Ознакомительная версия.
– Зато ты отлично справляешься с ролью миссионера, – засмеялся Тед. – Я никогда не подозревал, что ты можешь так держать аудиторию. Правда, богословская часть сильно хромает, но при подобном вдохновении это не имеет никакого значения. Я начинаю думать, что ты ошибся в выборе профессии. Ты мог бы основать новую религию! И зарабатывать не хуже, чем у себя в банке. От жертвователей отбоя бы не было, а вот жизнь твоя стала бы намного ярче. Кстати, – он понизил голос, – ты видел, сколько мы собрали?
Я качнул головой:
– Красивая цифра.
– Красивая – не то слово. Семь пятерок! Семерка в нумерологии обозначает полноту, пятерка символизирует Силу. Мы находимся в полноте Силы! Опасаться нам совершенно нечего. Я потрясен. Карлито еще не прибыл, а уже так замечательно нас развлекает!
– Думаешь, это он все подстроил?
– Не думаю. Знаю.
– И когда же ты это успел узнать? – съехидничал я.
– Когда увидел, как он бросил тебя к поверхности пузыря. – Тед понизил голос.
– Куда? – не понял я. – Кто? Какого пузыря?
– Пузыря твоего времени.
Я непонимающе взглянул на Ловенталя; у него был вид сумасшедшего. Я испытал сильное желание бежать из номера, но тут же подумал, что и сам в этой ситуации произвожу впечатление не совсем нормального человека.
– Ученые считают время особой материей, но это не так, – продолжал Тед. – Время – это не материя, и не субстанция, и даже не математическая величина. Время – это пустота. Настоящая материя – это вечность. Время заключено в ней, как заключены пузырьки внутри океанской волны.
Разные пузырьки – разные времена. Смутная догадка, да даже не догадка – так, мимолетный намек, непонятный самим намекающим – содержится в фантазиях на тему путешествия во времени. Правда, фантасты слишком узколобо подходят к вопросу и отправляют своих персонажей лишь в прошлое и будущее. Больше намеков нам дает язык: в нем несколько настоящих, прошлых и будущих времен. К несчастью, никто не следует подсказкам языка, считая все грамматические построения чисто умозрительными. Но и все времена в языке – ничто по сравнению с миллиардами реально существующих разных времен. Впрочем, нет смысла описывать их и придумывать им названия. Даже думать о них не имеет смысла, потому что любое время – это пустота, в какие бы краски она ни была окрашена. Важно другое, а именно то, что есть время Теда, время Якова, время Карлоса. Каждый живет в своем пузыре и дышит только своей пустотой. Прослойка между двумя пузырями – вечность. И соприкоснуться с чужой жизнью – по-настоящему соприкоснуться – можно, только если оба одновременно поднимутся к границе пузыря и заглянут в вечность. Тогда им открывается истинное знание о сущности друг друга. Но это случается исключительно с магами. Штука в том, что обычный человек стремится к середине пузыря, потому что с момента рождения чувствует, как время давит на него. Отсюда и гипотеза о плотности и материальности времени. А это не время давит, это вечность сжимается вокруг пузыря. И дожимает его до полного растворения, что и называется смертью. Но настоящий маг никогда не будет прятаться в середину. Он всегда – у границ пузыря. Его взгляд обращен к вечности. Сидящий в середине несется неведомо куда, потому что волна несет пузырь. Тот, кто находится у края, сам направляет свое время. Именно это ты вчера и сделал. Но, разумеется, не самостоятельно, потому что самостоятельно подходить к границам времени умеют только настоящие маги. Кастанеда бросил тебя к границе твоего временного пузыря. Да и всех остальных тоже.
– А тебя почему не бросил? – спросил я.
– Потому что меня позвали сюда быть наблюдателем. Я и наблюдал.
– Ловенталь, – сказал я, помедлив. – Это точно не Кастанеда. Если, конечно, я ему не настолько важен, что он занимался мной все годы, что прошли с того первого семинара.
Я рассказал ему о бывших у меня прежде минутах, и о том, как я умело ими пользовался. Он был впечатлен, но все же не удержался от упреков:
– Бирсави, голодный маг не воспользуется магией для того, чтобы из ничего сотворить себе гамбургер. Он пойдет и купит его. Нет денег – заработает. Или залезет в карман приятелю, – он красноречиво посмотрел на меня. – Нет магазинов с гамбургерами – поймает какую-нибудь дичь.
– Но я же не маг, – возразил я.
– Но ты и не голодный! Неужели тебе мало денег?
– Теперь мало, – вздохнул я. – Все эти ловкие сделки, проведенные мной благодаря таким минутам, ни к чему не привели. Рынок упал, я остался без места. Не будь мой отец банкиром, мне бы пришлось начинать с самых низов. В следующий раз такая возможность представится не скоро, и никакие родственные связи мне не помогут.
– А что тебе все эти банковские махинации, если ты за вечер заработал столько денег? Да ты и больше бы заработал, просто это все, что имелось у твоих вчерашних слушателей. Будь у них миллион – они бы тебе и миллион отдали. И заметь: ты вовсе не преследовал такую цель… постой… кажется, я понял, в чем тут фишка!
Ловенталь сделал огромные глаза, вскочил с кровати и уже приготовился посвятить меня в свое озарение… но тут дверь распахнулась и вошла Касси.
За годы, прошедшие с нашей последней встречи, она стала еще красивее. Касси меня поражала всегда – да и не меня одного. Она обладала типом той южной красоты, когда из отдельных неправильных и не слишком гармоничных черт вдруг складывается совершенство. Это не была красота розы в цветущем саду, это была красота дикого цветка, одиноко растущего в горной долине. И как горный цветок, она была ядовита. Все, кто когда-либо сближался с Кассандрой Фьори, оставались отравленными ею навсегда. Увы! но в числе этих отравленных оказался и мой друг Тед Ловенталь. Их отношения длились долго и болезненно, а разрыв вышел резким и катастрофичным (разумеется, только для Теда). Полагаю, именно это и была та нелегкая, которая понесла моего друга в Африку. А ведь останься Тед в Йеле, он мог бы сделать блестящую ученую карьеру. Но Касси перечеркнула все.
На мужчин она производила ошеломляющее впечатление. Я понимал, зачем она понадобилась Кастанеде: одно присутствие Касси действовало на людей магически. Но зачем все это было нужно Кассандре? Она и без Кастанеды могла добиться любой своей цели.
– Вижу, не спите, – улыбнулась Касси.
– Давно не спим!.. – Ловенталь под действием ее улыбки одновременно как-то и расцвел, и сник. Мне было жаль видеть его в таком состоянии.
– Привет, Касси, – сказал я. – Позавтракаешь с нами?
За завтраком больше говорил Тед. Наши вчерашние приключения он выставил в самом красочном свете. Пачки денег и стопки монет на журнальном столике он демонстрировал с особой гордостью. Я слушал его, словно речь шла не обо мне, а о ком-то другом. Но его рассказ у меня не вызывал никакого энтузиазма. Я отчетливо понимал: мы впутались в какую-то странную историю; и теперь совершенно неясно, как из нее выходить. Я поделился своей озадаченностью с Касси.
– И что делать со всеми этими деньгами? – вздохнул я. – Вот еще забота.
– Как что? – изумилась Кассандра. – Отправить в Нью-Йоркскую миссию церкви Истинного Христа.
– А может, лучше отдадим в наш африканский фонд? – заканючил Тед. – Существующих средств нам хватит лишь на полгода…
– Ни в коем случае, – жестко прервала Кассандра. – Это жертва. А жертва должна быть принесена единственно тому, кому она предназначена. Тед, упакуй эти деньги и найди способ переправить их в Нью-Йорк. Как можно скорее.
Ловенталь тут же кинулся исполнять приказ. Хесус (бородатый бармен-мексиканец, оказавшийся хозяином отеля) договорился с одним из водителей грузовиков; тот как раз отправлялся в Нью-Йорк. Спустя полчаса после прихода Касси коробка, набитая долларами, отправилась в Церковь Истинного Христа. В качестве объяснительной записки Ловенталь вложил в нее небольшой листок, где не было ничего, кроме лаконичной подписи:
From Falling Angels.
Явление Кастанеды – эффектное, как всегда
Следующие два дня я никуда не выходил: было просто незачем. Хесус замечательно нас обслуживал. Завтрак, обед и ужин мы получали в номер. Скучать без общества тоже не приходилось: после моей триумфальной проповеди ко мне с утра до вечера шли страждущие души за советом и утешением. Ни с одним из них минута не повторилась – но на мою удачу, рядом был Ловенталь. Он щедро сыпал изречениями древних и новых мудрецов; и между прочим, давал довольно дельные советы. Я поражался тому, как хорошо он знаком с жизнью этого слоя общества. Не менее поразительными были истории каждого из посетителей. По сравнению с судьбой любого из них бытие типичного обитателя Уолл-Стрит было подобно существованию амебы – а ведь еще совсем недавно я считал, что подлинная жизнь кипит только на торговой площадке!
Ознакомительная версия.
