Он повернулся и зашагал дальше.
— Смотрителями Земли, — повторил я и бросился догонять его.
— Это лежит на нас. На нашей ответственности. — Он раскинул руки, обращаясь к ландшафту вокруг нас. — Чти мать и чти отца твоего. Мать Землю и Отца Солнце. У человека знания нет выбора.
— И новые шаманы придут с Запада?
— Да, конечно, — сказал он.
20 октября.
Вчера вечером, после ужина, Антонио вытащил из маленького мешочка стручок с семенами мимозы. Я взглянул на опушку сосновой рощи, где мы остановились на ночлег, и узнал место, которое видел во сне. Deja vu.
— Вы воображали это?
Я осмотрел стручок. Высушенный, сморщенный, кривой, длина четыре дюйма.
— Я сновидел его, — сказал я.
— Вы вообразили его, — сказал он. — Мы вообразили его вместе.
— Сновидели вместе.
— Откуда происходит воображение? — спросил он. — Фрейд и Юнг чувствовали, что оно приходит из бессознательного и что бессознательное разговаривает с нами в наших сновидениях. Закройте глаза и вообразите. Закройте глаза и смотрите. Смотрите с закрытыми глазами. Сновидьте.
— Мы сновидели вместе.
— Он кивнул головой.
— Шаман часто начинает урок на этом элементарном уровне.
— Сознательно? — спросил я.
Он склонил голову над предметом, который держал в руке, и свет костра засиял на его серебристо-седых волосах.
— Не кажется ли вам, что это слово начинает терять свой смысл?
— Нет, — возразил я. — Я все-таки знаю, когда я в сознании. Это реальность моего опыта потеряла свою определенность.
— Плоскости реальности, — сказал он, не поднимая головы, — это уровни возможного осознанного. Вы можете скользить между ними. — Он поднял голову и взглянул на меня. — По собственному желанию.
Он наклонился и положил стручок в огонь. В стручке еще была какая-то влага, и когда она испарилась от действия жара, он стал коробиться, скручиваться, и его сморщенная поверхность потемнела, прежде чем вспыхнуть пламенем.
— Вы должны вернуться в джунгли. Завершить вашу работу на Западном пути.
— А на Южном я уже закончил?
— Нет. Закончить вообще невозможно. Помните, что Волшебный Круг — это круг. Огромная спираль. Вы вошли в мистический мир и столкнулись с элементами вашего прошлого. И начали сбрасывать кожу рационального мышления, которую носили все эти годы. Прошлое ослабило свою хватку на вас, и смерть ходит за вами, как тот кот.
Он слегка перевел глаза, и я обернулся и посмотрел через плечо в темноту.
— А еще есть этот орел, он все выжидает, чтобы броситься на вас и терзать. Вы должны вернуться к Рамону, вернуться к той лагуне.
Я кивнул, но Антонио покачал головой с сомнением.
— Не дурачьте себя, — сказал он. — Не думайте, что если вы помирились с вашим прошлым и освободили себя от страха смерти и от страха перед будущим, то вы уже живете жизнью воина и вступаете смело в свое настоящее, как человек силы. Пусть простота этой теории не станет вашей ловушкой. Настоящее не длится. Оно становится прошлым уже в то мгновение, когда мы еще наслаждаемся им. Вы пока что стоите в тени тайны. Это тень, которую отбрасываете вы. Ваша тень. Но человек силы и знания ходит по снегу, не оставляя следов. И не отбрасывая тени.
Он улыбнулся мне, глядя поверх костра.
— Многие, кто путешествовал но Волшебному Кругу, соблазнились его силой. И очень немногие завершают Круг, обращаются с древними предками и их знанием на Северном пути и превосходят их силу на Восточном пути, чтобы, наконец, стать людьми знания, детьми Солнца. И если вы хотите, чтобы метафора оказалась буквальной, обратите внимание на одну вещь, которая не отбрасывает тени.
— Что это?
21 октября
Единственной вещью, которая не отбрасывает тени, является Солнце.
Энергия и сознание — тоже? Энергия Солнца — это энергия всякой жизни, всякого вещества; потому что это вещество является энергией, которая образует все структуры, подобно тому как сознание формирует всякую жизнь.
Мы возвратились в Куско, и я заказал билет на утренний рейс на Пукальну.
24 октября
Приехал в Перу, чтобы изучать ayahuasca,a меня познакомили со Смертью. Приехал в Перу, чтобы найти шамана, и нашел полную комнату людей.
Завтра возвращаюсь в джунгли. Возвращаюсь в Сад.
Восемьдесят тысяч лет тому назад у нас появился думающий мозг, рассуждающая машина, которая поставила нас вне Природы. Одним гигантским скачком мозг почти удвоился по объему. Мы можем оценивать. Рассуждать. Думать. И рука Природы соединилась с рукой человека.
В ящике ночной тумбочки в моей гостинице лежит гидеоновская Библия.
«И сказал Господь Бог: «Вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно». И выслал его Господь Бог из сада Едемского, чтобы возделывать землю, из которой он взят».
Я возвращаюсь в сад, чтобы простереть руку свою и есть от дерева вечной жизни.
Разговаривал со Стефани. Очень далеко был ее голос.
Мне необходимо вернуться в Штаты для последнего редактирования «Мира целительства»; придется на самолетах наверстывать время, проведенное в джунглях.
Хочу встретить Антонио в аэропорту после полуночи, попрощаться. Надо ли? Антонио не пришел никогда.
Я звонил в школу, но мне никто не ответил. Я ожидал его до последнего мгновения, а затем сел в двухмоторный самолет до Пукальпы. Я рассчитывал, что вернусь через пять дней. У меня будет часа два в Куско перед полетом на Лиму и домой. Я, конечно, увижу его, возьму такси до школы, и мы попрощаемся перед тем, как я уеду.
И все же я не мог успокоиться. Почему он не пришел?
Так много нужно было сказать…
Когда смотрит рассудок, глаза не отвечают за результат.
Пьюбилиус Сайрус
На этот раз я успел на автобус в Пукальпе. У меня даже оказалось достаточно времени, чтобы постоять под старым Вестингхаузовским вентилятором и выпить стаканчик cuzcena в баре. Бармен помнил меня.
Я вышел на шестьдесят четвертом километре и поискал глазами банановую пальму, обозначавшую начало тропы, но она так разрослась, что я не мог отличить ее от других и пошел наугад.
В воздухе чувствовался какой-то странный запах, пробивавшийся даже сквозь едкие испарения джунглей. Этот запах поселился и на поляне вокруг хижины Рамона. Рамон был дома. Он стоял спиной ко мне, склонившись над толстым покрученным суком дерева на песке. Когда я вышел из чащи, он выпрямился, повернулся ко мне, и я увидел в его руке мачете. Мы стояли неподвижно на расстоянии тридцати футов и смотрели друг на друга. Я улыбнулся. Он только прищурился в ответ и закинул голову назад, разглядывая небо. Никаких признаков узнавания, удивления или дружелюбия. Он несколько раз потянул носом и снова взглянул на меня.
— Что это такое? — спросил я.
— Горит, — ответил он, глядя в землю и качая головой.
25 октября
Где-то далеко южнее, в тридцати или сорока километрах, горят джунгли. Между тягачами подвешены цепи, и жизнь выдирается и выжигается из джунглей ради того, чтобы создать пастбище для скота. Говядина нужна для пищевой промышленности США. Уничтожаются драгоценные леса, экзотические деревья твердых пород.
Рамон всегда немногословен, а сегодня молчит особенно упорно. Мрачен. Он здесь один, и я не знал, как спросить его о жене и дочери. Когда я все же решился, он только качнул головой в ответ.
— Нам нужен дождь, сказал он, и вот льет дождь.
Льет всю ночь, как из ведра; какой-то библейский потоп. Чтобы погасить огонь? Чтобы смыть белых людей? Как он себя чувствует? Злой, обиженный. Встретил меня неприветливо. Там горят джунгли, а здесь из джунглей выходит белый человек и поселяется в его доме. Неловко. Если так же будет утром, я уйду.
Я спал долго. Был почти полдень, когда я проснулся. Дождь закончился, и от джунглей шел пар. Что-то варилось в жаровне на костре. Рамона не было.
Я побрел к излучине речушки, туда, где когда-то купался и вел свой дневник. Я следовал за изгибами русла, брел водой, когда нельзя было пройти по берегу из-за буйной растительности. Так я петлял целый час и наконец увидел еще одну песчаную отмель и тропинку; я поднялся по тропинке и вышел на поляну в джунглях фугах в ста от речки. Там были развалины какого-то здания, похоже, небольшого храма, украшенные орнаментом джунглей: за восемьсот лет лианы въелись даже в гладкую поверхность гранитных блоков. Давление времени. Типичная литография девятнадцатого века из книги о путешествиях. В центре поляны видны были остатки костра, затушенного ночным ливнем. Кто здесь был? Рамон?
