— Мир твоему дому, князь. Я пришел не к тебе, а к лаоэру, Ангелу, у которого ты служишь отцом.
Восемнадцатый девятнадцатый, двадцатый и двадцать первый модули «Пилигрим», то есть «П-1», «П-2», «П-3» и «П-4», на самом деле были ремонтными капсулами, способными самостоятельно облетать основной корпус «Хазара» для общего профилактического осмотра, осуществлять длительный ремонт на его поверхности, а при необходимости выполнять роль аварийных двигателей. После выведения на околоземную орбиту четырех «Пилигримов» остро встал вопрос об укомплектовании экипажа квалифицированными астронавтами, ибо что такое «квалифицированный астронавт», толком не знали ни в США, ни в России, но и там и там считали, что это их граждане. В конце концов наступил день, когда президент США позвонил президенту России и спросил у него:
— Коллега, как вы смотрите на то, чтобы мы с вами подробнее ознакомились с результатами опытов по усовершенствованию природы человека вашего ученого Чебрака Алексея Васильевича?
— Никак — пошутил президент России и поинтересовался: — Кто вам сообщил о Чебраке и его опытах?
— Частично ЦРУ, частично пресса, но в основном это выяснилось путем коммерческих переговоров наших чиновников из НАСА и наших чиновников из всех правительственных структур понемногу, — не стал скрывать глава Белого дома и тоже пошутил: — Взятка плюс компьютеризация всей Земли делают бессмысленными усилия по сохранению государственных секретов.
— Хорошо, — согласился президент России, — почему бы и не ознакомиться. Только мне не понятна направленность этих опытов. Признайтесь честно, коллега, что вы надеетесь увидеть в человеке, природа которого усовершенствована в научных лабораториях?
— Именно его, — хохотнул президент США, — человека, природа которого усовершенствована. А вообще, что нам покажут, то мы и увидим.
Это было похоже на явь, тщательно замаскированную под сон, в котором священнодействовал одинокий, смертельно уставший от чародейства шаман. Какое-то радостно-грозное, чужеродное и для сна и для реальности вдохновение служило невидимому шаману бубном. Саша Углокамушкин, понимая, что он сейчас слишком всесилен, не понимал природы этого всесилия, но тем не менее наслаждался им. Он был погружен в розовое и безначальное эхо бесконечной эйфории, весь наполнен свежим, легким и навсегда восторженным равнодушием, в котором начало прорастать зерно будущего дискомфорта. Поэтому Сашино наслаждение всесилием имело пикантный привкус преступления, не имеющего никакой надежды на безнаказанность…
Алексей Васильевич Чебрак положил трубку и отошел от пульта связи с лаконичной надписью «имущество ФАПСИ», что-то бормоча себе под нос.
— Интересно, — оторвался от экрана, контролирующего внедрение зондального манипулятора в кровеносную систему Саши Углокамушкина, ассистент Алексея Васильевича, китайский Генетик, — а что если он обретет во втором рождении просветленность Будды?
— Коллега, — остановился напротив ассистента Чебрак и с укоризной посмотрел ему в глаза. — Мало того что вы китаец, так вы еще и китайский писатель.
— Я идиоритмик кеновитского имиджа, коллега. Судя по всему, словосочетание «китайский писатель» напоминает вам надпись на стене общественного туалета.
— Вы бываете в общественных туалетах? — Брови Алексея Васильевича от изумления взметнулись. — Так вы, кроме того что китайский писатель, еще и международный эстет западноевропейского толка? Я восхищен, коллега, вашей многогранностью. Теперь мне понятно, почему вы упомянули Будду, как элемент непросчитываемости.
— Вы завистник, коллега, — печально вздохнул китаец и вновь повернул лицо к экрану. — Но вы правы, ни Будды, ни Конфуция в этом объекте не будет. Я сам составлял для него дополнительную генетическую суть, и кое-какие виньетки генетического кода «вписал» наш французский коллега Винодел. Но все-таки иногда хочется помечтать и увидеть, как кто-то наплевал на расчеты и отменил их безжалостную суть.
— Ну вот, — проворчал Чебрак, вглядываясь в раствор жизни, наполняющий искусственное чрево с Углокамушкиным внутри, — ко всему прочему, вы еще и китайский поэт. Всё! — Он быстро подошел к энергоблоку, питающему электронную роженицу. — Начинаются схватки. — Алексей Васильевич подсоединился через шлем Фибоначчи к роженице, которая на профессиональном языке генетиков сумеречной иерусалимской исповедальни называлась «спиралями черного света». — Вот она, шумерская Нибиру. — Шлем скрывал голову Алексея Васильевича, оставляя открытыми губы и подбородок. — Если мы все правильно рассчитали, — прошептал он, — мы выведем в нашем объекте новую, не известную землянам генетическую память и заданность.
— Боюсь, это очередная иллюзия. — Китаец был взволнован, но не собирался отказываться от скептицизма. — А мы создадим очередного монстра, наподобие ваших «солнечных убийц», только внеземного происхождения.
— Видите ли, коллега, — Алексей Васильевич облизнул губы, — люди так и не сумели понять самих себя. Они даже не заметили, что эпоха предостережений Нового Завета подошла к завершению, и начинаются аккорды финала. А кому, как не нам с вами, понимать, что только избавление от эксклюзивной информации, скопившейся в генах каждого отдельно взятого человека, поможет нам выйти за пределы проклятого круга карантинной жизни.
— Молитесь, поститесь, кайтесь — и очиститесь, коллега, — вполне серьезно посоветовал китаец Чебраку, не отводя глаз от ставшего оранжевым тела Саши Углокамушкина, погруженного в более сложную и совершенную, чем человеческая, материнскую утробу.
— Это само собой разумеется, — досадливо скривил губы и дернул подбородком Алексей Васильевич. — Но обзавестись внеземной генетикой тоже не помешает. А вдруг в ней отсутствует код проклятия?
Полковник Абрамкин стоял возле гастронома «Ирландский дом» на Старом Арбате и мучился. На него обрушились проклятые вопросы бытия, чем-то напоминающие пять тысяч рублей месячного заработка для семейного москвича — умереть нельзя, но и жить невозможно. Но у полковника Абрамкина все было гораздо сложнее, ибо одно дело — заботы о карьерном росте в провинции, и совсем другое — здесь, в Москве, после того как сам президент прикрепил к твоей груди орден, а сам министр внутренних дел вручил тебе полковничьи погоны, обещание хорошей должности и посоветовал зайти в бухгалтерию за премиальными деньгами. Полковник тяжело вздохнул и с остервенением поежился. За десять минут мимо Абрамкина прошли десять полковников министерства обороны, пять полковников МВД а один в штатском подошел прямо к нему поздороваться. Он в один день с Абрамкиным получил погоны полковника из рук министра.
— Супругу ждете из гастронома? — посочувствовал полковник в штатском, кивая на «Ирландский дом». — Я тоже не люблю по гастроному в присутствии жены передвигаться. Она, когда я при ней, забывает о своей ответственности перед семейным бюджетом.
— А вы…
— А я вот все спешу, дел по горло. Завидую вашей неспешности.
Полковник в штатском попрощался и почти мгновенно растворился среди арбатских прохожих. Полковник Абрамкин остался стоять под дождем, без зонтика и головного убора, явно никуда не торопясь, но при этом выглядел так, будто готов пойти куда угодно.
Денег у Абрамкина не было, все премиальные, оставив себе тысячу рублей, он отправил семье в Сочи. И теперь лишь орден, прикрепленный к внутреннему карману пиджака, не давал ему спасовать перед очаровательной и неповторимой доброжелательностью московского равнодушия. А еще у Абрамкина, кроме ордена, под пиджаком был полностью оснащенный автоматический пистолет «Магнум», сорок пятого калибра, разрешение на который лежало в правом внутреннем кармане, вместе с удостоверением МВД. Замминистра МВД Егоров, перед тем как подписать разрешение, чертыхнулся и спросил у полковника:
— Зачем вам это оружие массового поражения. Сидор Абрамович? Возьмите что-нибудь полегче, он ведь килограмм весит, лучше гантелю в руках носить, чем эту болванку под мышкой.
— Да я уже привык к нему, — на всякий случай соврал полковник, — пристрелялся.
— Ну-ну. — Замминистра подписал спецразрешение, выдаваемое только в особых случаях особо квалифицированным сотрудникам. — Можешь пристреливаться и дальше, только отойди хотя бы на пару кварталов от здания министерства…
Костюм, водолазка и лакированные туфли не принадлежали Абрамкину до такой степени, что в этот день ему пришлось пережить самые унизительные минуты своей жизни.
— Ну и как, костюмчик не жмет? — остановился напротив Абрамкина мужчина с глазами заблудившегося в лесу теленка. Он окинул полковника взглядом и доброжелательно продолжил, указав на водолазку: — Это эксклюзив, я ее купил в 1991 году на лондонском аукционе за семьсот фунтов стерлингов, до этого ее носил Манчестерский душитель, приговоренный к пожизненному заключению, затем я, и вот, — он философски хмыкнул, — вы за мной донашиваете, да и туфли очень удобные. Я их купил на благотворительном аукционе в Сан-Франциско за три тысячи долларов, до вас их носил знаменитый русский еврей из Голливуда Савелий Крамаров, потом я. А в пиджачке, кстати, костюмчик двадцать тысяч долларов стоит, я его купил в Аргентине у вдовы Габриэля Маркеса, есть заначка, пятьсот долларов, может, отдадите мне, она вот здесь…
