Если ребенок болел рахитом, был слабеньким, со стариковскими морщинами на теле, у него был большой (копылом) живот, ножки и ручки тоненькие, то такая болезнь называлась «собачья старость». Если такого ребенка не могли вылечить, то его «перераживали». Приходила бабка-повитуха, принимавшая его роды. Она заставляла мать переживать состояние, в котором та была при родах, и в мыслях воображать образ ребенка рожденным не таким, каким он сейчас есть, а родившимся заново – здоровым. Мать вставала на место, где его рожала, а повитуха протаскивала больного через ворот материнской рубахи, пришептывая: «Род-род, перерод, чтобы был здоровый род! Дитя подаю, а собачью старость гоню! Вот тебе дитя белого, здорового!» Мать должна была тужиться и напрягаться, вспоминая боль и тяжесть родов, кричать и плакать. Если мать испытывала то, что ей предлагала целительница, то она принимала ребенка, прижимала к груди и кормила.
Если у ребенка был «сушец» (слабость и усыхание), чтобы он не стал сухотником и силу набрал – его «перепекали». Бабка-знахарка закутывала ребенка в одеяло (в мокрое полотенце, тесто), клала на широкую деревянную лопату и три раза засовывала в теплую печь (на легкий жар), с приговором: «Огонь, огонь, кости свари, дитя укрепи, дитя оживи!» В это же время, когда больного перепекали, мать должна была переступать через порог, в своем воображении мысленно представлять образ своего ребенка здоровым и переговариваться с бабкой: «Что перепекаешь, что в печь сажаешь?»– «Сушец да родимец!» – «Пеки-перепекай, век бы не было!». Знахарка, еще не снимая ребенка с лопаты, приказывала поймать щенка и посадить его под плетуху, за своей спиной. Когда это делали, тогда знахарка говорила: «Перепекла младенца Андрея, выпекла из него собачью старость – на здоровую младость! На собачью старость дую и плюю, а младенца Андрея целую и люблю!» Потом, обратясь спиной к младенцу, начинала плевать и дуть на щенка, а затем три раза целовала ребенка. После этого на плетухе, под которой лежал щенок, купала ребенка в теплой воде, настоянной на соломе, поднятой с перекрестка дорог. Искупав ребенка, щенка выгоняла из избы, приговаривая: «Иди ты, собака, и разноси свою собачью старость от младенца Андрея по буграм, по лугам, по буеракам, по оврагам, по пашням, по лесам, по садам, по кустам и прочим местам, чтобы твоя старость не сушила младенца Андрея и не крушила его отца с матерью!» На младенца надевали новую сорочку, а старую сжигали в печке и золу развеивали по воздуху, вода же, которая оставалась от купанья, выливалась под печку. Потом бабка брала младенца на руки, подносила его к печке, поднимала три раза вверх, приговаривая: «Будь теперь, мой внучек, со столб вышины, с печь толщины!» – и передавала младенца матери. И лечение заканчивалось.
Если ребенок был «седун» (или «седа») – долго не вставал на ножки и головку не держал, то его купали в отваре из соломы, набранной на вечерней заре из трех пелен чужих домов, где здоровые дети. Потом весной, когда выходили в первый раз в поле сеять, выносили больного ребенка в поле и сажали посреди пашни. Родители, представляя в мыслях, как их ребенок стоит на ножках, словно возросший стебель нового урожая, сеяли кругом него зерно и говорили: «Ты, житце, расти, а ты, дитятко, ходи! Как колосу вырастать, так дитятку стоять!»
Когда ребенок долго не говорил (это могло быть и от испуга, от сильного ушиба, а также от различных болезней: сухотки, золотухи…), то пекли хлебы. Ставили всходить тесто, а ребенка сажали под дёжу и наговаривали: «Как тесто закиснет, запыхтит, так дитя заговорит! Как моим хлебам всходить, так моему дитю ходить!»
Из дёжи вынимали тесто и пекли хлебы. Представляя, что ребенок становится здоровым, его умывали над дёжей святой водой руками, которыми смазывали поделанные хлебы.
Есть болезни, при лечении которых сельские бабки-лекарки входят в образ другой личности или существа, что помогает им концентрировать свою эмоциональную, психическую энергию и направлять ее на больного. Одна из таких болезней – грыжа. Под грыжей подразумевается не только сама эта болезнь, но и всякая другая – беспокоящая человека. По словам деревенских лекарок, при лечении грыжи они забывают себя (свое «я»), становятся как бы другими и чувствуют прибавление сил и своих целительских возможностей. Бабки-лекарки во многих случаях безошибочно определяют болезнь, больной орган, беспокоящий человека, даже когда нет видимых признаков, указывающих на это. По незаметным для обычного человека признакам они точно предугадывают состояние больного и начинают лечение, которое чаще всего ставит больного на ноги.
По словам бабок-лекарок, видят они болезнь внутренним зрением, а лечение подсказывает им внутренний голос – в виде некоего озарения и предчувствия. Вот как о лечении грыжи рассказывает целительница из архангельского Заонежья В. В. Таразанова:
«Грыжи загрызали сразу, как ребенок родится. Есть много грыж: кила-грыжа, тазоточеная, отрочная, сердечная, кровяная, пригнойная, водяная, золотная, истовая, пуповая, паховая, мошоночная, тильеная, позвоночная, кильеная, жильная, десная, поясовая, запятная, костяная, сосцовая, родимая, привязная, ветряная; грыжа есть в становой кости, в пуповой жиле, в руках и ногах; есть они заноготные и чищальные, родовые и напускные…
Грыжи заговаривали. Возьмут чашку с материным грудным молоком или масло сливочное, только свежее, после коровки, возьмут острый ножик. Двери все закроют и встанут перед иконкой здесь. Крестят ножом поверх молока или масла и говорят: «Сама мати родила, сама мати носила, сама помогать будет. Аминь!» Покрестят ножом, а потом помажут так вот у ребеночка двенадцать грыж: здесь вот пупик, тут помажут мошоночку, тут помажут в паху, ручки помажут в запястье, ножки помажут, тут пяточки, за ушками обязательно… И если это масло, то сюда на язычок дают; грудное молоко тоже в ротик.
Я-то сама двенадцать грыж знала. Со всего селения ко мне ходили лечить. Заговаривала я и загрызала грыжу: «Господи Боже, благослови! Стану я благословясь, пойду перекрестясь из избы дверьми, из двора воротами. Пойду в чистое поле, загляну за тридевять земель и за тридевять морей. Там на окиян-море, в широком раздолье ходит щука бела, зубы укладны, хвост булатный. Поедает-пожирает белые камни. Приди, щука, к рабу божьему Ване и выгрызи у дитя грыжу своими золотыми, укладными зубами, своими булатными плавниками, своими острыми чешуями. Испустись, грыжа, к поясу и выйди мочью и шулями – на дресвян камень. Поживи три часа денных и пойди, грыжа, на пустое место, где солнце не огревает, где люди не ходят, не бывают, где птицы не летают, где звери не забредают. Пойди, грыжа, за быстрые реки, пойди, грыжа, за гремучие ручьи! Будьте мои слова замком замкнуты, ключом заперты – во веки веков!»
Определяем грыжи по разному. Если, к примеру, у мальчика в мошонке одно яичко больше, а другое меньше, то это уже, значит, мошоночная грыжа. Если пупочек гноится, в нем дырочка – это пуповая грыжа. Тогда пупочек загрызаем зубами через платочек, легким прикусом, три раза, с наговором. А лечили горючей серой. Берем серу с сосны или пихты, растопляем ее в печи и сырого яичка добавляем, все это разболтаем и мажем сосочек на груди матери. Ребенок сосет грудь, и вместе с молоком сера попадает. Помогает и грыжная трава, зовется она еще «венерины волосы», ее в начале июня собираем на болотах, потом сушим, делаем настойку и заговариваем для питья. Я кому только не загрызала – и грыжи не стало, родовой пупок весь втянуло».
А вот что рассказывала Н. Ф. Морозова из города Рудня Смоленской области. «Ребенка грызет грыжа, он не спит, мается, ножками сучит, плачет. Мой мальчик, месяца три ему было, кричал день и ночь. Пупова грыжа у него, пупик висел большой, как от куриного яйца желток. Повитуха-бабка приходит ко мне: „А вот я его вылечу“. Распеленала она мальчика и давай лечить. Вот она взяла теплую воду, обданную на дресве, и наговаривает: „Бабушка Аникидушка у Пресвятой Богородицы грыжу заедала медными щеками, железными зубами. Так и я заедаю у раба божьего младенца“. Наговаривает, а сама безымянным пальцем водичкой помывает против того места, где грызет. Пупик трижды перекрестила, пеленочкой прикрыла, и стала рычать, и касается пупика зубами, будто грызет. И вот пупик после нее стал чернеть и опадать. И через десять дней совсем худое пропало, все хорошо сделалось».
В народе верят, что испуг (в просторечии «исполох» или «переполох») может быть наведен на взрослого человека или ребенка случаем. Например, от грозового грома-молнии, от жуткого сновидения, от неожиданного страха, происшедшего в темном месте. Этот вид хвори у взрослых выражается общим недомоганием, а у детей – повышенным нервным возбуждением, беспричинным страхом, иногда расстройством речи, пучением живота, бессонницей.
Существуют различные способы лечения и снятия этой хвори. Измеряют ниткой длину больного ребенка в рост, ширину тела по протянутым в стороны рукам и головку в окружности; срезают ногти на руках, ногах и часть волос на голове. Все это вместе с ниткой, которой производились измерения, засовывают в круглое отверстие, просверленное в глухом конце дверной лутки, и сверху забивают осиновым колышком. При этом читают заговор: «Как этому глухому концу дверей не отворяться, так переполоху не оставаться: я же его осиновым колом забиваю и своими устами заклинаю. А всему этому делу будет конец». Переполох снимается также «пересеканием» двенадцати прутиков из веника топором у порога дома или «вымыванием» – ставят миску с водой последовательно на голову больного, на живот, на ноги и каждый раз вливают в нее растопленный освященный воск. По образовавшимся фигурам в воде заключают о причине болезни.
