукой, сам собирался в археологи.
Ознакомительная версия.
