– Вам смешно, – расплакалась она. – А мы вещи выносим!
Убедившись, что с ним не шутят, встревоженный дежурный тут же по тревоге поднял наряд милиции. При виде патрульной машины, которая, включив сирену, мчалась по проселочной дороге, кому из встречных могло бы прийти в голову, по какому странному вызову спешат эти облаченные в официальные мундиры, вооруженные люди. Прибыв на место, группа тут же приступила к делу. Но сколь ни необычно и непохоже на другие оказалось это дело, сила стереотипов, выработанных многолетней практикой, оказалась сильнее. Вот почему первое, что сделали они, едва войдя в дом, это тщательно и привычно обыскали его от чердака до подпола. Искали они, однако, не таинственную силу, производящую беспорядок в доме и увидеть которую все равно было бы невозможно. Объект их поисков был куда реальнее и прозаичней – самогонный аппарат. Окажись он в доме, и все происходившее в нем тут же получило бы в глазах милиции полное объяснение. Ясное дело, если есть самогон, значит, хозяева пьют без просыпу и им покажется, что холодильник не то что падает, а под балалайку пляшет! А если так, то оштрафовать их, и все, чтобы впредь неповадно было!
Но на этот раз удача обманула милицию. Ни самогона, ни аппарата для изготовления его в доме не оказалось. Впрочем, следователь А. Редькин, которому начальство не иначе как в наказание за что-то поручило это неблагодарное дело, не терял надежды. Нужно поговорить с людьми, односельчанами, соседями Рощиных. По опыту он знал, кто-нибудь да таит на них зло или обиду. Кто-нибудь да даст ему ниточку, которую он искал и потянув за которую можно будет вытянуть все дело.
Увы, в итоге всех этих разговоров скрепя сердце ему пришлось внести в протокол констатацию, что Рощицы «не буянят и в пьяном виде по улицам не расхаживают».
Впрочем, у следователя оставалась еще одна карта, которая могла оказаться решающей, – двенадцатилетний внук хозяина Алеша. Не он ли устраивает исподтишка все эти дурацкие игры? Как и по предыдущей версии, никаких особых доказательств здесь и не требовалось.
Признается мальчик – сразу все и объяснится, не останется никаких недоумений. Нужно было только облегчить ему признание, объяснить, что, если сознается, его не накажут, ничего ему не будет. За годы работы следователь знал, что лучше всего «признаются» в милиции. Сама обстановка, надо думать, располагает там к «искренности».
При всяком другом раскладе ситуация была беспроигрышна. Но здесь в дело действительно, казалось, вмешалась нечистая сила. В поединке следователя с полтергейстом следователю раз за разом не везло. Вместо того чтобы сразу же признаться, Алеша, даже доставленный в милицию и помещенный в детскую комнату, упорно не желал признавать своей вины.
– Ты ведь мальчик смышленый, – убеждал его следователь – В школе хорошо учишься. Ты пойми, что все эти безобразия в доме, кроме тебя, делать некому. Что же, если не ты, так, значит, отец твой устраивает это?
Или, может, дед? А ведь именно так получается, если ты будешь отказываться. Дед твой заслуженный, уважаемый человек. Отец – тоже. Неужели ты хочешь, чтобы у отца на работе стало известно, что он посуду по дому бросает?
Мальчик плакал, но сознаваться по-прежнему не хотел. Казалось бы, что бы ему стоило, сразу бы всех в милицию – гора с плеч! Непонятливость его и упрямство очень огорчили взрослых людей в красивых мундирах с блестящими пуговицами и в погонах.
Тогда-то, когда следствие по полтергейсту окончательно зашло в тупик, кому-то пришла спасительная мысль – препоручить все науке. Ученые – народ любопытный, пусть и занимаются этим делом. Милиция же ни пьянства, ни хулиганства не нашла, значит, это не ее дело. Почти месяц понадобилось милиции, чтобы найти ученых, которые могли бы заняться этим делом. Однако, когда из милиции стали звонить в Академию наук и объяснять, в чем дело, на другом конце провода раздался такой же хохот, каким дежурный милиции ответил когда-то на звонок Анны Петровны. Администраторы из Академии наук не случайно оказались несведущи: кто из ученых занимается этой тематикой? Те, кто не один год изучают ее, не афишируют этого, чтобы не вызвать насмешек своих коллег и начальства. По словам доктора биологических наук, профессора Г. Гуртового, научное сознание оказалось совершенно не готово к феноменам подобного типа: «Срабатывает стереотип мышления, не принимающего иных объяснений, кроме привычных: либо жулик, либо сумасшедший… И многие боятся к этому прикоснуться – как бы репутация не пострадала».
Из-за этой паузы все время, пока развивались события, никто, по сути дела, не наблюдал их, если не считать самих пострадавших.
– Для того чтобы так не случилось и в дальнейшем – предлагает местный прокурор, – надо, чтобы в милиции и в прокуратуре был номер телефона учреждения, откуда сразу могут прислать группу ученых. Вооруженные приборами, они станут фиксировать феномен, как говорится, в самом начале.
То, что милиция, занимаясь феноменом, все усилия прилагает к тому, чтобы обнаружить злоумышленника, объяснимо не только профессиональной привычкой. Полтергейст сам как бы провоцирует это. Случайно или в этом есть некий скрытый смысл, но почти всякий раз в сфере феномена оказывается «носитель». Обычно им бывает подросток. Большинство происшествий происходит в его присутствии, и стоит ему удалиться, как число их падает или они прекращаются вообще. Не удивительно, что связь эта, очевидная или кажущаяся, бросается в глаза профессиональным сыщикам. Еще менее удивительно, что они пытаются найти объяснение этой связи.
Правда, делается это всякий раз сообразно уровню профессиональной квалификации. И приходится лишь сожалеть, когда квалификация эта оказывается прискорбно низка.
Но в чем можно, впрочем, упрекнуть рядовых милиционеров, когда единственное, что остается им, это быть лишь свидетелями происходящего при полном бессилии не только как-то пресечь это, но хотя бы как-то объяснить или понять самим, что происходит. Что могли они, например, сказать потерпевшему в селе Лянторском Тюменской области? Во время полтергейста у всех на глазах сам по себе по столу пополз бумажник. Когда же он остановился и его взяли в руки, оказалось, что из него неведомо каким образом исчезли 800 рублей. В присутствии четырех милиционеров с двенадцатилетней девочки исчез комбинезон, а с тещи – нижняя юбка и кофта, которые были на ней. Были, и через мгновение вещей просто нет.
Конечно, противоборство с конкретным, видимым противником, даже если для этого его приходится примысливать, куда легче, чем поединок с собственно полтергейстом, которого и увидеть-то нельзя. Такая удобная для следствия подмена и была сделана в случае с Алешей – вместо полтергейста объектом розыска оказался подросток. По той же схеме развивалось следствие по делу о полтергейсте и в городе Енакиево (Украина) зимой 1986/87 г.
На этот раз жертвой полтергейста оказалась семья, проживавшая в квартире большого многоквартирного дома. Все началось с появления в оконном стекле круглого отверстия с оплавленными краями, размерами с пятикопеечную монету. После этого в квартире начались обычные для феномена вещи – передвижение и полет предметов, падение мебели и т. д. Обстоятельством, которое отличало здешний полтергейст от большинства других, были пожары, которые вспыхивали спонтанно, но всякий раз в присутствии подростка Саши К. тринадцати лет.
Внезапно и беспричинно на глазах у всех загорались книги, ковры, одежда, в том числе дорогие и любимые Сашины джинсы. Мать Саши, школьная учительница русского языка, рассказывает:
– Окончательно перестала что-нибудь понимать после того, как, положив в стиральную машину белье, увидела, как оно начало воспламеняться. У нас в квартире все сгорело, – в глазах у женщины слезы, – живем в непрестанном страхе: если засыпаю, то дежурит муж. Если спят муж и Саша, то не сплю я. Боимся угореть, боимся сжечь весь многоквартирный дом.
Пожарные, вызванные по тревоге, приезжали в их квартиру девять раз. И несколько раз огонь вспыхивал в присутствии пожарных и милиции. Однажды пламя внезапно появилось в ванной. Минуту-полминуты все смотрели на поток огня шириной с полметра, который с ревом вырывался прямо из стены. Когда огонь прекратился, внезапно, как и начался, край ванны оказался слегка теплым, но краска на стене даже не обгорела.
Чтобы уберечь вещи, бывшие в доме, их пришлось распихивать кое-как по ящикам и чемоданам и вынести сначала просто во двор. Потом решено было переехать на время к Сашиной бабушке.
– В тот день, – рассказывает бабушка, – я помыла пол и мокрую тряпку возле стенки расстелила на просушку. И вдруг вижу, моя розовая тряпка чернеет, от нее идет дым.
– И верить не хочется и не верить нельзя, – комментирует сосед по дому, – если бы я не знал тех, у кого это происходит, подумал бы, что ради получения крупной страховки «химичат». Так у них-то имущество не застраховано, и люди они честные. Мы тридцать лет в соседстве живем. Все говорят, пацан виноват.
