Не будем делать вид, что звездный код расшифрован. Я даже сомневаюсь, что здесь возможна в принципе расшифровка. Взаимодействие излучений человека и космоса — это в буквальном смысле слова «тонкая материя». А там, где действуют сверхслабые электромагнитные взаимодействия, вступает в свои права принцип дополнительности Нильса Бора. И здесь, пишет академик Казначеев, между человеком и косной материей возникает диалог света, который, увы, трудно расшифровать, потому что «свойства дополнительности при взаимодействии живого и косного вещества, возможно, имеют характер фундаментального естественно-природного принципа».
Поэты говорят о таком диалоге другими словами.
Тайна звезд терзает мозг человека, каждый луч становится колючкой тернового венца, вонзающейся в мозг. Небо и есть терновый, или, как сказал В. Катаев, «алмазный» венец каждого человека.
Вот Стрелец — охотник, он связан с Лебедем (царь Гвидон и Царевна-лебедь).
«Лебедь рвется в облака, рак пятится назад, а щука (созвездие Рыб) тянет в воду», — в известных строчках из басни И. А. Крылова движение зодиака. Рыбы — зима, а Рак — лето. Каждый тянет в свою сторону.
Ясно, что Лебедь из зодиакального круга времен рвется к выходу за пределы времени — «в облака». А «воз» Большой Медведицы «и ныне там».
Но вот что еще интересно: в созвездии Лебедя есть черная дыра. А может быть, поэты реально чувствуют какую-то связь с излучениями, идущими из той запредельной области. Державин в стихотворении «Лебедь» так рассказал о своем полете:
Необычайным я пареньем
От тленна мира отделюсь,
С душой бессмертною и пеньем,
Как лебедь, в воздух поднимусь.
В двояком образе нетленный,
Не задержусь в вратах мытарств;
Над завистью превознесенный,
Оставлю под собой блеск царств…
Не заключит меня гробница,
Средь звезд не превращусь я в прах;
Но, будто некая цевница,
С небес раздамся в голосах.
И се уж кожа, зрю, перната
Вкруг стан обтягивает мой;
Пух на груди, спина крылата,
Лебяжьей лоснюсь белизной.
Лечу, парю — и под собою
Моря, леса, мир вижу весь;
Как холм, он высится главою,
Чтобы услышать богу песнь…
Прочь с пышным, славным погребеньем,
Друзья мои! Хор муз, не пой!
Супруга! облекись терпеньем!
Над мнимым мертвецом не вой.
Нет, я не отождествляю поэтическую интуицию с восприятием тех или иных невидимых излучений, идущих от видимых и невидимых объектов на небе. Но обращать внимание на такого рода совпадения все-таки надо. Ведь любая неоткрытая закономерность выглядит поначалу как цепь случайностей. А таинственных «случайностей», связанных с отражением звездного неба в поэзии, как, вероятно, уже убедился читатель, накопилось более чем достаточно.
Небо таит в себе не только астрономические и космологические загадки. Это понимают многие художники и писатели.
Пусть мчитесь вы, как я, покорны мигу,
Рабы, как я, мне прирожденных числ,
Но лишь взгляну на огненную книгу,
Не численный я в ней читаю смысл.
В венцах, лучах, алмазах, как калифы,
Излишние средь жалких нужд земных,
Незыблемой мечты иероглифы,
Вы говорите: «Вечность мы, ты миг.
Нам нет числа. Напрасно мыслью жадной
Ты думы вечной догоняешь тень;
Мы здесь горим, чтоб в сумрак непроглядный
К тебе просился беззакатный день.
Вот почему, когда дышать так трудно,
Тебе отрадно так поднять чело
С лица земли, где все темно и скудно,
К нам, в нашу глубь, где пышно и светло»
(А. Фет)
«Иероглифы звезд» в отличие от букв бесконечно многозначны. Вот почему я испытываю почти физическую тошноту от популярных ныне разного рода астральных трактатов. В них однозначность, невыносимая для поэтического слуха. Вульгарные материалисты типа Бюхнера, Малешота и ученика их — тургеневского Базарова все же не так примитивны, как прямолинейные «астральные» толмачи. Там, где нет высокой поэзии, там нет неба.
Что ж я узнал? Пора узнать, что в мирозданье
Куда ни обратись, — вопрос, а не ответ.
(А. Фет)
Какую азбуку зорь составляют
Темные слова их?
Что они говорят звезде далекой?
Какие их уста называют?..
Мои внутренние моря
Остались без берегов…
(Ф. Гарсиа Лорка)
«Поэтическое творчество — тайна великая есть, такая же вечная тайна, как рождение человека. Слышишь голоса, а чьи они — неведомо… Ни у кого нет ключей к тайне мироздания. Нет их и у поэта». Гарсиа Лорка часто беседовал с не видимыми взором «черными лунами», и больше всего на свете его волновала космическая тайна земли. Как истинный поэт XX века он не навязывал звездам своего житейского смысла, поэтому его поэтическое слово обладает вселенской распахнутостью, как «внутреннее море» без берегов. Вот где космическая инверсия. Внутреннее — значит ограниченное снаружи; однако же нет — это по-земному, а при выворачивании внутренние моря души без берегов, как вселенная.
Если бы небо было ребенком,
Жасмины владели бы половиной ночи…
Но небо — это слон огромный,
А жасмин — это вода без крови,
И девушка — ветка ночная
На темном настиле без края.
(Ф. Гарсиа Лорка)
Вот истинная Метаметафора во всей своей многозначности и многослойности смысловых пространств.
Связь со звездами, вибрация между поэтом и небом, иногда видимая, иногда незримая, ощутима в каждой строке.
Поэзия — горечь,
Мед небесный, — он брызжет
Из невидимых ульев,
Где трудятся души…
Стихотворные книги —
Это звезды, что в строгой
Тишине проплывают
По стране пустоты,
Их пишут на небе
Серебром свои строки.
(Ф. Гарсиа Лорка. Перевод О.Савича)
Гарсиа Лорка часто видел «черные луны» и красно-зеленый спектр. Зеленый луч шел от незримого зеленого неба, а от поэта к небу поднималось красное излучение:
В глубинах зеленого неба
Зеленой звезды мерцанье.
Как быть, чтоб любовь не погибла?
И что с нею станет…
Сто звезд золотых, зеленых
Плывут над зеленым небом,
Не видя сто белых башен,
Покрытых снегом.
И чтобы моя тревога
Казалась живой и страстной,
Я должен ее украсить
Улыбкой красной.
(Пер. М. Кудинова)
В космическом спектре у Блока золотое мерцание. У Лорки преобладает серебряное свечение. В целом же возникает интересная оппозиция:
Блок — золотой — звездный
Лорка — серебряный — лунный
Блок чаще ведет разговор со звездами, а Лорка с луной. Золотой звездный меч Блока напоминает легенду про обоюдоострый огненный меч, отсекающий небо от земли со времен падения Адама. Не этим ли мечом рассек грудь пушкинскому пророку шестикрылый серафим?
Золото звезд — путь на небо. Серебро луны — забвение. Серебряный ластик луны, двигаясь по кругу небес вокруг земли, как бы стирает всю лишнюю суетную информацию, готовит к небу. Может быть. Альфа и Омега Тейяра де Шардена — это еще звезда-солнце и луна-планета земли. Язык луны темен и поэтичен. Вот стихотворение Лорки «Омега» — истинно лунная речь:
Травы.
Я правую руку себе отрежу.
Ожидание.
Травы.
У меня есть перчатка и» ртути, из шелка — вторая.
Ожидание.
Травы!
Не плачь. Молчанье — тишина, которую другие не слышат.
Ожидание.
Травы!
Открылись большие ворота.
Изваянья упали.
Трааавы!!
(Пер. Вл. Бурича)
Поэзия — код, которым небо обменивается с землей, подчиняется принципу дополнительности. Это особая ситуация, когда взгляд воздействует на источник света, изменяя его, а произнесенное слово настолько преобразует слух, что нельзя сказать, сотворен или отражен образ неба. Это и есть верный признак метакода и возникающего на его основе нового метаязыка поэзии.
«Второе сознание и метаязык. Метаязык не просто код — он всегда диалогически относится к тому языку, который он описывает и анализирует. Позиция экспериментирующего и наблюдающего в квантовой теории… Неисчерпаемость второго сознания, то есть сознания понимающего и отвечающего: в нем потенциальная бесконечность ответов языков, кодов. Бесконечность против бесконечности»
