На свадьбу мы наняли редчайший автомобиль ЗиЛ-111, это была переходная модель правительственного лимузина между ЗиСом и ЗиЛ-114 Водитель обиделся на меня за то, что я запретил украшать машину лентами, а мне не хотелось портить вид редкого автомобиля мишурой. Вполне достаточно было золоченых колец на крыше. Я всегда не любил широких гулянок, и на свадьбе у нас были только ближайшие родственники и друзья по институту. Гуляли у нас дома, плясать выходили на крышу магазина, продолжавшую наш балкон.
После свадьбы мы с женой уже жили дома, в моей комнате. То, что называют медовым месяцем, у нас прошло до свадьбы, а сразу после наступила суровая реальность. До защиты диплома осталось меньше месяца, а в этом огороде еще конь не валялся. У жены еще было кое-что – она делала научную работу. Мы с ней ходили изредка на их кафедру и что-то там делали. Я, как опытный в прошлом лаборант, помогал ей проводить испытания. В общем, что-то у неё подшивалось, а у меня был полный ноль. Примерно за неделю мы с ней вдвоем начертили мне около десятка ватманских листов тушью, еще неделю я писал свою пояснительную записку, а она свою. Одним словом к защите мы успели. Законным образом получили свои корочки и нагрудные значки с молоточком и штангенциркулем.
Дальше нас ждало свадебное путешествие… поневоле. Конечно, интересно было прокатиться на родину жены, в Барнаул, но даже, если б не хотелось, ехать по любому было нужно. В те поры, после окончания института, каждый вновь испеченный специалист получал направление на работу. Это направление имело силу закона, и ослушаться его было нельзя. Если только с согласия принимающей стороны. А кто ж такое согласие даст? им скажут, что? специалисты не нужны? Больше не дадим! Тогда мы считали это распределение жутким насилием над личностью. Сейчас бы такое насилие! Конкурс в ВУЗы вырос бы в разы.
У нас на кафедре ритуал распределения проходил примерно за неделю до защиты. В аудитории сидели «покупатели», а мы по одному должны были заходить туда. На дверях висел список вакансий. Первым пунктом шел строящийся на Урале комбинат, туда требовался главный инженер.
Нужно было несколько МэНээСов в отраслевой НИИ в Серпухов, два аспиранта на кафедру (но эти уже были известны). Остальной список был однообразен: «сменный мастер, сменный мастер, сменный… и т. д.» Я почему-то совершенно не желал работать на производстве. Я считал, что получать верхнее образование нужно только для того, чтобы работать в веселом творческом коллективе какого-нибудь института, а салить руки в масле и орать на рабочих можно и без него. У меня тут, естественно, была фора – в аудитории меня ждали аж два внеплановых покупателя.
Первым был начальник отдела института стекловолокна из Крюкова, это рядом с Зеленоградом. Очень интересный институт. Очень интересные ребята. И работа меня очень интересовала, но туда было далеко и неудобно добираться.
Вторым, верней второй была начальница отдела кадров из Проектного института (в аббревиатуре ГПИ). Тут было гораздо ближе и удобней, но работа скучнее. Два варианта. Это была с одной стороны комфортная, с другой стороны очень неприятная ситуация. В такие ситуации я много раз и потом, и до того попадал в жизни. Казалось бы, что тут плохого? Каждый человек хочет подстраховаться, иметь пару вариантов в сложной жизненной ситуации. Но весь вопрос в том, как из неё выходить, из этой ситуации? Идеально, мне нужно было решить заранее и сообщить одному из двух, что я передумал, что не надо на меня рассчитывать. Но не мог я тогда этого сделать, потому что не мог ничего решить до последнего момента, потому что чувствовал, что эта ситуация разрешима только Роком, или, если хотите Судьбой, но умом этого понять был не в состоянии. Я, только там, на официальном распределении, неожиданно для самого себя согласился работать в ГПИ. Мне было очень неудобно перед милым и хорошим парнем из Крюковского института, но что произошло, то произошло.
Парень из Крюкова уехал, по-моему, ни с чем, а эта наглая подруга из ГПИ, оказывается, взяла не только меня, но еще и двух наших девчонок: Бусю и Кузю. Но об этом я расскажу уже в другой главе.
А сейчас положение было таково, что мы с молодой женой должны были работать в разных городах: я в Москве, она в Барнауле, потому что она была направлена в институт Барнаульским Меланжевым комбинатом и пять лет получала оттуда повышенную стипендию, как отличница. Именно поэтому нам совершенно необходимо было ехать в Барнаул, предъявлять свои права на нерушимость семьи и получать согласие Комбината на отъём у него квалифицированного специалиста.
В Барнауле мне очень понравилась река Обь. Мы раздевались на раскаленном, ослепительно белом, песке, бежали в холодную, совсем недавно сошедшую с гор, воду, и выбегали греться на теплый песок, постепенно становившийся невыносимо горячим, гнавшем в опять в воду. На рассвете мы ходили к реке на рыбалку, ловили маленьких щук и стерлядок. Но сам город мне не понравился. И когда главный инженер Комбината, сказал мне, что отпустит мою жену в Москву и не очень переживает по этому поводу, но предложил остаться мне, пообещав сразу должность своего зама, я отказался.
Можно задним числом кусать локти и говорить, что я поступил глупо. Тогда все мечтали жить в Москве, но начинать работать в провинции, было гораздо лучше. На Урал, на тот самый строящийся комбинат распределился Начальник. Приехал он туда, правда, не главным инженером, а замом, но через три года или чуть более, когда его Комбинат начал реально работать, он стал его директором, а потом стал начальником управления развития, фактически замминистра Легкой промышленности СССР. Если б я согласился остаться в Барнауле, перспектива у меня была бы примерно такая же. В провинциальных, пусть даже областных или краевых городах не так уж много Начальников. Это совсем не то, что в Москве, где их тьмы и тьмы. К тому же, шикарная зона отдыха и охотбаза в горном Алтае, квартиру бы, конечно, дали не сразу, но…
Но нужно понимать, что судьбоносные решения от нас не зависят. Я отказался, и мы с женой вернулись в Москву.
С начала сентября я вышел на работу в ГПИ. В качестве рабочего места я получил стол с кульманом в общем зале. Что мы там делали непосредственно по работе, я помню плохо. Что входило в мои должностные обязанности? Ну, не помню, хоть убей. Зачем нужно было держать технологический отдел в количестве 25 человек, из которых единственным представителем мужского населения был я? мне чуть позже откровенно объяснил директор института. Женщины (все 24) всё время чем-то занимались, а мне делать было нечего с самого начала. Если бы задействовать всех по настоящему, можно бы было выпускать по проекту в месяц, но в ГПИ для такого раздутого штата просто не хватало работы.
Может показаться, что я брюзжу на несовершенство социалистической системы. Вовсе нет. Все эти НИИ, КБ, ГПИ и т. п. были волшебным миром для людей в них работавших. Конечно, всегда были дрязги, склоки и прочие пятна на солнце, но, главное, здесь был огромный творческий потенциал, который, к сожалению, использовался лишь на доли процента. Благодаря этому потенциалу мы первыми вышли в космос, имели лучшее в мире оружие, энергетическую систему и много еще чего могли бы иметь, но, видимо не судьба.
Большинство молодых специалистов, и я нисколько не был исключением, приходят на работу сразу после ВУЗа с большими амбициями. Их сразу приводит в замешательство тот факт, что порученную им работу мог бы выполнять школьник. И только с годами начинаешь понимать, что не так важно образование, как важен опыт.
Сначала мне было поручено изучить проекты института за прошлые годы. Я в какой-то степени изучил и попросил конкретной работы. Мне дали задание на месяц вперед. Я справился за неделю. Я помню ужас в глазах начальницы, когда оказалось, что в моей работе практически нечего исправлять. Опять мне пришлось изучать проекты минувших лет. Не сразу я начал понимать, что дело тут не в самой работе, а в некоем творческом процессе, включающем в себя всю жизнь института в целом. Я начал потихоньку знакомиться с другими отделами и службами. Сначала в курилке, в столовой, потом уже непосредственно. Я научился не надоедать начальству требованием работы, а делать вид, что занят целый день по самые уши.
Я приходил утром, раскладывал на столе «эффект присутствия» и уходил в курилку. Через полчаса примерно появлялся, брал какую-нибудь бумагу и шел согласовывать её со смежниками. Смежникам тоже делать было особенно нечего, и они рады были потрепаться на отвлеченные темы. Мы были в курсе всех происходящих событий не только в институте, но и в стране в целом. Обсуждались на серьёзном уровне все выходящие книги и толстые журналы, все спектакли и фильмы, я уж не говорю о футбольных и хоккейных матчах. Мы спорили до хрипоты на самые разные темы, иногда, конечно, и по рабочим вопросам, но гораздо реже. В целом было весело.
