Перебивая дорожную реальность, в глаза лезли картины иной земли, иного цвета и настроения. Пара голых людей, странно и путанно блуждающая по изумрудной зелени вокруг зеркального озера, Федор, тяжело и прерывисто дышащий на заднем сиденье навороченного отцовского джипа, рыжие близнецы, недвижно скрюченные в свастику на плоской гранитной плите. Тело Рощина, кувыркающееся с отвесной скалы.
И Федора, и Влада, и близнецов нет в живых. Да и те, двое, невменяемо-активные, изъеденные мошкой до костей, выкарабкались ли? А теперь — девчонки…
Почему-то казалось, что и они тоже сгинули там, в безоглядной тундре, такой роскошно праздничной и такой смертельно опасной.
Макс заскрипел зубами, больно приложился лбом к рулю.
— Але, брат, — хлопнул его по плечу Адам, — давай-ка поменяемся. Я сяду за руль. А то как бы нам в пропасть не улететь. Что-то ты расклеился.
— Расклеился? — Барт зло саданул по баранке. — Если с девчонками беда, не прощу себе…
Но в руки себя взял и до самого Дуру вел машину ровно и осторожно.
В догонской деревне шла обычная утренняя жизнь. Стройные высокие африканки в ярких разноцветных одеждах, обнажающих одно красивое плечо, и в высоких, хитро заверченных тюрбанах веселым гомонливым гуськом тянулись от колодца, расположенного в низинке за деревней, к своим домам. Судя по неспешности хода и звонкому смеху, все необходимые резервуары были уже наполнены, на день для питья и еды хватит, а для хозяйственных нужд вполне сгодится дождевая вода, ее в октябре предостаточно. Это через месяц, когда ливни окончатся, женщинам придется вставать еще до солнца и часов пять таскать колодезную воду, чтобы хватило на все. Но утренний поход к источнику — не просто повинность, это ритуал, женский клуб по интересам, где можно обсудить глупых мужей, похвастаться обновками, получить дельный совет.
Сейчас прекрасные малийки сменят ведра на корзины и пойдут в поле. На сельхозработы, прервать которые может только ливень, да и то, если чрезмерно затянется.
— Салют! — с достоинством поздоровался с Максом местный кузнец Саиду.
Собственно, именно к нему они и направлялись. Кузнец в догонской деревне — личность особая. Что-то типа старосты, председателя колхоза или судьи. Считается, что они тоже обладают магической силой. Не такой, как хогон, конечно, к примеру, им не дано общаться с духами напрямую, но у них есть святая обязанность — просить прапредков о богатом урожае. Обязанность вполне логичная. Материал, с которым они имеют дело, — железо, — из земли исходит и с землей породнен. Обрабатывают-то догонские огороды металлическими плугами и боронами! Ну, а поскольку все догонское население зависит от плодородия земли, то роль кузнеца возрастает невероятно! Он — главный арбитр в спорах между соседями, он же — мирит поссорившихся мужей и жен, он разбирает любые деревенские конфликты. Причем, слово кузнеца — закон. Попробуй, ослушайся! Тогда вместо урожая получишь сорняки да камни. А рисковать осторожные догоны не любят. Зачем?
С Саиду Барт познакомился давно, лет десять назад, и с тех пор много раз имел возможность наблюдать, как тот умело и мудро разруливал сложные деревенские конфликты. Хоть соседские, хоть семейные. Причем одним-единственным способом: сотворит руками какие-то пассы, бросит в сердцах на землю металлический прут и скажет тихо и весомо, что, дескать, предки наши друг друга уважали, а значит, и нам велели так жить. Посему ступайте с миром и не приставайте с глупостями. Без вас дел полно. И уходят спорщики умиротворенными и удовлетворенными.
— Здравствуй, Саиду, — пожал ему руку Макс. — Как жизнь?
Кузнец степенно ответил на рукопожатие, а потом приложился черной щекой к загорелому лицу гостя, выказывая высокую степень расположения.
— Жены твои пропали? — поинтересовался он, презрев еще один ритуал — «поговорить за жизнь». — Зачем одних отпустил?
Барт не стал объяснять сложную систему родства с двойняшками. Какая разница? Саиду, как истинный догон, имеющий в хозяйстве целых четыре жены, разумно объяснил ее сам, объявив симпатичных девчонок Максовыми супругами. И пусть. Так беспокойство понятнее.
— Мы вечером вместе сидели, они меня заставляли про маски рассказывать, видишь? — Саиду показал на скамейку под пальмовым навесом, где пестрели яркие догонские маски. — Я говорил, они записывали. Потом пришел Лади, ты знаешь, мой внук. А я ушел спать. Вот и все.
— А Лади где? — Максу показалось, что разгадка исчезновения француженок почти в руках. — Может, они вместе?
— Лади спит, — развел руками кузнец. — Не могу разбудить. Молодой, сон крепкий. Пива вчера выпил.
Внук кузнеца — Лади, студент малийского университета, в котором он учился уже лет семь, прыгая с факультета на факультет, был личностью уникальной даже по догонским меркам. Как-то Моду назвал его в шутку «бозогон».
Дело в том, что мать Лади, дочь Саиду, как это бывает сплошь и рядом по молодости, невзирая на часть света и цвет кожи, влюбилась в молодого рыбака из рыбацкого племени бозо, жившего внизу, прямо в долине Нигера. Ну, влюбилась и влюбилась, тем более взаимно, что тут страшного? Однако дело в том, что с незапамятных времен два этих племени — догоны и бозо — не вступают в браки, то есть не смешиваются. Этой традиции, как и всему на Бандиагаре, предшествует своя легенда. Красивая.
Давным-давно, когда догоны, удирая от очередных супостатов, спасались бегством через земли бозо, рыбаки пригрели их, накормили и поделились кровом. Умиленный до слез догонский вождь предложил коллеге бозо побрататься. Вожди отрезали от своих бедер по кусочку плоти и дали съесть друг другу. С тех пор догоны и бозо считаются близкими родственниками, посему кровосмешение меж ними запрещено.
Конечно, прогресс в отношениях между полами достиг и Бандиагары. Любовь — штука непредсказуемая. Какие-никакие семьи догонов и бозо все же складываются, но смотрят на них по-прежнему косо, считая чуть ли не изгоями.
Так вот, дочь кузнеца полюбила рыбака, а поскольку Саиду, как человек крайне уважаемый и достойный, пойти на кровосмешение не мог, Ромео и Джульетта сели в пирогу жениха и с ветерком улетели вниз по Нигеру. Родня, и та, и другая, через некоторое время решила, что влюбленные сгинули в желтой пучине вод или были разорваны кровожадными крокодилами. Погоревали, да и успокоились. Главное — позора не случилось. А лет через десять в Дуру объявилась несколько повзрослевшая Джульетта с глазастым и смышленым мальчишкой. И призналась суровому отцу, что приехала его навестить, поскольку сильно соскучилась, вот, привезла старшего внука познакомить. Что любимый пару лет назад уехал на заработки в Буркина-Фасо, да и помер там от неизвестной болезни. Так что она теперь одна, но живет хорошо, потому что работает в Бамако поваром и имеет свою комнату в доме на два хозяина.
Так Саиду познакомился с внуком и с той поры забирал его к себе в Дуру при всякой возможности. Лади, то ли от смешения двух гремучих кровей, то ли от перипетий в личной судьбе, то ли просто от природы, парнишкой получился совершенно отвязным! Умным и смышленым, понятно, но кроме того, безумно любопытным, отчаянным и безбашенным. К моменту поступления в университет он излазил все догонские скалы, несколько раз пытался проникнуть в святая святых — догонские пещеры, за что неоднократно и сильно бывал наказан. Увы, осторожности ему это не прибавило. Наоборот. Во время пребываний в Дуру он то ошивался рядом с хогоном, то выведывал у стариков секреты древних обрядов, то неделями жил в соседних деревнях, наблюдая за колдунами и шаманами. Несколько раз Лади хвастался Максу, что освоил очередной обряд и вполне может…
Впрочем, что именно может Лади, зависело от обстоятельств. Летать, не дышать под водой, вызывать духи умерших, телепатически общаться с Сириусом…
Короче, когда Моду назвал его «бозогоном», Барт абсолютно искренне уточнил:
— Не «бозогон», а «борзогон». Борзой догон, то есть.
Моду минут пять беспрерывно хохотал, соглашаясь.
И вот этот борзогон, судя по всему, был последний, кто видел Мари и Лизу.
— Саиду, а где Лади? Пойдем, попробуем разбудить.
— Нет… — качнул головой кузнец. — Не получится. Надо ждать, пока сам проснется.
— Чего ждать? — хмуро спросил Барт. — Сейчас растолкаем, и все.
— Нет, — повторил кузнец. — Сейчас не проснется. Может, завтра, может, через пару дней.
— Я его пинками подниму, — грозно пообещал Барт. — Веди!
Кузнец пожал плечами и провел гостей в темную комнату глиняного дома с крышей из просяной соломы, некоего подобия «домика для гостей».
Борзогон недвижно лежал в углу. Если бы не едва слышное дыхание, от которого легонько подрагивала прилипшая к верней губе былинка, его вполне можно было принять за мертвого.
