— То есть Гитлеру альдебараны секрет атомной бомбы нашептали, а он не понял ввиду скудности словаря, или просто время не пришло? — уточнила Славина.
— Ну — не успел… — дурашливо всхлипнул Влад. — Или альдебаран тупой попался. Писатель-фантаст какой-нибудь. Был бы, скажем, физик, мы бы сейчас тут не стояли.
— Почему? — удивился Барт. — Если следовать твоей же теории, Гитлер эти места бы не тронул. Как-никак — историческая прародина. Ты же мне сам рассказывал про полуостров Немецкий!
— Ладно, все, — поднялся с теплого мха Рощин. — Каждый продемонстрировал эрудицию и поделился собственными и заимствованными у инопланетного разума теориями.
— Кроме меня, — подытожила Ольга. — Тогда подайте мне на бедность еще раз, пока мы снова не двинулись на покорение вершины Сейв-Вэра. Что там за история с полуостровом Немецкий?
— Это — к Рощину, — изысканно изогнулся в почтительном поклоне, передразнивая оппонента, этнограф. — Профессор, ваш выход!
— Да я уж теперь и не знаю, кого благодарить… Может, и тут альдебараны? Видишь ли, Оля, — Рощин отвернулся от Барта, — тут у нас, в таком славном местечке, Лиинахамари называется, во время войны немцы разместили секретную базу подводных лодок «Норд». И, понятное дело, изо всех сил должны были ее охранять. А все их мощнейшие укрепления, зенитные батареи, крупнокалиберные орудия на полуострове Немецкий располагались таким образом, что охраняли не Печенгскую губу, не саму базу «Норд», а догадайся, что?
— Сейды?
— Конечно! Там, в самом центре полуострова — мощнейшее сейдовое плато. И туда же, к этому плато, немцы от Финляндии провели электрическую линию, шесть тысяч вольт.
— Типа той, что мы видели сегодня?
— Именно. Так на фига им сейды, если у них есть альдебараны? А, Макс?
* * *
Группа Васильева резво и весело шагала по восточной пологой части плато Сейв-Вэр. До первой скальной гряды было еще порядочно, и троица с удовольствием пружинила по приятно-мягкому мху, чередующемуся с веселыми травяными полянками. Простор, тишина и высокое-высокое небо, ясное, едва припорошенное редким снегом далеких облаков. Облака лениво хватали отсверки желтого солнца, чтобы медленно, словно нехотя, превратить их, ярко-лимонные, в зелено-голубые. Тут же сверху на них выплескивалось что-то фиолетово-розовое, немедленно расцветающее апельсиново-оранжевым, и все это вместе волнисто втягивалось обратно в солнечный диск, соединив все цвета в один толстый слепящий луч, чтобы через пару секунд все началось сначала.
— Разве можно где-нибудь еще увидеть такую невероятную красоту? — сам у себя спросил Васильев. — Просто ожившие картины Рериха. Не зря наши учителя боготворили Север, не зря считали, что возрождение человечества начнется отсюда.
— Сань, я вот у тебя давно спросить хочу, — перебил его восторженную речь оператор, — чего ты в нашем Мурманске торчишь? Тебя же все время в Москву зовут, там такие деньги заработать можно!
— А ты сам-то чего не уезжаешь? — лукаво повернулся к нему Васильев.
— Уехал бы, если б мог. — Иван сплюнул. — И уеду, вот увидишь! Надоело мне это болото до смерти! Сейчас-то еще нормально, пока лето, а потом? Я полярную ночь уже переносить не могу!
— А ты, разве, не местный? — удивилась симпатичная Алена.
— Местный! Всю жизнь тут! Даже учился в Питере заочно, только на сессии выезжал. Но, видно, не все местные по духу северяне. Я хочу по миру поездить, на большой телекомпании поработать, с такими журналистами, как Славина. А что у нас тут? Одно и то же: сегодня губеру задницу вылизываем, завтра мэра в сахарные уста лобызаем. Надоело! Я на эти рожи смотреть не могу! А президент приехал — наших телевизионщиков близко не подпустили! Ни одного кадра сделать не дали, как будто мы прокаженные. Вот сейчас Славина свой фильм снимает, покажет наши сейды, на весь мир прогремит, а мы, сам знаешь, сюжета в эфир пустить не можем! Как же! А что скажет наш Шубин? Как он посмотрит на пропаганду нетрадиционных ценностей?
— Але, гараж, ты чего так завелся? — с удивлением посмотрел на него Васильев. — Ты же классный оператор, тебя в Москве с руками оторвут!
— Понимаешь, Сань, я хочу приехать в Москву не просто со своими руками и головой, не просто хочу показать, что я умею снимать не хуже, чем они. Я хочу привезти туда свой материал, свои съемки, у меня есть что показать, поверь. Я целый видеофильм о нашем Севере собрал, такие кадры, что Рерих твой отдыхает! Если сегодняшние съемки получатся, можно будет считать, что в фильме есть финал.
— Ну и флаг тебе в руки! — пожелал Васильев. — Пили в свою Москву. А мы уж как-нибудь тут, да Алена?
Девушка согласно улыбнулась.
— Наш Север — священная Земля, и именно здесь мы должны ждать сроков. Правда, Учитель?
— Конечно, умница моя. — Васильев отечески потрепал ее по плечу. — А нашему другу мы простим его невежество, поскольку он не из посвященных.
— О-о-о! — схватился за голову Иван. — Опять свою песню завел: посвященные-непосвященные… Ален, вот от тебя, честно, не ожидал! Ты-то каких сроков тут ждать собралась?
— Ты читал Нострадамуса? — ласково спросила девушка. — Нет? Жаль. Этот великий пророк говорил, что Север — это особое место встречи иных миров.
— Каких это иных? — навострил уши оператор. — Инопланетян, что ли?
Девушка звонко расхохоталась.
— Нет. Инопланетяне — это высшие учителя, они до встречи с нами вряд ли снизойдут. Ну, а Библию-то ты читал?
— Конечно, — важно сообщил телевизионщик. — Какой интеллигентный человек не читал эту бодягу?
Не обратив внимания на презрительный тон парня, Алена смотрела на него по-прежнему ласково, как на ребенка, несущего по глупости откровенную, но безобидную чушь.
— Так вот, Апокалипсис от Иоанна заканчивается торжественным обещанием: «Се, творю все новое, новое небо, новую землю!» — процитировала девушка. — Как ты думаешь, о чем это?
Васильев с нескрываемым удовольствием любовался своей ученицей, ожидая ответа заносчивого невежи с телекамерой на плече.
— Это, между прочим, главная загадка последних веков, — пояснила оператору Алена, — от ее разгадки зависит буквально все!
— Что все? — не понял парень. — Будущее человечества? Жизнь и смерть вселенной?
— Слушай, Ален, а он небезнадежен! — ухмыльнулся Васильев. — Смотри-ка, сразу корень ухватил! Может, возьмешь над ним шефство?
— Ой, Аленушка, возьми, пожалуйста, меня под свое крыло! — дурашливо нагнул голову Иван. — Назови меня братиком Иванушкой. Обучи меня вечным истинам, не дай сгинуть в пучине невежества…
Эзотерики засмеялись. С оператором было весело.
— Ален, так что за загадка? — повторил он. — Загадай!
— Если ты обещаешь не ерничать!
— Клянусь! — отсалютовал пионерским движением телевизионщик.
Девушка покосилась на Васильева, словно пытаясь получить одобрение, тот едва заметно прикрыл веки: «Давай!»
— Рериха ты, конечно, не читал, — начала Алена.
— Ну, ты меня совсем за идиота-то не держи! — обиделся оператор. — Все-таки, Ленинградский университет какое-никакое образование дал. И про Шамбалу читал, и про то, что все пути сходятся здесь, на Севере. И бредни Блаватской про высших учителей с Сириуса тоже проглядывал.
— Иван, — крайне недовольно и сухо обратилась к нему Алена. — Как ты себя ведешь, когда в твоем присутствии поносят твоих родителей?
— Что? — Оператор угрожающе зыркнул глазами. — Пусть кто-нибудь попробует!
— А Рерих с Блаватской — наши духовные родители, учителя, наставники. Понял?
Телевизионщик виновато кивнул головой: извини.
— Раз ты Рериха читал, тогда проще. — Алена посчитала воспитательный эпизод исчерпанным. — Может, помнишь, как раз в его рассказе о Шамбале сказано, что созвездие Большой Медведицы сторожит сроки.
— Да какие сроки-то? — снова не выдержал Иван. — Задолбали вы уже со своими тайнами!
— Сроки прихода шестой расы и явления людям на Земле небесного града Иерусалим.
— Что? — Оператор переводил сумасшедшие глаза с Алены на Васильева. — Вы что, разыгрываете меня? Какая шестая раса? Какой Иерусалим?
— Божественная страна, страна полубогов, великих йогов. С приходом которой окончатся все страдания человеческие.
— Сань, — жалобно попросил оператор. — Ну, скажи ей! Ну, что она надо мной издевается?
— Она приобщает тебя к истине! — с явным удовольствием сообщил Васильев. — Новый Иерусалим, указанный в Апокалипсисе, и его явление миру — и есть тот самый срок, о котором говорил Рерих.
— Да Рерих же Библию не признавал! — тоскливо выговорил Иван.
— Видишь ли, друг мой. Библия — всего лишь один из источников, наиболее известный в России. И она всего лишь пересказывает более ранние рукописи: Древние Веды, Махабхарату, Авесту, Вендидат. Это, чтоб тебе понятно было, самые первые священные книги разных народов.
