Хотелось бы сказать несколько слов и об Умберто Гомесе, нашем мудром, как Мерлин, проводнике в стране майя.
Умберто шестьдесят с лишним лет, но выглядит он как человек, которому едва дашь пятьдесят. Это невысокого роста, очень стройный и подвижный человек с аристократическими замашками и манерами, что, впрочем, вполне естественно, если учесть, что он потомок знатного рода испанских идальго.
Первые два дня нашего путешествия он был тих и спокоен — вежливый, обаятельный, обходительный, всегда готовый прийти на помощь, но при этом замкнутый и бесстрастный.
Однако на пути к пещерам Баланканче обычно молчаливый Умберто изменил своей манере. Я знал, что он по образованию археолог, а теперь узнал, что он не только невероятно эрудированный человек с огромными познаниями в области археологии, но что именно он, Умберто Гомес, в молодости открыл эти пещеры. К тому моменту, когда мы прибыли в Баланканче и въезжали на парковочную стоянку, я понял, что ему об этом месте известно гораздо больше, чем всем другим людям.
Несмотря на то что дорога в Баланканче заняла несколько часов, мы приехали туда слишком рано: музей, как и сами пещеры, был еще закрыт. Пока мы ждали, я попросил Умберто рассказать о своем открытии.
Мы сгрудились вокруг нашего проводника, горя нетерпением услышать его рассказ. И Умберто, сначала извиняющимся тоном, а потом со все большей страстью и красноречием начал воскрешать перед нами свой многолетний и поистине невероятный жизненный опыт. Это была первая из тех многих историй, которыми Умберто услаждал наш слух во время духовного паломничества по Юкатану. Рассказчик он был поистине замечательный.
Умберто было двадцать с небольшим лет и он изучал археологию, когда однажды набрел на маленькую, с грязными стенами пещерку, расположенную неподалеку от его дома. Никому не сказав о своей находке, он сделал эту пещеру своим тайным убежищем, куда приходил, чтобы помедитировать или просто побыть наедине с самим собой.
Для Умберто пещера была магическим местом, хотя ничего особенного в ней не было — ничего такого, что могло бы навести на мысль, что у этой пещеры древне-майянские корни. Это была просто пещера, но его пещера, и он продолжал приходить сюда в течение многих лет.
И вот однажды (это было в 1959 году) что-то побудило Умберто взять и начать простукивать часть стены внутри пещеры; к его удивлению, за ней оказалась пустота.
Эта стена была покрыта теми же природными осадками и отложениями, что выходили здесь на поверхность земли в течение миллионов лет, а потому она ничем не отличалась от прочих стен пещеры. Но когда Умберто раскопал слой земли, облепивший стену, под ним он обнаружил знакомые кирпично-известковые остатки древней майянской стены. Представьте себе его волнение, когда он, осторожно удалив несколько камней, пролез сквозь образовавшуюся брешь в огромную, неизвестно куда ведущую подземную каверну, начинавшуюся по ту сторону стены.
В полном одиночестве Умберто продолжал бродить по, казалось бы, бесконечным коридорам и проходам, проложенным в скале. И там он нашел нечто невиданное и неслыханное, не встречающееся ни в каких других местах страны майя, — он обнаружил разбросанные там и сям алтари, в которые были превращены сталактитовые и сталагмитовые колонны. Вокруг этих алтарей, совершенно нетронутые, лежали жертвенные подношения, сделанные, вероятно, тысячи лет назад. Все эти сотни глиняных горшков, орудий быта, изображений и ручных мельниц, преподнесенных некогда богу дождя Чаку, лежали там, куда их собственными руками поместили древние майя во время ушедших в небытие церемоний. Все эти долгие годы ни один из этих предметов не был доступен человеческому глазу и ни одного из них не касалась человеческая рука, поскольку пещера была тщательно скрыта от посягательств человека.
Умберто немедленно обратился к правительственным чиновникам и рассказал им о своей археологической находке — он надеялся, что те позаботятся о ее сохранности и примут все меры, чтобы защитить найденные предметы от разрушения или вандализма.
Обычно, когда в Мексике находят подобные захоронения, правительство изымает оттуда все ценные предметы и передает их музею. Но этот случай был особенным: как только ученые и чиновники, посетившие пещеру, осознали, сколь бесценны обнаруженные Умберто артефакты и сколь важно сохранить их в неприкосновенности, они тут же закрыли ее и поставили у входа охранников.
Поэтому все бесценные предметы и по сей день остаются неприкосновенными. Ни один из них не был сдвинут с места или перемещен; во всем комплексе была проложена лишь одна небольшая дорожка, двигаясь по которой посетители могли осматривать пещеру в ее первозданном виде, такой, какой ее открыли.
Однако, после того как пещеру посетили правительственные чиновники, по округе тут же пошел слух об удивительной находке, и на следующий день сюда явилась группа майянских старейшин и шаманов, которые заявили, что собираются войти внутрь и провести там церемонию. Умберто рассказывал об этом с веселой улыбкой. Майянцы, подчеркнул он, даже не спросили, будет ли им позволено войти в пещеру, не говоря уже о том, чтобы проводить там церемонию. Они просто пришли и заявили: «Мы сделаем то-то и то-то». На что правительство ответило: «Нельзя!»
Разгорелись нешуточные споры, которые продолжались до тех пор, пока правительство наконец не дало майянцам согласие на то, чтобы они провели свою церемонию, — однако при условии, что те позволят представителям администрации присутствовать на ней и делать снимки.
После этого споры разгорелись с новой силой. Наконец майя уступили, но поставили два условия: 1) каждый, кто войдет в пещеру, должен поклясться, что никому не расскажет об увиденном; 2) никто не имеет права покидать пещеру, пока не завершится церемония, а это означало, что там придется пробыть без воды и пищи двадцать четыре часа. Если же кто-то уйдет до окончания церемонии, то, предостерегли майянцы, они не несут никакой ответственности за те ужасные последствия, которые неминуемо последуют за этим.
На том и порешили. Майя и мексиканцы спустились во тьму подземелий и провели там церемонию, а когда сутки спустя появились на поверхности, то попали под проливной дождь. Это было знамение, которого так жаждали майянцы, знак того, что Чак, бог дождя, услышал их молитвы.
Умберто был одним из участников этой церемонии, посвященной Чаку, и никогда не забывал о его силе.
После Баланканче Умберто стал для нас настоящим кладезем знаний и информации по истории Юкатана и неисчерпаемым источником вдохновенных рассказов о тех местах, которые мы посещали. Однажды я спросил его, не расскажет ли он о той майянской церемонии в Баланканче, на что он ответил «нет». Он, мол, дал обещание. Это был единственный раз, когда он отказался ответить на вопрос.
В пещерах БаланканчеДо этого я ни разу не бывал в пещерах Баланканче, и они были мне совершенно не знакомы. Поэтому ни я, да и ни один человек в нашей группе не знал и даже не представлял себе, что именно нам предстоит испытать.
Начать хотя бы с того, что мы рассчитывали провести в пещерах Баланканче большую часть дня. Это было неизбежно, ибо охранники, в целях безопасности, пускали туда одновременно только десять человек. Лишь при таком количестве посетителей они могли бдительно следить за всеми присутствующими и гарантировать, что никто из них не присвоит какую-либо вещь и даже не прикоснется к ней.
Но Умберто сам принимал участие в наших первых церемониях, а потому убедился, с каким уважением и трепетом мы относимся к священным местам и самому народу майя. Он знал, что сами древние дали нам разрешение на приезд сюда. А поскольку именно он открыл это святилище, то использовал все свои власть и авторитет, чтобы добиться для нас исключения. И с гордостью сообщил, что нам разрешили заходить внутрь группами из двадцати человек.
Для нас это было свидетельством высокой чести и доверия. Но когда мы начали разделять группу на три меньших, Умберто убедил охрану оказать нам еще большее доверие и объявил, что мы можем войти в пещеру двумя группами по тридцать человек!
Я оказался последним в списке участников первой группы. С великим благоговением мы шли по извилистому проходу, проложенному в джунглях, ко входу в пещеру, коим оказалась огромная дыра, спиралеобразно уходящая в Землю. Птицы, вылетавшие из пещеры, и цветы, повсюду свисавшие со стен, — все они, казалось, в страхе склоняли свои головки. Что же касается меня, то волосы у меня на затылке буквально стояли дыбом.
Входить в пещеру было все равно что входить в лоно Матери Земли. Мое
сердце сразу же начало открываться. Это была совершенно непроизвольная реакция на присутствовавшие здесь энергии.
Мы продолжали погружаться в недра Земли, спускаясь в темноту все глубже и глубже. Я чувствовал, что это одно из самых священных мест, в которых мне когда-либо приходилось бывать. Мое сердце продолжало все больше и больше раскрываться. И я ничего не мог с этим поделать. Я видел и чувствовал, что то же самое происходит со всеми, кто шел передо мной.
