2. Клянусь сочетать мудрость с любовью.
3. Клянусь изучить все дхармы.
4. Клянусь служить всем Буддам.
5. Клянусь достигнуть высшего просветления.
Идеалом школы сингон является достижение состояния будды в нынешней жизни и в нынешнем теле. Госпожа Судзуки резюмирует эту концепцию в «Коё Сан» следующим образом: «Главная мысль заключается в том, что существует одна Абсолютная Реальность, и всему: буддам, бодхисаттвам, людям, ангелам, растениям и другим сущностям — присуще латентное состояние будды, и просветления можно достичь через применение на практике Трех Секретов. Всё и вся составляют единое целое с этой Абсолютной Реальностью, Дхармакаей[70], и когда это Единство становится осознанным, познается Истина и прекращается страдание».
Согласно этой концепции, состояние будды достигается отнюдь не посредством утомительного процесса развития, а прорывом сквозь стены иллюзии. Это идеал сингона — сокусиндзёбуцу[71]. И не так уж сильно она отличается от абсолютизма европейских мистиков, эта вера в познание истины и в то, что познанная истина непременно сделает людей свободными. Большинство восточных мистиков прочувствовало тайну Богосознания. Они осознали возможность отождествления с универсалиями через экстаз или возбуждение, возникающее от размышления о качествах или атрибутах божественной субстанции и божественной сущности.
Кобо Дайси преподавал нечто вроде теургии[72], по существу не отличавшейся от теургии неоплатоников, поскольку он сам, подобно александрийским философам, был образованным и благородным мыслителем. Подобное убеждение в своей чистейшей форме выходит из пределов понимания среднего человека, так что приверженцам этой веры неизбежно приходилось полагаться более всего на ритуальные средства и ограничиваться лишь смутным представлением о духовных целях. Несмотря на то что его учения на практике слегка отступали от их возвышенных теорий, Кобо Дайси имеет полное право на признание его учителем-посвященным. Он открыл путь тем, у кого были мудрость, мужество и любовь для того, чтобы бескорыстно служить свету, сияющему в сердце человека и в сердце мира.
Японский буддийский святой и реформатор, принявший имя Нитирэн, родился в семье бедного рыбака 30 марта 1222 года. С детства он обладал серьезным и мистическим складом ума, и созданная им впоследствии доктрина обнаруживала сильное влияние детского созерцания солнца и моря. Дивное дневное светило было для него вечным символом вселенского света истины. Совершенная религия должна быть подобна солнцу, сияющему в сердцах всех людей и приносящему со своим теплом блаженство физической безопасности, расширения умственных способностей и абсолютного покоя сознания.
И у великого океана тоже нашлось свое откровение для этого странного, восприимчивого мальчика. То было не подверженное действию приливов и отливов море Доктрины, глубокое, как мудрость веков, безбрежное, как представление Будды о космическом плане и такое же непостижимое, как работа человеческого сердца. Размышлять о солнце и море значило забыть все мелочное. Мелкие планы ничтожных людишек больше не имели никакого значения. Цель человека поглощалась целью вселенной, и в конце были только свет, покой и вечное безмолвие, плавное течение которых длилось бесконечными веками.
Когда Нитирэну исполнилось двенадцать лет, он стал учеником секты сингон, проходя ученичество у почтенного настоятеля монастыря Додзэм-бо. Прекрасный от природы характер мальчика преобразовал чудесный символизм и обрядность школы сингон в чистое и святое рвение. Он делал столь стремительные успехи в буддийской философии, что уже в шестнадцать лет был посвящен в духовный сан. Именно в это время он выбрал религиозное имя Нитирэн, означающее Лотос Солнца. Считают, что на выбор им имени оказала влияние история, рассказанная ему матерью. Как раз перед зачатием сына эта добродетельная женщина видела чудесный сон о белом лотосе, над которым плавало сверкающее солнце.
Подобно большинству религиозных лидеров, Нитирэн явился своему народу во времена исключительных бедствий и страданий. Истекающую кровью от монгольских набегов Японию раздирали на части еще и внутренние противоречия, военные и политические. Голод, эпидемии чумы и землетрясения несли с собой ужас и опустошение. Нитирэн, всегда остававшийся в душе простым крестьянином, страдал вместе с рядовым человеком и ради него. Он решил отыскать способ донести утешение буддийского мистицизма до тех неграмотных и необразованных людей, которые вынуждены нести на себе бремя мировой скорби.
Нечто очень глубокое и мудрое в душе молодого священника подсказывало ему, что истина вовсе не сложна, а бесконечно проста. И именно из-за этой бесконечной простоты истинный путь Будды был скрыт от ученых. Затерянная где-то среди проповедей и бесед Будды и его ближайших архатов, должна была существовать одна Сутра, заключавшая в себе самую суть всех учений Просветленного. Нитирэн знал, что явился в этот материальный мир, чтобы найти эту «царственную Сутру», которая господствовала над всеми Священными писаниями.
Вознеся идущие из глубины души горячие молитвы Кокудзо Босацу[73], божеству, следящему за мудростью учения, Нитирэн предпринял паломничество к различным святыням, храмам и школам японского буддизма в поисках «царственной Сутры». Его путешествие продолжалось шестнадцать лет; он учился у главных мастеров своего времени. К тому же он включил в свою программу детальное изучение философии китайских буддистов. Эти занятия позволили ему оценить многочисленные священные книги, сравнить достоинства и недостатки различных учителей и их школ.
В конце концов Нитирэн остановил свой выбор на «Саддхармапундарика-сутре» («Священное писание Лотоса Совершенной Истины») как содержащей самое полное изложение подлинного буддизма. Слова святого резюмируют его взгляды: «Тому, кто знает, что Лотос Истины — царь всех писаний, известна истина религии». Решив, что открыл «царственную Сутру», Нитирэн посвятил всю свою жизнь изучению и пропаганде учения, которое она содержала. Он представил три эзотерических принципа, которые суммировали всю суть чистой веры. Первым из этих принципов было Святое Имя.
Ранним утром 17 мая 1253 года Нитирэн стоял один на вершине горы. Его взгляд, обращенный к солнцу, следил, как оно поднималось из темно-синего таинства океана. И тогда он впервые произнес нараспев формулу Великой Убежденности: «Наму Мёхо Рэнгэ Кё»[74], что означает «да поклонимся Священному писанию Лотоса Совершенной Истины». Это была мантра, присущая только его ордену, и его монахи, жрецы и пилигримы повторяли ее нараспев почти семьсот лет. Это могущественные слова, обладающие особенным достоинством. Выговаривая нараспев священное имя, человеческое существо сливается в сознании с «царственной Сутрой» и самим владыкой Буддой.
Возможно, среднему жителю Запада трудно понять значение того, что представляется всего лишь словесной формулой, но мы должны помнить, что настоящий мистицизм — это внутреннее открытие, почти совсем не поддающееся определению на языке физического опыта. Вполне достаточно жеста руки, мантры, нескольких нот, взятых на лютне, присутствия святого предмета или дерева, одиноко растущего на каком-нибудь скалистом утесе. Слова, объяснения и слишком длинные доказательства ничего не добавляют. Они только разрушают тончайшую субстанцию отрешенности от мира, вызванную восторгом Святого. «Наму Мёхо Рэнгэ Кё» есть Великая Убежденность. Она скрывается за произнесенным словом; она вдохновляет песнопение; она призывает надежду и благородное стремление к истине. Она осуществляет удивительную работу Закона, ибо те, кто выявляют ее, принадлежат ей, разделяют ее и достигают ее исключительно благодаря преданности.
Пастырство Нитирэна было отягощено всеми лишениями и гонениями, с которыми обычно сопряжен жизненный путь религиозного лидера. Его политические враги в 1261 году изгнали его, но он использовал это как возможность проповедовать в месте ссылки. Его помиловали в 1263 году, после чего была предпринята попытка убить его, а позже, в 1271 году, он был приговорен к казни через обезглавливание. Чудом избежав смерти, он продолжал жить, подвергаясь крайней опасности, и был сослан вторично на уединенный остров Садо в северной части Японского моря, где сильно страдал от холода и голода. Он пробыл на Садо около трех лет, после чего ему разрешили вернуться домой. Последние годы жизни он провел в безлюдных лесах Минобу в полуразвалившейся хижине в шесть футов в длину и ширину (1,8x1,8 м) в дальней горной крепости. Изнуренный более чем тридцатилетней борьбой и нищетой, Нитирэн вошел в нирвану 14 ноября 1282 года. Он ушел из этой жизни в окружении читающих нараспев молитвы учеников и в состоянии абсолютного внутреннего и внешнего спокойствия.
