Ознакомительная версия.
О: В суфийских обучающих приемах очень важное место занимают вызывающие утверждения, которые делаются для того, чтобы произвести многостороннее воздействие на слушающего.
Именно по этой причине сказал Мансур Халладж общеизвестную фразу: «Я — Бог!».
Если на Западе кто-то скажет несколько более современным языком: «Гитлер был великим человеком!», шок от этого заставит услышавшего немедленно среагировать [33]. Некоторых людей он в первый раз заставит понять, что это такое, услышать подобное заявление, и что это были за люди, которые говорили так. Он также поможет некоторым осознать, что, возможно, вопрос о величии Гитлера (или об обратном) не имеет отношения к их собственной ситуации. Некоторых он заставит осознать, что они одержимы этим «величием», или отрицанием его, открыв при этом, как посредством фразы можно приводить их мнения в действие. Кому-то он покажет, как почти любой набор слов может быть использован для «программирования» людей и для порождения в них «верования» или "противостояния".
Именно этот прием иногда использовался Омаром Хайямом и его школой.
Пока это не понято, Хайяма, конечно, нельзя понять, потому что некоторые ученые берут его слова в их буквальном значении. Когда он говорит: «Каждая фиалка была родинкой на щеке чьей-то возлюбленной», они, должно быть воображают, что это перевоплощение или поэтический образ, в то время как, в действительности, это «шок». В современной Хайяму культуре теория перевоплощения была ересью.
Суфийская литература полна такого рода обучающего материала, переживаемого на опыте. Наличие его эффективно отсеивает поверхностных и узко мыслящих людей.
Люди обусловлены так, что определенные замечания им нравятся, а другие — не нравятся. Это почти всегда полезно, пока не достигаешь той точки, где лицемерие пользуется господствующими положениями в человеке и дает ему возможность манипулировать ситуациями и избегать реальности. Кроме того, в каждой культуре есть примеры, когда условности не позволяют людям говорить определенные вещи, которые истинны, ибо, в противном случае, прослывешь неприличным, хвастливым или враждебным по отношению к другим. Такой вид поддержания статус-кво может быть как хорошим, так и плохим. Иногда он приводит к "видению как в туннеле".
Чтобы оказывать влияние в таких ситуациях или указать на ограничения принудительного обычая, некоторые величайшие суфии не уклонялись от риска подвергнуться всеобщему позору. Я думаю, что их вклад в этом отношении не имеет себе равных.
МОЛЧАНИЕ И РЕЧИ
Хороший пример находится в книге Худжвири Revelation of the Veiled (перевод Николсона, 1911):
«Я прочитал в Историях, что однажды, когда Абу-Бакр Шибли [один из наиболее знаменитых суфиев прошлого] проходил по кварталу Каркх в Багдаде, он услышал высказывание некоего обманщика: "Молчание лучше речей".
Шибли возразил: "Твое молчание лучше твоей речи, но моя речь лучше моего молчания, потому что твоя речь — тщеславие, а твое молчание — пустая забава, тогда как мое молчание — умеренность, а моя речь — молчание"».
Всякий, кто воображает, что Шибли действовал так, потому что у него был тяжелый характер, или он был нетерпимым, или не сдержался, нуждается в таком суфийском шоко-обучении, так как все еще не научился тому, что имеется возможность, что некто, кого он считает (в силу обусловленности) вышедшим за рамки принятого порядка, в действительности, выражает словами то, что фактически является точным описанием господствующих обстоятельств.
Основное возражение против предположительно неприличных слов заключается в том, что они плохо воздействуют на того, кто говорит их, или учат присутствующих быть «неприличными» и нескромными. В случае с таким человеком как Шибли, его статус был (и есть) таким, что первое невозможно, а второго не могло быть, так как Шибли был известен как всецело правдивый человек.
Эта позиция может показаться странной людям, не привыкшим к ней. Но, как гласит поговорка: «Странность [явления] — не опровержение [факта]».
Обусловливание в той же степени, что и невежество, увековечивает невежество человечества, подчеркивает Кхалили [34], когда говорит о мире и месте человечества в нем:
Зрители и исполнители на сцене — мы,
Сбитые с толку своими делами и делами мира,
Мы — марионетки в руке Времени,
Пускающиеся в пляс, едва зазвучит его мелодия!
Эмоциональные ожидания
В: Почему члены суфийской группы продолжают, иногда годами, читать книги и встречаться, явно ничего не делая, без какого-либо измерения своего прогресса и без понимания, как идут дела?
О: Такой группе надо «износить» эмоциональные ожидания. В ней, также, должны быть обеспечены условия, в которых неуместные и привычные ассоциации, особенности, привнесенные из других систем, могут быть проявлены и замечены, с тем, чтобы каждый мог видеть, что является главным, а что нет. Если члены группы не видят этого, то это вообще не суфийская группа. Большая часть ее видимой работы — это работа "подготовительной группы", что, впрочем, не означает, что она не может быть чрезвычайно важной: где еще вы получите такую возможность — переживать и наблюдать свои и чужие реакции вне социальных группирований, где эти уроки либо затушевываются, либо искажаются, обеспечивая поверхностными, плановыми выводами?
Если же вы обратитесь к опубликованным рассказам, которые иллюстрируют собирание людей вместе, эффект от взаимообменов для разоблачения недостойного или неуместного поведения или бесполезность поспешной интерпретации, то вы найдете материалы, опираясь на которые, вы сможете проверить поведение людей в такой группе, если являетесь ее членом.
Главная особенность, продемонстрированная спрашивающим — это особенность человека, который хочет чего-то ("прогресса" или "понимания, как идут дела"), не желая вести активное наблюдение и усваивать опыт, имеющий место в группе и с группой. Если обратиться к традиционной терминологии, хорошо знакомой людям всех культур (она используется в данном примере не как упрек, а как прием), то: у нас так много жадности, опережающей наши способности, так много неудовлетворенности, обусловленной жадностью и ложными посылками, так много лени, что человек становится потенциальной жертвой какого-нибудь эксплуататора, который может появиться и пообещать автоматический прогресс без усилий или правильного выравнивания.
Тому, кто стремится освободиться от моральных требований унаследованной им культуры, не нужно думать, что эти требования не могут иметь такой функции, как упражнение. Ему надо учиться заново другим возможным функциям традиционных принципов, и он может сделать это путем более глубокого изучения повествовательных и иллюстративных материалов и участвуя в самой предварительной групповой работе, занимаясь подобной деятельностью больше, а не меньше.
И, наконец, индивидуальный и внутригрупповой прогресс не всегда виден для всех участников по их желанию.
ОДЕРЖИМЫЙ МИРОМ
Сравните этот подход с подходом механистических религиозных людей, которые просто культивируют одержимость. Фаридуддин Аттар приводит историю о великой женщине суфии Рабийе. Она была больна. Один ученый пришел повидать ее, и сидя возле ее кровати, снова и снова доказывал порочность нашего мира.
Но Рабийя, которая могла видеть сквозь слова, сказала, что он, очевидно, очень любит этот мир. Люди говорят снова и снова, неважно, в приятных или неприятных выражениях, о вещах, которые они любят. Основное здесь — это привязанность к чему-либо, положительная или отрицательная. «Если бы вы не были привязаны к этому миру, — напомнила Рабийя этому человеку, — вы бы ничего не говорили о нем: ни положительного, ни отрицательного».
Поспешность выводов
ПРЕДПОЛОЖЕНИЯ могут встать между учащимся и тем, чему он мог бы научиться, если эти предвзятые мнения неверны или нефункциональны.
Предположения, что духовные пути должны принимать ту или иную форму, что следовать им должны люди того или иного типа, что ими должны обладать институты определенного типа, которые можно распознать, и т. д., - такие представления не только препятствуют учебе, но часто трансформируют ее в поиски предвкушаемого развлечения и поэтому, если не внешне, то фактически, способствуют превращению ее в отрасль индустрии развлечений.
Восточные мудрецы, чтобы установить связь с людьми, так сказать, самыми отдаленными, отращивали бороды и носили тюрбаны; другие, чтобы особо подчеркнуть синдром поспешности выводов, вели себя как помешанные; а иные, чтобы предупредить об опасности тех, кто был наиболее способен к учению, не делали никаких уступок их ожиданиям. Мошенники же и авантюристы, чтобы использовать в своих интересах эти расхожие предположения, всегда, не мешкая, подлаживались под них — говорили людям то, что те хотели услышать.
Ознакомительная версия.
