Старых монахинь раздели и проткнули раскаленными железными прутами, так что все они умерли в страшных мучениях. Молодых монахинь насиловали на глазах друг у друга, причем за три дня пребывания солдат в общине каждая подверглась насилию от двадцати до тридцати раз. Потом, по-видимому, наскучив этой «забавой» или просто устав от нее, они набросились на монахинь в последнем приступе зверской ярости. Одним женщинам отрубали конечности, другим вспарывали животы, третьих нагими выгоняли на лютый мороз.
Небольшая группа монахов, шедшая в Лхасу, случайно столкнулась с ними и попыталась как-то помочь, отдавая женщинам свои одежды, стараясь поддержать в них огонек чуть теплившейся жизни. Однако отряд китайских солдат, тоже шедший в Лхасу, напал на них и расправился с монахами с такой дикой жестокостью, что об этом невозможно писать. Покалеченных и безнадежно изуродованных монахов разогнали нагими по морозу, пока они не умерли от потери крови и холода. Осталась в живых лишь одна женщина; она упала в канаву и спряталась под молитвенными флажками, которые китайцы сорвали с шестов. Долгое время спустя к месту чудовищной расправы подошел этот лама с мальчиком-послушником, и вдвоем они услышали из уст умирающей монахини всю эту историю.
О! Рассказать бы Западному миру обо всех ужасах коммунизма, — думал я, но, как впоследствии убедился на собственной шкуре, на Западе невозможно ни писать, ни говорить правду. Все ужасы должны быть сглажены, на всем должен быть налет «благопристойности». А коммунисты разве «благопристойны», когда насилуют, калечат и убивают? Если бы на Западе прислушались к достоверным рассказам тех, кто перенес эти мучения, им наверняка удалось бы уберечь себя от подобных ужасов, ибо коммунизм коварен, как раковая опухоль, и пока люди готовы думать, что этот чудовищный культ — всего лишь иное политическое течение, до тех пор народам мира угрожает реальная опасность. Как человек, много выстрадавший, я сказал бы — покажите людям в печати и в зримых образах (пусть самых чудовищных), что творится за «Железным занавесом».
Пока я размышлял над всем этим, лихорадочно блуждая взглядом по раскинувшейся передо мной долине, ко мне в комнату вошел, опираясь на палку, сгорбленный старец. Лицо его было покрыто морщинами — следами страданий, — на выдающихся скулах кожа была туго натянута, словно высушенный пергамент. Я увидел, что он слеп, и встал, чтобы подать ему руку. Его пустые глазницы пылали огнем, а движения были неуверенными, как у тех, кто ослеп недавно. Я усадил его рядом с собой и ласково взял за руку, думая о том, что на этой оккупированной земле мы уже ничем не сможем облегчить его страданий и унять боль в его воспаленных глазницах.
Он терпеливо улыбнулся и сказал:
— Ты хочешь знать о моих глазах, Брат. Я пребывал на Священной Дороге, простираясь ниц у Гробницы. Вставая на ноги, я поднял глаза на Поталу, и, к моему несчастью, на линии моего взгляда оказался китайский офицер. Он обвинил меня в том, что я посмотрел на него заносчиво и даже оскорбительно. Меня привязали веревкой к его машине и поволокли по земле на площадь. Туда же согнали толпу зрителей, перед которыми мне вырвали глаза и швырнули в лицо. На моем теле, как ты наверняка заметил, множество полузаживших ран. Люди привели меня сюда, и я рад тебя приветствовать.
Я ахнул от ужаса, когда он раскрыл свои одежды, ибо его тело было сплошной открытой раной после того, как его волокли по дороге. Я хорошо знал этого человека. Еще будучи послушником, я изучал под его руководством вопросы разума. Я знал его и тогда, когда стал ламой, ибо он был одним из моих воспреемников. Он был в числе тех лам, с которыми я спустился в глубокие подземелья Поталы, чтобы подвергнуться Церемонии Малой Смерти. Теперь он сидел рядом со мной, и я знал, что его смерть уже не за горами.
— Ты много путешествовал, многое увидел и испытал, — сказал он. — Теперь последним моим заданием в этой инкарнации будет помочь тебе окинуть взглядом с помощью «Хроники Акаши» жизнь некоего англичанина, страстно желающего покинуть свое тело, чтобы ты мог в него перебраться. Ты увидишь лишь разрозненные фрагменты, ибо на это уходит много энергии, а сил у нас обоих немного.
Помолчав, он продолжил с легкой улыбкой:
— Это усилие положит конец моей нынешней жизни, и я рад, что имею возможность поставить себе в заслугу это последнее задание. Благодарю тебя, Брат, за эту возможность. Когда ты вернешься из астрального путешествия, рядом с тобой будет мертвец.
«Хроники Акаши»! Какой это удивительный источник знаний! Как трагично, что люди вместо возни с атомными бомбами не занимались исследованием ее возможностей. Все, что мы делаем, все, что происходит, неизгладимо запечатлевается в Акаше, этом таинственном носителе информации, насквозь пронизывающем всякую материю. Каждое движение на Земле от самого ее зарождения открывается глазам тех, кто должным образом подготовлен. История всего мира лежит перед теми, чьи глаза раскрыты. Древнее пророчество утверждает, что после окончания этого столетия ученые смогут использовать «Хроники Акаши», чтобы заглянуть в историю. Интересно было бы узнать, что на самом деле сказала Антонию Клеопатра, каковы в действительности были знаменитые высказывания мистера Глад стона. Лично мне было бы очень приятно увидеть физиономии моих критиков, увидевших, какими они оказались ослами, и вынужденных в конечном счете признать, что я писал правду, но как это ни прискорбно, к тому времени никого из нас здесь уже не будет.
Но можем ли мы яснее рассказать, что такое Хроники Акаши? Все происходящее «запечатлевается» в этом носителе информации, который пронизывает насквозь даже воздух. Стоит раздаться какому-нибудь звуку или начаться какому-либо действию, как он уже там на вечные времена. С помощью соответствующих инструментов видеть ее может всякий. Рассмотрим ее в категориях света или тех колебаний, которые мы называем светом и зрением. Свет распространяется с определенной скоростью. Как известно любому ученому, ночью мы видим звезды, которые, возможно, уже давно не существуют. Некоторые звезды удалены от нас настолько, что их свет, достигший нас только сейчас, начал свой путь еще до зарождения Земли. Мы не можем узнать, что та или иная звезда погасла около миллиона лет назад, поскольку ее свет будет доходить до нас, возможно, еще миллион лет. Легче будет вспомнить о звуке. Мы видим вспышку молнии и спустя некоторое время слышим гром. Причиной этого отставания является запаздывание звука. Так вот, именно запаздывание света делает возможным существование инструмента, которым можно воспользоваться, чтобы заглянуть в прошлое.
Если бы мы могли мгновенно переместиться на планету, отдаленную настолько, что свету понадобится год, чтобы преодолеть расстояние до нее от планеты, которую мы только что покинули, то там мы увидели бы свет, ушедший в путь год назад. Если бы мы располагали пока еще воображаемым сверхмощным, сверхчувствительным телескопом, который можно было бы навести на любой участок поверхности Земли, мы бы увидели там события годичной давности. Окажись мы способными переместиться с телескопом на планету, удаленную от Земли на расстояние в миллион световых лет, мы увидели бы Землю, какой она была миллион лет назад. Перемещаясь все дальше и дальше, разумеется мгновенно, мы бы в конечном счете достигли точки, из которой увидели бы момент зарождения Земли и даже Солнца.
Именно это и способствует созданию Хроник Акаши. В результате специальной подготовки мы можем переместиться в астральный мир, где нет ни времени, ни пространства, где вступают в силу иные «измерения». И тогда человек видит все. Иное Время и Пространство? Ну, в качестве простейшего примера предположим, что у нас есть одна миля тонкой нити, хотя бы обычной швейной. Вам надо переместиться из одного конца в другой. По земным законам мы не можем ни пройти сквозь нить, ни обойти ее по окружности. Придется проделать весь путь в милю вдоль одной стороны нити и еще одну милю — вдоль ее другой стороны. Такой путь долог. В астрале же нам надо только переместиться сквозь нее. Пример прост, но перемещение сквозь Хроники Акаши столь же просто, если знаешь, как это сделать!
Хроники Акаши нельзя использовать для недобрых целей, их нельзя использовать для получения сведений, могущих повредить другим. Нельзя также без особого разрешения разглядывать и в дальнейшем обсуждать личные дела человека. Можно, разумеется, видеть и обсуждать вещи, по праву принадлежащие истории. Сейчас же я собирался увидеть фрагменты личной жизни другого человека и после этого окончательно решить, стану ли я перебираться в другое тело вместо своего. Мое быстро приходило в негодность, и для того, чтобы исполнить стоящее передо мной задание, мне надо было иметь тело, которое помогло бы мне преодолеть трудные времена, пока я не заменю его молекулы своими.
