Кем он был, откуда взялся, куда исчез? Ответов нет и. не будет. Само имя Ласкарис, которым я называю этого человека, представляет собой один из бесчисленных его псевдонимов: он выдавал себя за грека, а потому избрал фамилию, очень распространенную среди многочисленных греческих эмигрантов в Германии. Этот фантастический, будем называть вещи своими именами, персонаж появился в конце XVII века и в. течение первой трети следующего столетия исполнял апостольскую миссию, начатую Космополитом и продолженную затем Эйренеем Филалетом.
Похоже, у Ласкариса была одна цель: распространять и доказывать истинность герметической науки. Сам он почти никогда не показывался людям; но при внимательном исследовании большинства трансмутаций, совершенных в период до 1735 года, обнаруживается, что порошок, или тинктура, использованные тем или другим мнимым алхимиком, на самом деле были подарены одним и тем же человеком, чье описание всегда соответствует внешности Ласкариса. Каждый раз за спиной того, кто проводит опыт, но на деле является лишь статистом, возникает силуэт этого необычного адепта, который видел свою миссию в том, чтобы самые разные люди наглядным образом продемонстрировали истинность герметического искусства.
У нас есть несколько описаний Ласкариса, но особой пользы из них извлечь мы не можем. Будь то конец XVII века или период сорок лет спустя, перед нами всегда предстает человек средних лет, он не выглядит молодым при первых своих появлениях и не кажется старым при последних. Что же касается его лица, то здесь загадок еще больше, поскольку все описания не совпадают друг с другом: такое впечатление, что Ласкарис каждый раз меняет свои черты. Только южное краснобайство, веселый нрав, стремление поразить и ослепить аудиторию позволяют нам заключить, что мы имеем дело е одним и тем же человеком. Он выдавал себя за грека — это доказывает, что он им не был — и за архимандрита одного из монастырей на острове Митилена. Он бегло говорил на нескольких языках, с легким неопределенным акцентом, о котором из-за его разговорчивости вскоре забывали. По крайней мере, именно так опишет его в самом начале XVIII века советник Диппель, один из лучших химиков своего времени, и добавит, что на вид этому человеку можно дать от сорока до пятидесяти лет. Эти слова великолепно согласуются с более поздними описаниями, которые относятся к последним появлениям неизвестного адепта.
Вероятно, именно в силу своей южной экспансивности он старался производить опыты как можно реже, отдавая себе отчет, что рискует выболтать слишком много и тем самым привлечь к себе внимание властителей, всегда алчущих золота. Наверное, ему была известна несчастная судьба Сетона, Эдуарда Келли и ювелира Густенхофера, поэтому он стремился соблюдать крайнюю осторожность. Я думаю, именно по этой причине он почти всегда проводил опыты, используя подставных лиц, что было явлением необычным. Преследования, которым подвергся первый из его посланцев, лишь укрепили в нем желание оставаться в тени.
Речь вот о чем: в самом начале XVIII века к королю Фридриху I явился некий прусский дворянин, заявивший, что знает секрет трансмутации металлов и хочет убедить в этом государя. Тот с легкостью согласился и потребовал совершить проекцию незамедлительно. Дворянин использовал порошок, данный ему Ласкарисом, и на глазах восхищенного короля произвел трансмутацию одного фунта свинца в золото. К несчастью, этот легкий успех вскружил ему голову: повторив ошибку своих предшественников, он заверил монарха, что сам является адептом и вполне способен создать философский камень. Он надеялся сделать карьеру при дворе, совершив еще несколько проекций при помощи оставшегося порошка. Однако Фридриху I нужно было совершенно другое, и он приказал изготовить, «в интересах государства», большое количество порошка, дабы пополнить оскудевшую казну. Дворянин принялся за работу, но ничего не достиг, поскольку не был адептом. В свое время, желая произвести впечатление на короля, он «давал голову на отсечение», что действительно обладает знаменитой тайной, — Фридрих истолковал неудачную фразу своего подданного буквально, распорядившись обезглавить его. Чтобы придать этой слишком уж скорой казни видимость законности, раскопали старое дело о дуэли, в ходе которой дворянин убил своего противника, но подобные уловки никого не ввели в заблуждение: все знали истинную причину казни и лишний раз убедились в том, что алчность всегда присуща правителям королевства.
В 1701 году Ласкарис был в Берлине и нашел там человека, которому суждено было стать первым его учеником. Заболев или притворившись, что болен, адепт послал слугу к аптекарю за лекарствами. Аптекарь, мэтр Цорн, не счел нужным заниматься этим делом и поручил его одному из своих помощников — Иоганну Фридриху Бёттгеру,[62] которому было тогда девятнадцать лет.
Внимательный и усердный юноша очень понравился Ласкарису, чья мнимая болезнь мгновенно исчезла. Он стал беседовать с молодым Иоганном Фридрихом о столь дорогом его сердцу герметическом искусстве и с удивлением обнаружил, что помощник аптекаря страстно увлечен алхимией, помнит наизусть все труды Василия Валентина и пытался уже применить познания свои на практике. Бёттгер признался, что никому об этом не рассказывает, поскольку в эту эпоху, как и во многие другие, люди считают безумцами всех, кто увлекается подобными исследованиями. Тогда Ласкарис открыл ему, что он сам является адептом, и дал несколько советов. А перед тем как покинуть город, вручил ему в знак дружбы две унции порошка проекции. Он разрешил использовать этот порошок при соблюдении трех условий: никому не говорить, каким образом порошок был получен; применять его только для демонстрации опыта, но не в целях наживы; осуществить первую трансмутацию лишь по прошествии значительного времени после отъезда адепта. На прощание Ласкарис сказал Бёттгеру:
— Знайте, результат будет таков, что в Берлине никто больше не осмелится обзывать алхимиков сумасшедшими.
Молодой человек с большим нетерпением ждал, когда окончится назначенный Ласкарисом срок, чтобы испытать наконец свой философский камень. Опыт был произведен в присутствии таких же, как он сам, юных помощников аптекаря, которые прежде насмехались над ним за приверженность к чтению алхимических книг. Перед их ошеломленным взором свершилась трансмутация двух унций ртути в самое настоящее золото. Бёттгер, не помня себя от радости, попросил у хозяина расчет и отправился в Галле изучать медицину.
* * *
Мы расстанемся на время с Ласкарисом, чтобы познакомить читателя с историей его ученика, который представляет интерес во многих отношениях. Итак, молодой Иоганн Фридрих Бёттгер объявил мэтру Цорну о своем уходе, но тот предпринял попытку удержать способного помощника. Пригласив юношу на прощальный ужин, он позвал также двух священников в надежде, что совместными усилиями им удастся доказать ложность алхимических бредней. Пасторы Винклер и Борст по ходу трапезы стали поносить герметическое искусство и в заключение изрекли: «Никогда не сможете вы сделать невозможное возможным».
Молодой человек поднялся с места со словами: — Пойдемте в лабораторию и я на ваших глазах сделаю то, что вы считаете невозможным.
Последовав за Бёттгером, все начали очень внимательно наблюдать за его действиями. Он взял тигель и хотел положить туда свинец, но мэтр Цорн, опасаясь, что этот металл подвергся предварителъной обработке, предложил произвести опыт с серебром, за которым сходил сам. Юношу это нисколько не обескуражило, и он поместил данные ему три унции серебра в предварительно нагретый тигель. Когда металл расплавился, Бёттгер вынул из кармана маленькую серебряную шкатулку и достал из нее крупицу философского камня. Прежде чем бросить в тигель, он смешал ее с небольшим количеством воска. Сотрапезники успели разглядеть порошок: по их словам, он походил на крохотные осколки стекла огненно-красного цвета. Как только тигель остыл, Бёттгер вылил расплавленный металл: тогда мэтр Цорн и оба священника с изумлением увидели, что это самое настоящее золото. Как всегда, герметический металл отнесли к ближайшему ювелиру, который подверг его всем положенным испытаниям — золото оказалось безупречным.
Один из старых друзей Бёттгера по имени Зиберт, руководивший тем, что мы назвали бы фармацевтической лабораторией, услышал о трансмутации, совершенной его бывшим однокашником, пришел к Бёттгеру с просьбой показать и ему столь чудесное превращение. Юноша охотно согласился. Зиберт сам приобрел предназначенные для опыта тигель и ртуть, а затем собственноручно совершил всю операцию, тогда как роль Бёттгера состояла лишь в том, что он бросил в металл восковой шарик с порошком. Зиберт тем временем подготовил восемь унций свинца, которые положил в другой тигель и довел до точки плавления. Когда ртуть под воздействием философского камня стала превращаться в коричневую массу, ее немедленно слили в другой тигель, со свинцом; через четверть часа оба металла образовали единую и цельную золотую массу.
