В других источниках говорится, что на самом деле никакого чудесного или волшебного рождения не было. Просто Лао Цзы (Лао-цзы) пришел в Китай из Индии. Как там сказано — Мастер Лао Цзы (Лао-цзы) пришёл в Китай из Индии, отбросив свою историю, он предстал перед китайцами совершенно чистым, без своего прошлого, как будто заново рождённым. Но неким другим сакральным источникам Лао Цзы (Лао-цзы) пришел не из Индии, а с Севера. Почему такие сложности и метаморфозы? А надо знать отношение к чужеземцам в Китае.
Китайцы, которые называли свою страну Чжун-го, «Срединная империя», и были уверены в том, что она является средоточием Вселенной, навсегда сохранили это горделивое чувство своей исключительности и превосходства над всеми. Оно настолько укоренилось в сознании народа, что его не смогли поколебать никакие более поздние контакты с другими цивилизациями. Малейший намек на опасность проникновения иноземных идей или иноземных изделий вызывал в древнем Китае бурную реакцию. (Мень А. История религии).
Мень пишет о более позднем времени, но представьте, насколько более строгие традиции были во время Лао Цзы (Лао-цзы).
В традиционном китайском представлении, чужеземец не только не смог бы создать одно из кардинальных учений, чужеземец вообще не мог создать ничего серьезного, и относиться к нему следовало бы с презрением. Поэтому пришедший с Севера (или с Юга, или с Запада) Некто должен был «родиться» в Китае. А так как он уже был старцем, то «родился» «старый ребенок» и называть его стали Лао Цзы (Лао-цзы).
Почему Китай? Именно в Китае в то время была оптимальная философская среда создания, формирования и распространения нового учения. Причем опять же, в самом оптимальном его виде. И как мы видим, все это и произошло именно так.
Написав книгу, Лао Цзы (Лао-цзы) покинул Китай. Факт его смерти не зафиксирован. Выдвигаются разные гипотезы тому, почему он оставил достаточно высокий пост (в его краткой биографии сказано, что он был историографом-архивариусом при императорском дворе) и ушел. Как сказано в его биографии, в преклонном возрасте он отправился из страны на запад. Когда он достиг пограничной заставы, то её начальник Инь Си попросил Лао Цзы (Лао-цзы) рассказать ему о своём учении. Лао Цзы (Лао-цзы) выполнил его просьбу, написав текст Дао Дэ Цзин (Канон Пути и его Благой Силы). Одна из таких гипотез: Видя упадок династии Чжоу, Лао Цзы (Лао-цзы) покинул двор и отправился на запад с целью навсегда покинуть Китай. По всей видимости, оптимальное время создания учения закончилось и настало время распространения учения. И как показывает история, автор учения при этом должен уйти (и на примере Лао Цзы (Лао-цзы) не обязательно в небытие, а просто уйти с некой территории).
Но почему созданное учение Лао Цзы (Лао-цзы) формирует (пишет книгу) фактически случайно и оставляет это учение фактически случайному человеку? Но для того, чтобы написать книгу Из 5000 иероглифов, требуется значительное время. И Инь Си в некоторых источниках называют учеником Лао Цзы (Лао-цзы). По всей видимости, книга создавалась все время и написана была не в спешке, а в соответствии с правилами каллиграфии. И оставил он ее явно не случайному человеку, а ученику. Но на границе. Перед тем, как покинуть Китай. Почему?
А потому, что было конфуцианство. По определению Л. С. Васильева: «Не будучи религией, в полном смысле этого слова, конфуцианство стало большим, нежели чем просто религия. Конфуцианство — это также и политика, и административная система, и верховный регулятор экономических и социальных процессов, — словом, основа всего китайского образа жизни, принцип организации китайского общества, квинтэссенция китайской цивилизации».
Далее по Васильеву:
Идеология конфуцианства в целом разделяла традиционные представления о небе и небесной судьбе, в частности, изложенные в «Ши цзин». Однако в условиях широко распространившихся сомнений о небе в VI в. до. н. э. конфуцианцы и их главный представитель Конфуций делали упор не на проповедь величия неба, а на страх перед небом, перед его карающей силой и неотвратимостью небесной судьбы.
Конфуций говорил, что «все первоначально предопределено судьбой и тут ничего нельзя ни убавить, ни прибавить» («Мо-цзы», «Против конфуцианцев», ч. Н). Конфуций говорил, что благородный муж должен испытывать страх перед небесной судьбой, и даже подчеркивал: «Кто не признает судьбы, тот не может считаться благородным мужем».
Конфуций почитал небо как грозного, всеединого и сверхъестественного повелителя, обладающего при этом известными антропоморфическими свойствами. Небо Конфуция определяет для каждого человека его место в обществе, награждает, наказывает. (При этом, как бы человек не развивался, его место в обществе не меняется, если на то, не будет воли вышестоящего, — ОШ).
Конфуций — это умозрительный социальный идеал, назидательный комплекс добродетелей (тормозящих развитие человека, — ОШ). Этот идеал становился обязательным для подражания, приблизится к нему было делом чести и социального престижа, особенно для тех представителей высшего сословия ученых-чиновников, профессиональных бюрократов-администраторов, которые с эпохи Хань (III в. до н. э.) стали управлять китайской конфуциальной империей.
Конфуций стремился создать идеал рыцаря добродетели, боровшегося за высокую мораль, против царившей вокруг несправедливости. Но с превращением его учения в официальную догму на передний план выступила не суть, а внешняя форма, проявлявшаяся в демонстрации преданности старине, уважения к старым, напускной скромности и добродетели. В средневековом Китае постепенно сложились и были канонизированы определенные нормы и стереотипы поведения каждого человека в зависимости от занимаемого места в социально-чиновничьей иерархии. В любой момент жизни, на любой случай, при рождении и смерти, поступлении в школу и при назначении на службу — всегда и во всем существовали строго фиксированные и обязательные для всех правила поведения. В эпоху Хань был составлен свод правил — трактат Лицзы, компендиум конфуцианских норм. Все записанные в этом обряднике правила следовало знать и применять на практике, причем тем старательнее, чем более высокое положение в обществе человек занимал.
О встрече двух мудрецов в своих «Исторических записках» пишет Сыма Цянь: «Конфуций отправился в Чжоу, чтобы осведомиться о ритуале у Лао-цзы. Лао-цзы сказал: «Того, о чем вы спрашиваете, уже почти не осталось. Так от человека остается гниющий труп и когда-то произнесенные речи. К этому добавлю: в благоприятные времена совершенномудрый разъезжает на колеснице, а в неблагоприятные — ходит пешком с тяжкой поклажей. Я слышал, что хороший торговец прячет подальше свои товары, как будто у него ничего нет, а совершенномудрый, обладающий многими добродетелями, внешне стремится выглядеть глуповатым. Отбросьте вашу заносчивость и необузданные желания, откажитесь от напыщенных манер и низменных страстей — все это не принесет вам пользы. Вот и все, что я хочу вам сказать». Конфуций потом говорил ученикам так: «Я знаю, что птица умеет летать, что рыба умеет плавать, а дикий зверь умеет бегать. Бегающих можно поймать в капкан, плавающих выловить сетью, летающих сбить стрелой. Что же касается дракона, то я не могу понять, как он, оседлав ветер и пронзая облака, устремляется к небесам. Я сегодня виделся с Лао-цзы, который подобен дракону!».
Таким образом, Дао Дэ Цзин явно противоречил конфуцианству и при наличии в Китае Лао Цзы (Лао-цзы) появление этого учения не было бы допущено. Но и отказаться от Великого Учения китайцы тоже не могли. Нельзя отдать Великое, ибо будешь лишен его. А Лао Цзы уже покинул страну, тем самым дав возможность распространения учения (ибо с уходом Лао Цзы (Лао-цзы) прямой угрозы конфуцианству уже не было, а учение осталось).
И еще раз повторю — местом создания должен был быть именно Китай, именно там было благоприятно и оптимально создать учение. И именно конфуцианство, будучи полярной средой, но исключительно способствующей философским изысканиям, и послужило той «почвой», на которой «взошло» учение Лао Цзы (Лао-цзы).
