Надежда Зима - Код Нострадамуса: книга-расследование

Так почему же, спрашивается, именно этому ничем не выдающемуся человеку, жить которому оставалось считанные месяцы, посвятил Нострадамус самую важную (как мы увидим в дальнейшем) и самую необычную часть своей работы? И почему в так живо нарисованном им портрете Генриха не видно ни единой черты реального короля? Ответ, который напрашивается на все эти вопросы, невероятен. Однако мы считаем, что он единственно приемлемый в данной ситуации.

Нострадамус никогда не писал Генриху II, жадному королю и человеку, которого он не уважал. Он отправлял послание кому-то другому, но хотел, чтобы королевский дом сыграл роль почтальона, доставив письмо прямо до пункта назначения. Поскольку адресат его находился в далеком будущем, то никто лучше правящей верхушки Франции не мог гарантировать посланию сохранность в столь длительном путешествии длиною в несколько веков. Что же касается переводчика, то есть человека, который раскроет потаенный шифр и донесет его до ушей адресата, – то и он, несомненно, когда-нибудь должен был появиться. В нужное время и в нужном месте.

Каждый из нас немножечко пророк, каждому хоть как-то знакомо состояние предчувствия тех или иных событий. Чаще всего эти предчувствия обманывают, но ведь бывает, что и нет. Впрочем, прорицать самому и пытаться разобраться в чужих предсказаниях – это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Второй способ, если судить по нашему личному опыту, куда как безопаснее, тем более что и ответственность за то, что предсказание не сбылось, всегда можно переложить со своих плеч на могучие плечи первоисточника. И сколько ни говори людям, что нельзя просто так заглядывать в будущее, что либо оно непредсказуемо, либо знание о нем может оказаться вредным, но уж больно хочется заглянуть нам в свой завтрашний день еще до того, как он наступил, а потому и туманные центурии Мишеля Нострадамуса еще долго, наверное, будут будоражить вображение любознательных читателей и авторов всевозможных интерпретаций.

В нашем случае дело тоже обстоит примерно таким же образом, однако, не взваливая на себя бремя славы пророка, мы все же хотели бы сказать, что готовы нести ответственность за истинность слов Нострадамуса относительно наиболее значительных событий нашего ближайшего будущего. И у нас есть на это веские основания. В свете открывшихся нам новых фактов можно утверждать, что, на наш взгляд, наступило время, когда вместо невразумительного оккультиста перед нами должен открыться новый образ доктора Нострадамуса, образ ученого, который знал и отдавал себе трезвый отчет в том, что он делает.

Впрочем, давайте наконец приступим к поиску заветного ключа, позволяющего нам разобраться в невероятно запутанных катренах-четверостишиях, составляющих центурии, и прежде всего хотелось бы задать первый вопрос: а что, собственно, мы ищем? Что представляет собой этот заветный «золотой ключик» от несметных сокровищ пророка? Какая-нибудь тайная шифровка, позволяющая привязать четверостишия к определенным датам? Или, скажем, особый порядок расположения пророчеств? Известно ведь, что трудно искать какую-либо вещь, если мы даже не знаем точно, как эта вещь может выглядеть.

Перед нами лежат пророческие книги, десять с лишним центурий[1], в которых провидец зашифровал свое видение событий грядущих столетий. Более тысячи четверостиший, полупонятных или вовсе не понятных намеков и в довесок к этому еще два предисловия. Первое предисловие Мишель Нострадамус посвятил своему сыну Цезарю. Ну и что? Туману от этого стало не меньше, а даже больше. Почему, собственно, пророк то и дело намекает, что его сын способен отыскать ключ к центуриям, если, будучи отцом, он мог открыть ему этот ключ и без этого? Ну, на худой конец записку оставить, вместо того чтобы доверять информацию типографскому станку. Так нет же, Нострадамус пишет, что нет иной возможности, поскольку к тому времени, как сын достигнет нужного возраста, бумага успеет истлеть! Неужели в шестнадцатом веке бумага была такой нестойкой, что истлевала всего-то за двадцать лет? Что за ерунда?

Второе предисловие, известное как «Послание Генриху Второму» и вошедшее в десятитомный сборник пророчеств, подготовленный пророком к изданию при жизни, таит в себе еще большее число загадок. Само название уже способно навеять кое-какие подозрения – «Непобедимому Генриху, могущественнейшему и всехристианнейшему королю Франции, Второму». Очень интересно. Слово «второй», в латинском написании «SECUNDUS», в переводе на русский может иметь еще одно значение – иной, другой. К тому же, по верному наблюдению многих исследователей, слово «второй», если, конечно, это титул Генриха II, стоит совершенно не на месте. Если допустить, что такая погрешность Нострадамуса неслучайна, это название следует читать совершенно иначе: «Генриху, но не тому, который правил во времена Нострадамуса, а другому». Понимай как хочешь.

Нет, всякое может быть. Возможно, Нострадамус попросту поленился величать короля его настоящим титулом и потому исказил его. Вдруг он решил черкануть письмецо монарху просто так, на скорую руку, и ему было недосуг обращать внимание на правила этикета и на грамматику французского языка? Монархи они, как известно, очень добродушные ребята и запросто извиняют подобные оплошности, тем более что дифирамбы, коим провидец уделил чуть ли не половину послания, и вовсе сглаживают нехорошее впечатление от этой фривольности.

Все может быть, да вот беда – пророк, успевший уже убедиться в полнейшем равнодушии царствующего монарха Генриха Второго к своей персоне, не мог не знать, что Генрих и читать это письмо не станет. Не прислушался же он к отчаянному предупреждению провидца не участвовать ни в каких турнирах в 1559 году. Мало того что Нострадамус довольно живописно и точно описал сцену гибели короля за 4 года до того, как она в точности произошла, он еще и попытался предостеречь Генриха в личной беседе, но монарх оказался равнодушен. Заплатив пророку оскорбительно низкую цену, которой едва хватило на то, чтобы окупить дорожные расходы до Парижа, он навсегда забыл о Нострадамусе. Зато смерть недоверчивого и равнодушного короля заставила всех говорить о невероятных способностях пророка.

И все же, зачем было писать столь пространное и обстоятельное письмо тому, кто совершенно не испытывает интереса к данной теме? Тем более что речь в послании идет о таком отдаленном будущем, что для Генриха это и вовсе теряет всякое значение. Даже супруга короля, Екатерина Медичи, испытывающая к Нострадамусу мистическое уважение, и та отнеслась к этому туманному письму довольно сухо, ибо ничего не поняла из того, что там было написано.

Странно все это. Очень странно. «С тех пор как мое лицо долгое время было затуманенным, оно предстает сейчас перед божественностью Вашего безмерного Величества, с тех пор я был вечно ослеплен этим, не прекращая чтить и достойно почитать тот день, когда впервые перед Вами предстал, как перед необычайнейшим и столь человечным Величеством!» – пишет пророк, и остается только предположить, что он намекает на полученный им однажды снисходительный кивок, на смехотворный даже для уличных гадалок гонорар и на полнейшее невнимание к своей персоне со стороны монарха.

Дальше – больше. «Однако я ищу какой-нибудь оказии, с помощью которой я мог бы выказать свое доброе сердце и свободное мужество, чтобы Ваше светлейшее Величество узнало об этом». Самое удивительное, что письмо это Нострадамус решил опубликовать уже после смерти короля и едва ли он ожидал, что покойный Генрих будет более внимателен к его словам, чем живой. Вот и выходит, что письмо, скорее всего, имело какого-то другого адресата и не исключено, что этот адресат появился на свет только лишь в нашем столетии.

Итак, мы вкратце перечислили то, что, на наш взгляд, представляет наибольший интерес из всего литературного наследия доктора Нострадамуса. На сегодняшний день бытует мнение, что ключ к пророчествам следует искать применительно к тому, чтобы восстановить первоначальный порядок четверостиший, которые осторожный автор вполне сознательно перемешал и переставил местами. Достойная точка зрения. Логично было бы допустить, что если бы истинный порядок катренов был восстановлен, то перед нами сразу бы развернулась во всей своей полноте картина прошлых и будущих событий. К примеру, прочитали мы катрен, посвященный Наполеону, – стало быть, тот, который идет за ним, относится к более позднему периоду.