Ознакомительная версия.
В.: Но в человеке, по-видимому, есть потребность искать нечто, по его мнению, превосходящее его самого. У.Г.: Это нечто – то, чем мы хотели бы быть. Вот почему мы перед кем-то преклоняемся, кем-то восторгаемся. Вся иерархическая структура построена на этом фундаменте. Это касается политиков, не говоря уже о монархии и церкви. Даже лучший теннисист – или кинозвезда – уже герой. Они являются для нас примерами. И отвечает за это культура. Дело не только в физиологических отличиях, гормональных отличиях, если есть таковые (я не знаю и не стал бы узнавать), но и в рекламном воздействии. Заходишь ты в любой магазин или смотришь рекламу по телевизору, они [рекламщики] всегда говорят тебе, как одеваться и как стать красивым. Красота женщины зависит от идей Елены Рубинштейн или Элизабет Арден, или еще кого-то там. Сегодня половина магазинов здесь предлагает мужскую косметику. Я не осуждаю это, просто отмечаю, что таков наш образ жизни. Так вот, рекламщик говорит тебе, какую одежду следует носить, какие цвета с какими сочетать. Он постоянно говорит тебе об этом. Ты находишься под влиянием того, что он тебе говорит. И ты хочешь того, чего он хочет, чтобы ты хотел. Как нам быть с этой проблемой? Я не знаю. Не мне отвечать на этот вопрос, а тем людям, что хотят разобраться с этими проблемами.
В.: Вы находитесь в ином состоянии, и может быть, нормальные люди…
У.Г.: Кто нормален? Нормальный человек – это статистическое понятие. Но как может это [то, чем является У. Г.] быть примером? Это [случившееся с У. Г.] не имеет никакой ценности, в том смысле, что оно не вписывается ни в какую систему ценностей. Оно бесполезно для мира. Ты, конечно, можешь спросить меня: «Какого черта мы рассуждаем обо всем этом?» Потому что у тебя были какие-то вопросы ко мне, а я их ставлю под нужный угол зрения. Я всего лишь говорю: «Посмотри с этой стороны».
Я не заинтересован в том, чтобы склонять тебя к моей точке зрения, потому что у меня нет точки зрения. И ты никак не можешь склонить меня к своей точке зрения. Не потому, что я догматик или что-то вроде того. Склонить меня к своей точке зрения для тебя просто невозможно. Во время подобного разговора кто-то бросает в меня словами типа «О, Вы слишком такой-то или слишком сякой-то». Это тоже точка зрения. И как, по-твоему, можно примирить эти две точки зрения, и ради чего тебе их примирять? Тебе приятно, потому что ты склонил его к своей точке зрения. Ты используешь свою логику и свой рационализм, потому что ты умнее меня. Это не что иное, как демонстрация силы.
Тебе приятно, как и людям, которые заявляют о том, что служат человечеству. Это «кайф благодетеля». Ты помогаешь бабушке перейти улицу и чувствуешь, что это хорошо. Но это эгоистичное поведение. Тебя интересует только одобрение, но ты бессовестно говоришь другим, что служишь обществу. Я не циничен. Я просто обращаю внимание на то, что это [чувство] – кайф благодетеля. Он похож на любой другой кайф. Если я это принимаю, жизнь становится очень простой. И если ты это принимаешь, то это также показывает, что ты за отвратительное создание. Ты делаешь это ради себя, но уверяешь других и себя, что делаешь это на благо других. Я не циничен. Можешь сказать, что я циник, но цинизм – это реализм. Циник крепко стоит на земле.
В.: Но мне это совсем не кажется циничным. Мне это очень понятно. Я бы хотел вернуться к моральному поиску который мы осуществляем все время и в любой области, включая так называемую духовную сферу… У.Г.: Политика, экономика, где угодно…
В.: Разве в духовной сфере он не отличается? У. Г.: А чем он отличается? Он точно такой же. Мы оказались в ситуации, где важна была только духовность. А теперь Иисуса заменили кинозвезды. Для многих людей примером служат кинозвезды, теннисисты или борцы, в зависимости от того, кому что больше нравится.
В.: И им это нравится. Другое дело Вы. У.Г.: Я навещал одного своего друга. Он ругал своих дочерей за то, что у них в туалете висят фотографии кинозвезд. Но когда мы вошли в его комнату, у него на столе стояла моя фотография. Я спросил его: «Какая разница между ними?»
В.: Это одно и то же. У.Г.: Однажды в Мумбае меня посетило множество последователей Раджниша. Так случилось, что меня принимал один из ведущих кинорежиссеров. Раджниш был очень близок ему. Он провел многие годы, практикуя все эти техники, которым обучал Раджниш. Но после встречи со мной он его оставил. У него в гостиной до этого висела большая фотография Раджниша. После встречи со мной он убрал ее в сервант, а на ее место повесил мою фотографию. Смотри, что он сделал!
В.: Поменял одно на другое. У.Г.: Да. Это как развод в Америке. Ты разводишься с одной женщиной, и потом появляется новая жена. Ты убираешь фотографии бывшей жены и ваших детей на чердак и заменяешь их фотографиями родителей, бабушек, дедушек и детей новой жены. [Смех]
В.: Вас это волнует? У.Г.: Нет, нет. Я просто обратил внимание на абсурдность этого. Это все, что они могут, – менять одну иллюзию на другую, одну веру на другую. Но если вера прекращается, это конец всему.
В.: Но Вы объясняли, что ничего нельзя сделать, чтобы изменить это. У.Г.: Ничего. Если тебе повезет [не знаю, может быть, «повезет» тут не совсем подходит] и ты окажешься там, где с твоей стороны не будет никаких попыток выбраться из ловушки, тогда все может быть по-другому. Но дело в том, что чем больше ты пытаешься выбраться из ловушки, тем глубже в ней запутываешься. Понять это очень сложно.
В.: Это и есть ловушка – желание выбраться из нее. У.Г.: Да. Я говорю всем желающим обсудить со мной вопрос того, как избавиться от обусловленности, как жить с необусловленным умом, что именно то, что они делают, обусловливает их, просто обусловливает их иначе. Ты просто подцепил новый жаргон вместо того, чтобы использовать обычный язык. Ты начинаешь употреблять новый язык и торчишь от этого. Вот и все. Это тебя точно так же обусловливает; больше это ни на что не способно. Физическое тело [У. Г. показывает на себя] обусловливает таким образом, что оно действует разумно. Обусловливание здесь является разумностью. Тебе не нужно думать.
В.: Но ведь нет обусловленности тела. У.Г.: Обусловленность тела – это его разумность. Это врожденная разумность тела. Я говорю не об инстинкте. Разумность тела необходима для его выживания. Эта разумность весьма отличается от интеллекта, который мы выработали. Нашему интеллекту далеко до этой разумности. Если ты не думаешь, тело может само о себе позаботиться в опасной ситуации. Когда тело оказывается в опасности, оно полагается на себя, а не на твое мышление или твой интеллект. Если, напротив, ты только думаешь, тогда ты пугаешься. Страх затрудняет твои действия. Люди меня спрашивают: «Как это Вы можете гулять с кобрами?» Я никогда не гулял с тигром или какими-то другими дикими животными. Но не думаю, что я испугался бы их. Если в тебе нет страха, тогда ты можешь гулять рядом с ними. Страх выделяет определенные запахи, которые ощущает кобра. Кобра чувствует, что ты опасен. Естественно, ей приходится сделать первый шаг. В остальном кобра – одно из самых прекрасных творений природы. Это самые любящие создания. С ними можно гулять и разговаривать.
В.: Они отвечают? У.Г.: Это односторонний семинар. [Смех] Я не знаю. Как-то одна моя подруга, кинозвезда, посетила меня в ашраме, где я останавливался. Она спросила меня, преувеличены ли слухи о том, что меня навещают кобры и я с ними гуляю. Я сказал: «Дождись вечера или ночи и будешь удивлена». Позднее, в сумерках, когда мы вышли прогуляться, откуда ни возьмись, появилась не одна кобра, а со своим супругом, детьми и внуками, всего их было около пятнадцати.
В.: Все семейство?
У.Г.: Все семейство. Моя гостья сбежала. Если захочешь поиграть с этим [идеей прогулок с кобрами], у тебя будут проблемы. Твой страх в ответе за ту ситуацию, в которой ты оказываешься. Это твой страх создает проблему для кобры, и тогда она вынуждена сделать первый шаг.
Если кобра убьет, это будет только один человек. В то время как мы беспричинно убиваем сотни и тысячи змей. Если уничтожить кобр, это будет большой праздник для мышей, и они уничтожат урожай. В природе потрясающий баланс. Наши опрометчивые шаги нарушают природное равновесие.
Если я обнаружу, что кобра пытается нанести вред ребенку или кому-то еще, я скажу ей (понимаете, я могу не убивать кобру), скажу кобре уйти прочь. [Смех] И вы знаете, кобра уползет. Но вам приходится убивать. Почему вы беспричинно убиваете сотни и тысячи? В ответе за такие поступки страх, что они навредят нам в будущем. Но мы создаем дисбаланс в природе; и тогда вам придется убивать и мышей. Вы кормите кошек витаминами и специальной едой, а если кошка попытается убить мышь, вы порой хотите спасти мышь. Зачем? Даже кошки уже не едят мышей, потому что они привыкли к еде из супермаркетов. Но кошки до сих пор играют с мышами и убивают их просто так. Они оставляют их несъеденными в полях. Это удивительно. Я несколько раз видел такое.
Ознакомительная версия.
