В действительности вопрос формулируется так: должно ли внимание в любом из полей более высокого порядка непременно совпадать с некоей характеристикой в субстрате, аналогичной «максимальному потоку мозговой энергии» в поле I?
В ходе нашего исследования мы не обнаружили никакого закона, принуждающего внимание направляться на какое-либо конкретное явление в каком-либо конкретном поле. Проведенный нами анализ позволил нам резко разграничить внимание, сводящееся к «наблюдателю в бесконечности», и то, что представлено вниманию, иначе говоря, содержимое субстрата. «Максимальный поток мозговой энергии» или нечто подобное в любом поле более высокого порядка есть характеристика субстрата и в качестве таковой безусловно отличается от «фокуса внимания». Теоретически можно отграничить одно от другого. А «эксперимент наяву» показывает, что теоретическое разграничение есть практическое, реальное разграничение, а не мелочный педантизм метафизика. Ведь в «эксперименте наяву» одно присутствует, а другое отсутствует.
Есть большая разница между условиями проведения «эксперимента наяву» и условиями, данными в сновидении. В первом случае прекращение внимание в поле 1, высвобождающее внимание в поле 2, не сопровождается прекращением поддерживаемой телом мозговой активности. Глаза могут оставаться открытыми, транслируя мозгу раздражения, вызываемые попаданием света различной степени интенсивности на различные участки поля зрения. На ушные перепонки могут обрушиваться шумы различной степени громкости. Мозговая активность потоком устремляется по ассоциативным дорожкам, поставляя множество ассоциативно связанных образов, от которых внимание следует решительно отвлечь (в этом, как мы видели, и заключается смысл «эксперимента наяву»).
Итак, теоретическое различие между фокусом внимания «наблюдателя в бесконечности» и любой линией в субстрате, по которой оно может по привычке следовать, есть реальное различие, а значит, у фокуса всегда имеется возможность отделиться от любой такой линии. Но когда фокус и линия совпадают, «наблюдателя в бесконечности» необходимо рассматривать как соучастника — активного или пассивного — этого совпадения.
Учитывая вышесказанное, мы, разумеется, должны признать, что «наблюдатель в бесконечности» есть индивидуум, потенциально способный реализовывать то, что называется «свободной волей»[14]; но насколько развита у него эта способность — совершенно другой вопрос.
Теперь нам абсолютно ясно, что он может направлять и действительно направляет внимание в поле 1. Однако контроль, осуществляемый им в поле 2, равно как и понимание им этой сферы, похоже, ограничен. Впрочем, нужно отметить, что в сновидениях его рудиментарный интеллект чрезвычайно активно интерпретирует то, что он наблюдает. (И поистине он, как я уже подчеркивал, является искуснейшим лжеинтерпретатором.) Он, как известно, использует функцию интерпретации для того, чтобы из разнообразнейших представлений, на которых фокусируется его внимание, сплести сюжет сновидения — историю своих собственных похождений. Умея направлять свое внимание на все в этом поле, он может изменять ход событий; он действительно может так выстроить сюжет, чтобы доставить себе удовольствие; имеющийся у него материал практически неисчерпаем. Потенциально он, как мы убедились, способен осуществлять такой контроль, и на основании моего личного опыта я склонен думать, что в небольшой степени он делает это и его способности в этом плане возрастают по мере практики. Взрослые, полагаю, не настолько полно находятся во власти снов, как дети, и временами могут (лично я, несомненно, могу) изменить неприятную ситуацию.
Однако все эти проблемы — удел психоаналитика. Впрочем, научившись интерпретировать протянувшиеся в четвертом измерении контексты как «настоящие» («present») целостности, иначе говоря, мыслить четырехмерно и управлять перемещениями нашего внимания, мы, вероятно, нашли бы поле 2 более интересным, чем поле 1. Но такое расширение границ понимания и развитие способности к контролю вряд ли свершится, если в течение 19 из 24 часов продолжать практиковать трехмерное внимание в поле 1.
Мы должны жить, прежде чем обретем контроль или интеллект. Мы должны спать, если не хотим в момент смерти оказаться абсолютно чуждыми новым условиям. (Кстати, универсальность сна — примечательнейшая черта плана Природы.) И мы должны умереть, прежде чем сметь надеяться раздвинуть границы своего понимания.
Теперь рассмотрим ситуацию, изображенную на рис. 13. Когда (в Абсолютном Времени) поле 2 находится на линии GH, субстрат между а и Н содержит некую упорядоченную конфигурацию трехмерных состояний мозга, относящихся к «будущей» части Времени 1. Представим себе, что в этот самый момент наш конечный мыслитель, т. е. существо, наблюдающее за сновидениями и, значит, наблюдающее поле 2 как «настоящий» момент, наблюдает одно из упомянутых выше «будущих» состояний мозга, обозначенное нами буквой b'. После пробуждения, когда поле 2 находится на линии G'H', а поле 1 — в точке О, наш мыслитель вмешивается в ход событий в этой точке. Его вмешательство, по нашему предположению, осуществляется благодаря припоминанию им своего сновидения; аналогичным образом каждое слово, написанное мной в этой книге, есть вмешательство, осуществленное благодаря моим воспоминаниям о сходных сновидениях. (Наш график, заметим, пригоден для иллюстрации результатов акта вмешательства, которое порождается любым другим видом деятельности частично тренированного ума конечного наблюдателя.) Далее необходимо указать, что акт вмешательства может радикально изменить некоторый отрезок будущего жизненного пути наблюдателя 1. Например, вместо того, чтобы сесть в экспресс до Саутгемтона, он садится на поезд до Дувра. В результате может оказаться, что он будет обезглавлен русскими властями вместо того, чтобы быть побитым дубинкой нью-йоркского полицейского. Итак, он может никогда и не натолкнуться на мозговое событие, представленное линией bb' — событие, увиденное во сне, — но вместо этого пережить совершенно иное событие в момент, когда поле 2 будет находиться на линии G" H".
Впрочем, в жизни обычного цивилизованного человека вмешательство редко оказывает серьезное воздействие на его будущее. Мы слишком увязли в повседневной рутине. Обыватель в понедельник может купить билет на субботний дневной спектакль и в последующие несколько дней совершать множество мелких актов вмешательства; однако они не обязательно помешают ему занять в субботу свое место в зрительном зале или увидеть на сцене эпизод, приснившийся ему в ночь с понедельника на вторник.
Таким образом, вмешательство в точке О может изменять одни события, находящиеся между О и Н', и оставлять без изменения другие. Изобразив изменения в виде разрывов (прямо над ОН') вертикальных линий, мы получим следующую картину:
Рис.13.
Заметим, что разрывы вертикальных линий надо рассматривать не как неизменные характеристики субстрата, существовавшие (в Абсолютном Времени) до того, как наблюдатель 1 достиг точки О, но как изменения, происходящие в субстрате именно в момент, когда (в Абсолютном Времени) наблюдатель достигает данной точки. Это означает, что на рисунке разрывы представлены как происшедшие благодаря вмешательству и явившиеся следствием интерпретации, которую конечный мыслитель дал событию, воспринятому им в сновидении в точке b'. (В предыдущей главе мы убедились, что такого рода интерпретация не может быть представлена как какой-либо контекст или след в субстрате.) Рассматривать же разрывы как предсуществовавшие (в Абсолютном Времени) устойчивые образования в карте времени, по которой совершается движение, означало бы, что конечный мыслитель натолкнулся бы на новое (т. е. измененное) событие независимо от того, видел ли он во сне прежнее (т. е. еще не претерпевшее изменений) событие или нет, иначе говоря, разрывы не явились бы результатом сновидения.
Из предыдущей главы мы узнали, что все перемещения внимания требуют либо пассивного согласия, либо активного вмешательства со стороны «наблюдателя в бесконечности». В случае, если такое перемещение предполагает отвлечение внимания от той линии в субстрате, которая изображает максимальный поток мозговой энергии, мы имеем дело с активным вмешательством, сопровождаемым изменениями в субстрате, аналогичными изменениям, показанным на рис. 13. Однако, учитывая тот уровень интеллекта, который демонстрирует осуществляющий вмешательство индивидуум, когда его мозг спит и не используется им как вспомогательное средство при размышлении, вряд ли можно утверждать, что его вмешательство в происходящие в мозгу мыслительные процессы предполагает нечто гораздо большее, чем настойчивое требование, чтобы этот механизм (т. е. мозг) работал в соответствии с каким-то своим предназначением. Действительно, вмешивающееся существо подобно не музыканту-профессионалу, сочиняющему произведения с помощью пианино, а увлеченному исполняемой на пианоле музыкой дилетанту, чье вмешательство в сложную игру этого инструмента сводится к замене перфорированных лент.
